Макки был обвинен, а позже осужден за хранение информации, которая могла быть использована террористами в Королевском суде в здании суда на Крамлин-роуд. Я был рад видеть Винсента Макфаддена. В последний раз мы разговаривали, когда Брайан Нельсон «сломался» во время допросов с детективами Винсента. Нельсон утверждал во время интервью, что он работал на Силы безопасности. Он, по-видимому, верил, что этот факт спасет его от судебного преследования. Он разговаривал не с теми детективами.
Нельсон признался в выходные, и Винсенту нужно было связаться со старшим руководством КПО в штаб-квартире КПО просто для того, чтобы сообщить им об этом очень важном событии. Он попросил у меня номер домашнего телефона самого старшего офицера КПО, дежурившего в те выходные. Я дал ему номер. Я понимал, что признание Брайана Нельсона поднимет переполох. Еще в 1990 году 1-я группа Стивенса прошла сквозь «Ассоциацию обороны Ольстера» и «Борцов за свободу Ольстера», как нож сквозь масло. Было приятно видеть, как эти бывшие крестные отцы лоялизма один за другим «ломаются» этими решительными детективами. Когда с них была снята защита, их было легко подшить в папочку. Правда в том, что их вообще не следовало защищать. Некоторые из задержанных были виновниками большей части горя, причиненного БСО на протяжении многих лет. Они были движущей силой тех приспешников, которые на самом деле совершили убийства.
Винсент Макфадден и его люди беспристрастно и очень хорошо служили общественности Северной Ирландии во время того первого расследования. То, что он снова вернулся к 3-й группе Стивенса, было хорошим предзнаменованием для всех. Как говорят детективы, Винсент выделяется как, возможно, один из самых способных в свое время. Его упорство и мастерство детектива упоминаются в книге о криминальном профилировании, написанной новаторским специалистом по криминальному профилю Дэвидом Кантером.
В течение этих первых нескольких минут Винсент спрашивал меня о самочувствии моего бывшего партнера по уголовному розыску Тревора Макилрайта. Должно быть, он пожалел, что спросил, потому что я объяснил, как плохо с Тревором и его семьей обошлись в КПО. Винсент попросил меня передать Тревору его наилучшие пожелания.
Джон Стивенс, руководитель расследования Стивенса, присоединился к нам. Винсент Макфадден представил меня ему и поделился своим мнением о нашей предыдущей помощи 1-й следственной группе Стивенса. После обычного обмена любезностями пришло время перейти к делу. Меня представили двум членам команды, которые должны были взять у меня показания и записать мои свидетельские показания о Кене Барретте и его признании в убийстве Пэта Финукейна.
Детектив-сержант Питер Дженкинс и детектив-констебль Дерек Шарман сопроводили меня в кабинет слева от меня в конце комнаты для расследований. Несмотря на то, что эти детективы пользовались этими кабинетами, я чувствовал отчетливый затхлый запах разложения. Эти офисы, которые когда-то были полны шума и суеты, теперь почти не использовались. Затхлый запах комнат, которыми редко пользовались или которые редко проветривали, пропитал все здание.
Я явился в Сипарк добровольно и без адвоката. Я был там, чтобы сделать все, что в моих силах, чтобы придать импульс расследованию и вдохнуть новую жизнь в это нераскрытое дело. Возродить тот же импульс, которым можно было и должно было воспользоваться примерно шесть с половиной лет назад.
До того, как я отправился в Сипарк, несколько порядочных и благонамеренных старших офицеров уголовного розыска, которые были полностью осведомлены обо всех обстоятельствах, связанных с этим делом, настоятельно посоветовали мне не посещать его без адвоката. Я чувствовал, что мне нечего бояться беспристрастной команды детективов.
Обстановка в комнате для допросов была официальной. Два детектива были обходительны и воспитаны. Атмосфера была сердечной. Они сделали все, что могли, чтобы успокоить меня. Я сидел в изнуряющей духоте этого офиса, снова и снова прокручивая в голове свой рассказ о том, как Кен Барретт 1 октября 1991 года предложил свои услуги в качестве агента. Как он так явно признался в убийстве Пэта Финукейна 3 октября 1991 года и как констебль Особого отдела Сэм записал все это на аудиокассету.
