Были также внутренние бои. Специальный отдел намеренно отозвал любую помощь, которую могли оказать их агенты, чтобы защитить меня от БСО. Их источники сообщали моим источникам о заговоре Адэра с целью нападения на меня. Тем не менее, вплоть до моей отставки никаких официально задокументированных угроз моей жизни от Специального отдела ко мне не поступало после моей помощи сэру Джону Стивенсу. Это опечалило меня, но, конечно, не удивило. Благодаря моему сотрудничеству с 3-й группой Стивенса, Специальный отдел больше не был заинтересовано в том, чтобы помогать мне опережать Адэра. На самом деле, у меня были веские основания полагать, что некоторые из их наиболее зловещих элементов были вовлечены в раскручивание роты «С» БСО и направляли их в мою сторону. Это подвергало опасности мою жизнь, жизни моей жены и детей.

В январе 2000 года я узнал из источников Уголовного розыска, что Адэр даже подумывал послать своих дружков в нашу деревню в Баллироберте, чтобы схватить одного из моих сыновей. Намерение Адера состояло в том, чтобы привязать ребенка к фонарному столбу с надетой на колено повязкой и плакатом «Наркоторговец» на шее. Он сказал одному из своих очень близких соратников: «Это засунет голову Джонти ему в зад».

Он был прав. За все мои 30 лет службы в полиции я никогда не чувствовал себя таким уязвимым, как тогда, когда понял, что мне придется присматривать за своими детьми каждую минуту бодрствования. Это стало невероятным бременем как для Ребекки, так и для меня. Это также означало, что мы должны были усадить наших маленьких мальчиков и объяснить им как можно нагляднее, что они должны быть постоянно начеку в случае появления незнакомцев пешком или в машинах. Они не должны были никому открывать входную дверь. Даже полицейскому или священнослужителю. Люди из роты «С» Адэра успешно использовали обе эти уловки, чтобы получить доступ в дома других лиц, на которых они были нацелены. На момент этих угроз Адаму еще не было шестнадцати, а Саймону было тринадцать лет. Ни один ребенок не должен жить в тени такого ужаса.

Хотя Адэр был в сентябре 2000 года посажен в тюрьму, мы знали, что это не помешает ему организовать нападение, используя своих сообщников на свободе.

Вечер 4 октября 2000 года был холодным, но сухим. Мой тесть позвонил нам домой, чтобы пожелать всего наилучшего во время нашего трехдневного отпуска в Йорке в Англии. Наш младший сын Саймон остался ночевать в доме одного из своих друзей на время нашего отсутствия. Наш старший сын Адам должен был остаться один в нашем доме в Уиллкрофт-Медоуз, Баллироберт, недалеко от Балликлара в графстве Антрим. В то время ему было шестнадцать лет.

Адам только что уехал на своем мопеде навестить одного из своих друзей, который жил всего в нескольких милях от нашего дома. Он наслаждался своей новоприобретенной независимостью на своем скутере «Ямаха». Это было настоящим благом: ему больше не нужно было ждать, пока я или его мать доставим его туда или сюда. Адам всегда проявлял некоторую степень здравого смысла, которую редко можно было встретить у мужчин на много лет старше его.

Мальчики всегда жили с вездесущим призраком терроризма в своей жизни. Они тоже придерживались фаталистического отношения к неоспоримой угрозе смерти. Мы старались держать младшего, Саймона, в неведении, насколько это было возможно. Адам, однако, всегда был осторожен и чрезвычайно бдителен, находясь рядом с нашим домом. Он очень заботился о своей матери и брате. Сколько он ни жил, он спокойно относился к тому факту, что нам приходится жить в настоящей крепости. У нас были пуленепробиваемые окна и двери. У нас была сигнализация, которая предупреждала нас о любом приближении посторонних к нашему дому. Эти инфракрасные лучи освещали переднюю и заднюю части нашего дома. Мы не могли открыть большие окна. У нас в доме было только два окна, которые открывались, чтобы мы могли выбраться из дома в случае пожара. По всему дому были расположены три тревожные кнопки. Как только они были запущены, их функция была двоякой. Во-первых, они включали все наружные системы безопасности и начинали очень громко кричать. Крысы ненавидят шум и свет. Это в равной степени относится и к человеческим крысам, которые рыскали по домам сотен сотрудников Сил безопасности, таких же, как мы. Во-вторых, тревожные кнопки были прикреплены к радиосигнализации «Соколиный глаз», которая немедленно отправляла сигнал тревоги непосредственно в местные полицейские машины. Каждому «Соколиному глазу» был присвоен номер и привязан к местному адресу. Местная полиция могла бы отреагировать на это в считанные минуты. Этот «Соколиный глаз» действовал, как и другие меры безопасности, более одиннадцати лет. Он хорошо функционировал во всех случаях, когда его тестировали в течение этих одиннадцати лет, посылая сигнал в региональное управление Белфаста и непосредственно в патрульную машину местного участка.

