И уже совсем галантно поднес мне первой:
- Выпей за знакомство.
Так и познакомились. Капитан подводной лодки - Забиров и сотрудник Института физики Земли - Зеликман. Оказывается, корабли уже пришли, спирту, действительно, полно, - не пить же одним, и эти пираты угнали автобус и понабрали матросов, блуждающих в самоволке.
До утра бузили на базе, а чуть свет они увели меня с собой в порт. С тральщиков кричали-приветствовали Забирова, всеобщего любимца, легендарного капитана, которому даже начальство спускало лихие подвиги. Он провёл меня по своему Наутилусу, там в каюте уже собралась компания.
- Дочка, наливай! Сначала себе. Молодцом! Бороде. Мне. Теперь можно остальным.
"Остальные" смотрели на меня во все глаза, особенно одна, - у неё были очень любопытные круглые очки на круглых щеках:
- Интересно у них принято в татарском семействе...
Наташка Ермакова, Ермачиха Тимофеевна, кстати, пить она умела похлеще меня.
Вечером повалили все в ресторан.
От пирса тянется странная шеренга девиц, я не сразу поняла, выкрашенные, будто в витрине вывешенные... Моряки хватают их с краю по одной и прямым ходом "в ресторацию", конечно, ведь суда заходят в порт на ночь, а то и всего на пару часов.
И гремит из репродуктора:
Деньги советские
Крупными пачками...,
модная тогда у радио-хулиганов песенка.
Портовый-фартовый город Корсаков.
- Вот, официанточку нашёл, - представил меня экспедиции Эмма Зеликман, - дурочка, но ничего, на кухне справится, посуду помоет...
Учёные мужи, всё больше мои ровесники-студенты, но бородаты и "обветрены как скалы", приглашают наперебой танцевать, кто ущипнет, кто в щёчку чмокнет:
- И чего тебе этот лысый дед? Вот я -а-а!..
То-то у них вытянутся лица, когда мы встретимся на базе. А в городе меня потом будут останавливать оркестранты, когда Эм уедет:
- Простите, Вы ведь та девушка с трубкой? А где Ваш экзотический бородач?
Эм заказывает музыку. Я смотрю, ведь он здесь в экспедиции вовсе никакой не начальник, но он заказывает музыку.
Мне кажется, я попала в приключенческий роман.
Мы уходим с Эмом на берег, к морю. В какой-то момент раньше, может, когда наши глаза встретились, у нас вспыхнул спонтанно, как это бывает у двух людей, затеялся разговор, бесконечный разговор... как о чём? - о себе, о мире, и как мы вместе этот мир воспринимаем.
Он якобы желчен и зол, как велит ему жизненный опыт. Я восторженно влюблена во всё вокруг. Думаю, он немножко дразнит меня...
Но ведь это егo родня один за другим сгинула в 30-х годах. Но ведь это егo, добровольца, семнадцатилетнего парнишку-еврея на фронте посылали вперёд, в спину ему целились свои же.
Я, конечно, верила ему, однако такой он озорной злоязычник, что просто не может быть злым. Ну и не все же вокруг негодяи!
Мы бродим по берегу, поднимаемся в сопки, возвращаемся в город. Там заглядываем в книжные магазинчики, в комиссионные лавки, разыскиваем скупки.
- Подожди, увидишь, какой там кладезь уникумов, тебе ведь этого и подавай.
В первой же скупке, притаившейся в старом японском доме, выставлен в витрине штопор с корявой ручкой. "Цена 0,1 коп." - значится на клочке в косую линейку.
- Заверните нам десяток, пожалуйста.
- Он у нас в одном экземпляре.
- Тогда на оставшуюся сумму приложите ценник.
- Не могу, это государственная бумага.
- Хорошо, берём так, сдачи не надо.
В другой скупке по такой же цене нам удалось накупить целую гирлянду "менингиток" - шляпок из краше- ных в ядовитые цвета куричьих перьев. На улице Эм раздаривал их прохожим, приплетая затейливые истории. Никто не отказался, а кто и поспешил поведать, как он обойдётся с подарком, состав семьи, краткую биографию и вообще взгляды на жизнь
- Ну вот видишь, как же ты "не любишь людей"? Да они готовы бежать за тобой.
- Чур меня, чур!..
Мы заходим в кафе. Во всю стену плакат:
"У нас всегда кофе с коньяком!"