Интервью длилось некоторое время, прежде чем нам пришлось завершить его на обед. Меня вежливо попросили не связываться с Тревором Макилрайтом и не обсуждать ничего из того, о чем мы говорили. Я отказался подчиниться. Я довел до сведения двух детективов, что почти все остальные сотрудники уголовного розыска отвернулись от Тревора, потому что они совершенно неправильно поняли, что произошло. Я не поворачивался к нему спиной и не собирался этого делать. У меня были все намерения полностью сотрудничать с группой Стивенса, но я должен поддержать Тревора. Он был в ужасном психическом состоянии, мучаясь именно по этому поводу. Я уже пообещал, что зайду к нему домой на ланч. У меня не было желания нарушать это обещание. Справедливости ради по отношению к двум детективам, как только я объяснил это, они сняли свои возражения против того, чтобы я навещал Тревора. В любом случае, предполагалось, что Тревор и я сговоримся сделать все возможное, чтобы поставить в неловкое положение бедный Специальный отдел. Это было не так. То, что было сделано в 1991 году, изменить было невозможно. Не тем, что мы с Тревором могли бы сделать или сказать. Истину нельзя изменить… по крайней мере, я так думал. Я забыл о невидимой руке Особого отдела. Он был готов влепить мне оплеуху.
Обед с Тревором был очень насыщенным. Мое сердце потянулось к нему. Сейчас он находился в таком душевном расстройстве, что не мог мыслить здраво. Я заверил его, что нам обоим абсолютно нечего бояться какого-либо расследования. Что касается меня, то мы оба сделали все, что в наших силах, в сложившихся обстоятельствах. В те дни Специальный отдел диктовал темп и направление всех расследований уголовного розыска. Я протоколировал и записал множество подобных случаев.
После обеда я вернулся в командный офис 3-й группы Стивенса в Сипарке. Два детектива допрашивали меня, очевидно, выискивая какой-то недостаток. Атмосфера время от времени менялась с сердечной на официальную, но я никогда не чувствовал какого-либо чрезмерного давления. Я часто прибегал к одной и той же уловке, чтобы заставить подозреваемого потерять бдительность, в то время как я позволял ему загонять себя в угол. Эти два английских детектива хорошо справлялись со своей работой. Интервью длилось два часа, пока мы корпели над моими записными книжками и дневниками. Я покинул Сипарк в 4 часа дня, опустошенный.
Я вернулся в 9 утра на следующий день, в среду, 28 апреля 1999 года. Допрос возобновился с теми же двумя детективами. Атмосфера снова была сердечной. Очевидно, вчера они достаточно наслушались моих протестов и примеров «грязных трюков» Специального отдела. На этот раз все перешли прямо к делу. В течение получаса они начали записывать мои свидетельские показания. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем они завершили.
В нем не содержалось никаких утверждений о неподобающем поведении Специального отдела. Там не было никаких упоминаний о предательстве Сэма. Никаких упоминаний о вопиющих попытках Сэма помешать нам. Заявление представляло собой полный и фактический отчет о признании Кена Барретта в убийстве Пэта Финукейна. Доказательства, содержащиеся в заявлении, были направлены только на привлечение к уголовной ответственности Кена Барретта. Любое копание в грязном белье или обвинения в нечестной игре со стороны Специального отдела могут быть выдвинуты позже, если это необходимо.
Мне было достаточно поставить детективов в известность об этом на случай, если позже возникнет необходимость обратиться к таким вопросам в Королевском суде. Детективы были сосредоточены на своей узкой задаче: привлечь к ответственности людей из БСО, ответственных за убийство Пэта Финукейна. Любое препятствие со стороны Специального отдела в прошлом не имело для них значения. Они заверили меня, что никто не будет вмешиваться или чинить препятствия им в этом случае. Мне захотелось рассмеяться им в лицо. Казалось, они абсолютно не представляли, с чем столкнулись, несмотря на то, что я потратил часы, пытаясь предупредить их.