Надежность этой конкретной радиосигнализации была широко известна. В отличие от своей предшественницы, «Сороки», ей не требовался второй выделенный телефон. «Сорока» устарела, потому что террористы могли «глушить» ее своими звонками. Были случаи, когда террористы Временной ИРА поступали именно так, прежде чем нападали на сотрудника сил безопасности в его доме и убивали его. Так что «Соколиный глаз» был, пожалуй, самой надежной из наших мер безопасности.

В тот вечер мы с Ребеккой были одни дома, когда услышали постоянный звуковой сигнал, который немедленно предупредил нас о том, что кто-то приближается к дому. Если бы это было животное, оно издавало бы совсем другой прерывистый звук. Кто-то приближался к дому. Огоньки на панели сигнализации указали мне, что, кто бы это ни был, они приближались к входной двери.

«Интересно, не забыл ли мой тесть чего-нибудь», — подумал я. Мы знали, что это определенно был не Адам, потому что мы бы первыми услышали шум его мопеда. Мы с Ребеккой были в нашем кабинете, пытаясь организовать прокат автомобилей для встречи в аэропорту Ливерпуля на следующее утро. Наши чемоданы были упакованы, и мы готовились к трехдневному пребыванию с друзьями в Падси в Западном Йоркшире. Мы намеревались ежедневно ездить на скачки на Йоркский ипподром. Компьютерный интернет-провайдер продолжал выходить из строя как раз перед тем, как мы смогли завершить транзакцию аренды с помощью кредитной карты. Мы были настолько поглощены всем этим, что террористы или терроризм были последним, о чем мы думали.

— Посмотри, кто это, — беспечно сказала Ребекка.

Дверь кабинета находится всего в нескольких минутах ходьбы от прихожей. Пройдя это короткое расстояние, я услышал тяжелые шаги на бетонном крыльце. Затем кто-то снаружи предпринял решительную попытку открыть нашу бронированную входную дверь. Я остановился как вкопанный. Затем все начало происходить как в замедленной съемке. Шторы в холле были полностью задернуты. Я не мог видеть, кто там был. Но что не менее важно, они не могли меня видеть. Затем, кто бы это ни был снаружи, он предпринял решительную попытку открыть почтовый ящик в двери. Это был не друг. Мои друзья и семья знали, что этот почтовый ящик не открывался. Я почувствовал, как волосы у меня на затылке встали дыбом. Я замер. Ребекка не подозревала о драме, которая разворачивалась в такой непосредственной близости от нее. Я был всего в нескольких футах от входной двери, когда услышал тяжелый металлический «бряк» — террорист положил на бетонное крыльцо перед входной дверью то, что позже будет описано как самодельная бомба.

— Кто это?

Голос Ребекки вернул меня на землю. Я отступил от входной двери на несколько футов. Внезапно раздался громкий взрыв. Это было оглушительно. Тяжелые украшения, которые стояли на подоконнике, полетели в мою сторону. Воздух был полон паров от взрыва. Занавески в холле были в огне. Я слышал, как Ребекка кричала у меня за спиной.

— Не выходи на улицу! — крикнул я.

Временная задержка между металлическим стуком и взрывом устройства была настолько короткой, что у террориста не было ни малейшего шанса спастись невредимым. Я не мог пошевелиться. Что-то, страх, инстинкт, предчувствие, называйте это как хотите, но что-то подсказывало мне не выходить на улицу. Ребекка протянула мне огнетушитель.