- Пожалуйста, два коньяка, кофе можно совсем не давать.
- Без кофе не подаём.
- Хорошо, два кофе, коньяк отдельно.
Через десять минут:
- Повторите пожалуйста.
Через десять минут:
- Два кофе с коньяком, пожалуйста.
Через десять минут:
- Два ко...
- Возьмите хотя бы булочки, только что испекли.
- Хорошо, и два кофе с коньяком.
На столе у нас теснятся чашки с кофе, булочки, уже какие-то пирожные, ..., а разговор длится, длится...
- Видишь, вон зашла краля, сама себя боится, а ведь всех презирает.
- Эм, но ведь это с испугу. Девушка, можно Вас пригласить за наш столик?
Выяснилось, что девушка Валя - из села, привезла какие-то отчёты по животноводству, в первый раз, трусит, конечно. А ещё у неё сегодня день рождения, но поехать было некому...
Мы дарим ей книжку стихов.
- Три кофе с коньяком, пожалуйста. А для Вас, хорошая девушка Валя, все эти именинные постряпушки. Поздравляем!
В общем, кафе досрочно закрылось на обед, и персонал присоединился к празднику.
- Нет, послушайте, я ему говорю, - коньяк без кофе не подаём. А он, главное, - хорошо, два кофе, пожалуйста... Ха-ха-ха! И так три часа к ряду.
- А я, - булочки, говорю, свежие, а он...!
День ли, ночь, мы бродим по городу, уходим в сопки, сидим у костра, спускаемся к морю. Там, на отливе корейцы собирают водоросли, ловят креветок. Мы тоже собираем всякую всячину: поплавки от сетей, японские игрушки, башмаки, бутылки,..., гоняемся за крабиками, - они так смешно затаиваются среди камней,...
Незаметно оказываемся мы в беседе с корейцами, и уже у кого-то в хижине, а родня его осталась в Японии, сам бежал...; а у другого - угнали всех в Казахстан...; но вот у них есть свой писатель известный, Ким, отсюда, да ..., всю правду пишет...
День ли, скорее ночь... Из темноты выходит девица, просит закурить.
- Парнишки, вас двое, а я одна. Пойдёмте со мной!
Эм считывает с моей пылающей физиономии острейший интерес и всё тот же всеобъятный восторг:
- Что ж, веди. Как величать то?
- Маринка.
Таких множество в Корсакове старых брошенных японских домов, двухэтажные с галерейками, обшарпанные, стёкла выбиты, обрывки толя хлопают на ветру, но там-сям окно завешено тряпкой, или мерцает свеча.
В таком вот доме нас и встретили отчаянным визгом, объятиями. В полумраке, в кромешном дыму маячат тени девиц и матросов, там, в глубине кровать..., - Батюшки святы! Так ведь это притон! А ты будто другого чего ожидала? - отвечает мне бесовское сверканье в Эминых глазах, его облепили девицы:
- Девушки, не всё сразу, будем дружить, вот у меня тут гостинец для вас....
- Ах, какой молоденький, без усов! - это, оказывается, ко мне, Красавчик, наливай, выпьем на брудершафт.
На второе колено мне плюхается ещё одна Маринка, они все здесь почему-то Маринки, целует меня:
- Выбирай скорее, красюк, сейчас ложе освободится, а может втроём попробуем?...
Я что-то несу несусветное, совсем обалдели бабы, не признают, подливаю им, разыгрывая бедового парня, ну а дальше-то как быть?...
Эм вовремя стряхивает с меня девок:
- Всё, Маринессочки, побаловались и хватит. Море зовёт. В следующий раз.
- А ты говоришь, Вселенная дна не имеет. Полюбопытствовала? - Это уже мне, на улице.
Мы бродим по городу, по берегу моря, кругами, кругами. Те три дня, что оставались Эму до отъезда, спрессовались, будто это один непрерывный рассказ, и мы в нём сразу участвуем, всё, что было, срослось с тем, что есть, судьбы чужих людей вплавились в нашу нераздельную тоже сейчас жизнь, и только музыка беспрерывного разговора льётся, течёт и никуда не приводит.
Эм приезжал на Сахалин в отпуск, просто потому, что ещё не бывал здесь, ну и поработал заодно. Перед отъездом он препоручил меня некоему Игорю Галкину, застёгнутому в костюм до строгого воротничка: