- Ну что же... Можно закурить?
- Кури.
- А ты бросил?
- Давно.
Я поискал взглядом, куда стряхнуть пепел, не нашел ничего подходящего и стряхнул в ладонь. Молчание затягивалось до неприличия, надо было кончать этот нелепый визит, а меня что-то держало - за язык держало. Решился наконец:
- Нам срочно нужен врач. Со стажем работы на "скорой". - Подождал реакции Михаила - тот даже бровью не повел, словно ничего и не слышал - и добавил, ставя точки над "i": - В гермокамеру, в экипаж испытателей.
Теперь он отреагировал. Медленно поднял на меня взгляд, так же медленно поднес руку к шее, стянул фонендоскоп, положил на стол.
- Зачем вам нужен врач со стажем на "скорой"?
Пришлось объяснять начистоту.
- Мы перешли на атмосферу с повышенным содержанием углекислого газа. С обычной у нас ничего не выходят - система жизнеобеспечения получается громоздкой и тяжелой. До сих пор работали с одно - и полуторапроцентной атмосферой. Теперь нам нужно проверить работоспособность экипажа и системы в целом в атмосфере с содержанием углекислого газа в три процента.
- Что это вам даст?
- Чем выше в воздухе концентрация углекислоты, тем выше активность хлореллы. А, значит, на борту космического корабля ее нужно будет иметь меньше. Примерно прямая пропорциональность: на одного человека при однопроцентной атмосфере шестьсот граммов сухой хлореллы, а при трех процентах - соответственно меньше...
Услышав мою арифметику, Михаил странным образом преобразился.
- У вас есть проверенные данные? - он так и впился в меня взглядом.
- Конечно. Раз запускаем эксперимент на людях...
- Меня интересуют как раз люди, а не кролики. На людях у вас есть проверенные данные?
Я сам уставился на него в удивлении, откуда вдруг такая заинтересованность?
- Разумеется! Мы уже четыре года работаем с углекислой атмосферой.
Михаил встал. Машинальным жестом, словно успокаивая головную боль, потер ладонью лоб, еще несколько секунд - не веря, что ли? - смотрел на меня в упор, а потом повернулся и отошел к окну. Там, у окна, в глубокой задумчивости он стоял, наверное, с минуту, если не две. Я понял, что он обо мне забыл.
- Михаил...
И в то же мгновение ожил динамик на стене.
- Доктор Куницын, зайдите в диспетчерскую. Повторяю ...
Михаил вернулся к столу, взял фонендоскоп и приказал:
- Пойдем.
Я оделся, он тоже накинул на халат легкое пальто, нахлобучил шапку и распахнул, приглашая, дверь.
- Ты где живешь?
Я назвал адрес. Он кивнул: ясно.
- Подожди меня здесь, - указал рукой - на одно из кресел в вестибюле, направляясь в диспетчерскую.
Оттуда вышел почти тотчас. Сзади, за ним - помощник с чемоданчиком. Значит, на вызов.
- Поехали. Подбросим тебя домой.
Михаил сел со мной - сзади. Меня на сиденье мотало из стороны в сторону так, что я вынужден был цепляться за что попало: ехали с сиреной, на большой скорости. Михаил же на носилках сидел, лишь покачиваясь. Да и помощник его тоже сидел, не держась ни за что.
- Ожог, - проговорил парень, заметив, как меня мотает из стороны в сторону. - Торопимся. Шоферы у нас классные, только бы под колеса никто не попал.
Вдруг машина взвизгнула тормозами, меня потянуло направо, на стенку, отделявшую нас от водителя, а Михаил, словно ныряя, рывком открыл дверцу.
- Дальше сам дойдешь.
Когда я уже выбрался на тротуар, добавил:
- Я читал о ваших работах. Молодцы! И ни одного вопроса по физиологии эксперимента! Я-то, честно говоря, надеялся в его лице приобрести союзника...
- Здравствуй, Григорий Васильевич. - Для меня было полной неожиданностью, что он сидит в моей комнате. - Такая мерзкая погода... Лучше бы уж мороз, чем этот слякотный снег.
Он кивнул, не то здороваясь, не то соглашаясь, что погода и в самом деле мерзкая, и выразительно при этом поглядел на свои часы:
- У тебя часы не отстают, Стишов?
- Девять с четвертью.
- Да, - подтвердил он. - Девять с четвертью. Где программа?
Я разделся, повесил в настенный шкаф пальто, снял шапку, стянул шарф и только после этого протянул ему листки.
- Это все? - воззрился на меня Хлебников удивленно.
- Я не уверен, что и это нужно.
Он несколько секунд без всякого выражения - ни гнева, ни даже легкого недовольства - смотрел на меня, и я понял, что он ищет выход. Он слишком дорожил своей нервной системой и своим временем, чтобы тратить их - свою драгоценную нервную систему и не менее драгоценное время - на меня. Просто отложил в памяти, на одну из бесчисленных ее полочек, какой-то оргвывод, и когда-нибудь он его, этот оргвывод, извлечет оттуда. Когда-нибудь при случае. Но не сейчас. Сейчас не до этого. Сейчас у него горит земля под ногами - через два часа ученый совет, а идти на совет с пустыми руками никак нельзя.
Мне всегда доставляет удовольствие наблюдать, как Хлебников работает тут уж он действительно "предмет для подражания". Работает он в любой обстановке, в любых обстоятельствах: что-то прикидывает, перебирает варианты, отшлифовывает формулировки. Покончит с одним делом, отложит в. памяти результат - принимается за следующее. Он и сейчас, разглядывая меня, работал: расставлял по пунктам программу действий, комплектовал экипаж испытателей, подбивал баланс по фонду зарплаты...
Он сидел за моим столом - воплощение собранности и организованности: белоснежная рубашка, модный пестрый галстук, модный в темно-серую клеточку костюм (во всем отделе Хлебников был единственный, на кого не распространялось "железное", им же неукоснительно поддерживаемое правило ходить только в белом или синем халате - по профессиональному признаку. Правил нет без исключений!), модные квадратные очки, модная, под "молодежную", стрижка. Туфли, я не сомневался, у него тоже модные. Он терпеть не мог неряшливости, разболтанности, опозданий, многословия... Много чего он не терпел и много с чем боролся как мог, но никогда при этом не повышая ни голоса, ни своих прав начальника отдела. Он знал, что можно, а что нельзя, он знал цену себе и каждому из нас, своих подчиненных, и переубедить его в чем-то было невозможно. Он был из числа людей, считавшихся с фактами лишь постольку, поскольку их можно истолковать так, как надо. Для дела. Впрочем, он таким не был, а стал. Стал после смерти Сварога.
