И Виктор больше не мог удерживаться, он отдался эмоциям и чувствам, вырывавшимся из него. Поток безудержных и беззвучных слез, невидимых и не слышных для окружающих заполнил его и омывал изнутри, даруя неописуемое чувство внутреннего преображения и в нем свежести и чистоты, искренности веры, доброты, любви и полноты надежд.

И он знал, уже не мог усомниться в том, что его всеми забытое, как ему казалось сердце, сейчас соприкоснулось с Идеальной Душой Мира, которая всегда поддерживает своей любовью каждого из нас и во все времена, за всю историю, со дня сотворения мира.

«Ее желанный, спасающий голос не покидал никогда и нигде ни одного из нас. И даже в самые тяжелые и черные времена Она звала, Она уводила нас от скрывающихся губительных опасностей и глубоких пропастей. Она подымала нас в порывах Своей безмерной любви из самых бездонных мест наших падений и срывов. Ее голос звучал и не переставал звучать даже в ожесточенных сердцах во время кровопролитных, истребительных войн. Он поддерживал тех, кто находился в душных растлевающих душу застенках тюрем и лагерей, дарил бессмертную надежду и возлежавшим, в последнем своем дыхании на плахе, под топором палача. И все это Она –самая милосердная из милосердных, любящая из любящих, святейшая из святых – пречистая, пре-прекрасная Женственность.

И все это Она и все ради Нее и все ради всех и все ради всего! О Боже! Как же мне легко дышать и как упоительна эта мысль! Как прекрасна настоящая минута в предчувствии и преддверии вечного счастья! И очень хочется жить»!

Виктор сидел на заднем сидении такси и еле дышал. Нахлынувшие чувства и впечатления, образы и желания – все сливалось в одном восторженно звучащем возгласе, в одном радостном приветствии этому окружающему и всеобъемлющему миру и тому что здесь рядом осязаемому и уловимому и тому дольнему влекущему и зачаровывающему, хоть пока и не познанному, но уже узнанному и сквозящему в его романтических и поэтических мечтах сквозь во всю ширь его распахнувшееся сердце. Истинно говорю, что я услышал тихое биение Любящего Сердца. И услышал тихий шепот Творящего Дыхания. И в желанном ожидании почувствовал я нежность Святого Прикосновения. И знай, что мое сердце всегда открыто для Тебя и для всех и для нашей любви.

И я верю духовному учителю и верю его словам. И теперь знаю, что к каждой душе с открытыми для света дверями и к чистому его любящему сердцу придут солнечные гости с великими дарами дабы одарить его гостеприимство. И пригласят его на «Святую Вечерю» и еще на великий праздник для всеобщего сорадования и вышней любви, для божественного сотворчества вселенных и для вечной жизни.

О как же все тепло и радостно внутри, если бы не этот наползающий извне холод.

– Будьте добры, выключите кондиционер. Виктор обратился к водителю.

– Что-то стало очень холодно.

– Я его не включал, да и как можно мерзнуть, когда термометр показывает плюс двадцать семь.

– Неужели, но откуда тогда такой пронизывающий хо….

***

Недосказанное слово застряло и растворилось где-то в сумрачных лабиринтах безвременья, но он все же смог расслышать уносящиеся в небытие последнее эхо затихающего слога, но вот его значение? И о чем он хотел сказать или может хотел спросить? И этот вопрос – что же? – серьезно стал мучить его.

Но, нет – это же стало невыносимо! Это непередаваемо-ужасная мука! Пощадите! Смилуйтесь! Перестаньте! Не жгите мне глаза раскаленным железом и не позволяйте мне рвать свое тело истерзанными пальцами, но скажите мне наконец – о чем я говорил!?

А теперь уйдите, я очень устал. И пожалуйста дайте мне тишины. И еще позвольте мне умереть и не надо. Не надо! Слышите не надо, мне ни о чем напоминать!

Волна безумия захлестнула застигнутое врасплох беззащитное сознание Виктора. И ее во всю мощь разъяренная сущность рвала, терзала, душила его еле дышащую волю. И не оставалось больше сил и не было никакого желания сопротивляться ей. И вот он уже готов смириться, если бы только не – шок. – О, благодатное ничто, мир непроницаемых пуховых туманов и пьяного зелья. В последней бодрости моего засыпающего сознания пою тебе хвалебную песнь. И, наверное, я уже готов отдаться в твои мертвые объятия, с тем чтобы скорее позабыть эту терзающую меня боль и возможно даже и радостное счастье, и саму жизнь, но если бы только не..!

Нет! Мне нельзя! Нельзя, слышите? Я все вспомнил и узнал эти злобные и холодные глаза! И даже не пытайтесь больше меня остановить!

Виктор еще не успел полностью осознать всю сложность произошедших событий, но руководимый глубокими инстинктами, какой-то частью своего неосознанного, но более сильного Я, он выбил ногой заднее стекло автомобиля и на дрожащих руках вынес Артура в безопасное место. И вот только сейчас он смог трезво осознать и оценить всю сложившуюся ситуацию происходящего.

Сомнений больше не оставалось и не могло быть, потому что опять был слышен тот истошный вопль и душераздирающий плачь, опять этот по всюду витающий запах ужаса и как тогда, много лет назад, необъяснимого холодного страха, опять то щемящее давление сердца той жесткой болью, которую невозможно ни с чем спутать.

И тогда на какое-то мгновение Виктор был вынужден оставить все и уйти. И он ушел своим сознанием, своим Я в ту самую черную ночь первого своего боевого задания, в те враждебные джунгли, где умирающей жизнью уже правила развращающая смерть. И вот он снова увидел испуганные лица своих товарищей и опять почувствовал тоже рвотное отвращение от прилива горького вкуса свежей крови на своих губах.

Действительно, сомнений не оставалось, но осталось не забытым и не задавленным при этом чувство неисполненного долга и невыполненной задачи и с ними стыд. Именно то болезненное, стегающее чувство глубокого стыда перед товарищами и еще перед всем миром, которое грызло его всю оставшуюся жизнь. Та ответственность перед всеми, которую он так и не смог переложить или спрятать даже в самые тайные и секретные места его страдающей души.

И сегодня он уже не оправдывал себя перед ними и не пытался и винить распорядившуюся судьбу, ведь не для этого искал, но для того, чтобы в тайне от всех доказать себе и доделать то невыполненное, что не смогли они сделать тогда тридцать с лишним лет назад или же если в другом случае пусть пришлось бы разделить с ними их общую участь, дабы прах бы его покоился в уютной дремлющей тишине, а совесть была бы абсолютна чиста и ничем больше не запятнана.

И это вновь нахлынувшее и с большей ясностью осознанное чувство ответственности вдруг сжало все его существо, с неумолимой силой сдавив все то лишнее, что смогло бы помешать ему в выполнении святой для него задачи. И сейчас он ощутил, как каждый его мускул стал послушен ему и стал безошибочно реагировать на каждую его команду, каждая мысль стала работать только на сопротивление возникшему злу и не допускала больше ни малейшей слабости в горячих желаниях и уже никакое, даже самое неуловимое промелькнувшее мгновение всего вокруг происходящего не смогло бы больше ускользнуть от его обострившегося внимания.

И в этот миг, в очередной раз Виктор жаждал подтвердить о том, что он все еще оставался воином чести и святого долга, готовым в жертвенном порыве отдать для дела, все то оставшееся, все то сохраненное и накопленное в нем, что в понимании им ценностей было на много дороже его собственной жизни.

Ибо в нем жила святая идея спасения жизни многих и всех во имя Любви, как не раз любил повторять им об этом их духовный учитель. И сейчас она уже сияла и горела в его истосковавшемся сердце с такой силой, которая смогла в одно мгновение сжечь в нем все грязные и порочные его человеческие слабости, все сладостные его мужские желания и убаюкивающие от реальности красивые мечты.

Потому, что после затишья, уже прозвучал выстрел с вражеской стороны и он вынужден был воевать. И совсем не оставалось сомнений в том, что ему вновь придется обнажать свое боевое оружие. Ибо предстало для него роковое время в полной своей решимости и необходимости сбросить с себя то временно властвующее влияние смертельного страха, что витал над ним и широким открытым взором наконец посмотреть в глаза самой злобной тьмы.