Уэсли жаловался, что никто не связывался с ним с тех пор, как была изъята винтовка. Сэм был в отпуске, и с ним нельзя было связаться. Уэсли хотел, чтобы я помог ему. Я позвонил своему старшему сотруднику уголовного розыска. Он велел мне передать Уэсли, что это дело между ним и Специальным отделом. Он приказал мне немедленно сменить номер моего домашнего телефона. Я с готовностью согласился сделать это. Я позвонил Уэсли домой и сказал ему, что он должен направить свою жалобу в Специальный отдел КПО.

Барретт пожаловался мне на кидок со стороны уголовного розыска. Он все еще не понимал, насколько ему повезло. Он жаловался на то, что его шантажирует Специальный отдел. Он утверждал, что его новые кураторы угрожали его жизни, и назвал двух сотрудников Специального подразделения, которые это сделали. Эти имена не были для меня неожиданностью.

Теперь Барретт подвергся бы давлению со стороны себе подобных в БСО. Полетят головы из-за потери этой ценной штурмовой винтовки SA80. БСО искали козла отпущения, и Барретт был бы главным подозреваемым. Немногие люди из БСО знали о местонахождении этого конкретного «схрона» (укрытия для оружия). Барретту придется быть осторожным. Я мог видеть логику в том, чтобы не сразу выдать ему наличные. Он был бы внизу, на собачьей дорожке, и размахивал бы ими повсюду. Он не мог этого не сделать. В этом мне пришлось согласиться со Специальным отделом. Барретта также учили, кто именно командует.

Во вторник, 19 мая 1992 года, я связался с «Бритиш Телеком» и попросил сменить номер телефона. На то, чтобы действительно сменить номер, ушло пять или шесть дней, и это было сделано за мой собственный счет. Это не говоря уже о неудобствах для моих друзей и семьи. Но я не мог жаловаться. Это я дал его Барретту. Я бы сделал точно то же самое снова, учитывая те же обстоятельства. Скорость связи между нашими источниками и нами была жизненно важна для спасения жизней. Я бы никогда намеренно не отрезал эту очень необходимую спасительную нить. Никогда.

Я сообщил о своем соответствии приказу сменить мой номер телефона старшим офицерам уголовного розыска. Барретт больше не мог связаться со мной дома. Я ожидал, что это было последнее, что я от него услышу. Нам не пришлось долго ждать, пока козла отпущения БСО за потерю этой винтовки заставили заплатить. Я должен был приступить к работе в офисе уголовного розыска на Теннент-стрит только в 4 часа дня в четверг, 21 мая 1992 года. Со мной связались дома и попросили явиться на дежурство в 9.30 утра, чтобы помочь в уголовном расследовании покушения на убийство члена АОО по имени Уильям Альфред Стоби.

Члены БСО стреляли в него накануне вечером, в задней части дома на Аппер-Чарлевилл-стрит, Белфаст. Стоби очень, очень повезло. БСО утверждал, что они его застрелили. Они утверждали, что Стоби был информатором специального отдела КПО. Они были правы. Барретт упомянул об этом факте в первый вечер, когда мы с Тревором пришли к нему. Мы передали эту информацию в Специальный отдел. Предупредили ли они его? Если бы они это сделали, об этом была бы запись.

Я навестил Стоби в больнице. Я нашел его уважительным и вежливым. Он утверждал, что в него стрелял Джонни Адэр, но он не стал делать заявления на этот счет. Он был в ужасе от дальнейших репрессий со стороны БСО. Стоби дорого заплатил за потерю штурмовой винтовки SA80, и он не имел к этому абсолютно никакого отношения. У меня было нечто большее, чем подозрение, что это Барретт указал пальцем на Стоби, чтобы отвести подозрения от себя. Я не мог этого доказать, но я был убежден, что это так. Без полного сотрудничества Стоби мы не смогли привлечь его потенциального убийцу к ответственности.

Однажды днем я был на дежурстве, когда получил еще один и последний телефонный звонок от Барретта. Он позвонил в офис уголовного розыска на Теннент-стрит в 14:00 из клуба АОО на Хизер-стрит в квартале Вудвейл. И снова он был в ярости. Я записал то, что он сказал.

— Джонти, я знаю, что это, черт возьми, не имеет к тебе отношения, но у меня есть пистолет в багажнике моей машины, чтобы отдать его другим парням, а они так и не появились. Они должны были быть здесь два часа назад. Я езжу вверх и вниз по гребаной Шенкилл-роуд мимо всех этих полицейских патрулей. Ты что-нибудь можешь сделать? — спросил он.

Это не было проблемой. Эти вещи случались. Могли быть десятки причин, по которым не явились его кураторы из Специального отдела. Я снял телефонную трубку и позвонил в офис Специального отдела на Севере (Белфаст).

— Привет, — последовал ответ.

Я объяснил, как Барретт позвонил. Он ждал, когда его встретят кураторы, как было условлено, но по какой-то причине они опоздали на два часа. Я был абсолютно ошеломлен и испытал отвращение к этому ответу.

Офицер на другом конце линии назвал имя дежурного детектива-инспектора.

— Он придурок. Парни ждут до 4 часов полполудни, когда он уйдет с дежурства.

Он назвал офицера, который заступит на смену в следующую смену.

— Он отличный парень, если вы понимаете, что я имею в виду, — сказал он.

Я не ответил. Я не мог ответить. Я абсолютно понятия не имел, что он имел в виду. Я ожидал какой-нибудь неотложной оперативной причины их неявки. Это было невероятно! Офицер Специального отдела даже не смутился. Он не видел ничего трудного или предосудительного в незавидном положении, в которое он поставил Барретта. Это было так неправильно. Это также было крайне непрофессионально. Было чуть меньше 14:20, а Барретт уже прождал больше двух часов. В чем причина? Внутренняя политика Специального отдела! Не тот детектив-инспектор дежурил в Северном офисе Специального отдела.

Я хорошо знал первого детектива-инспектора. Он был очень порядочным человеком. Возможно, именно поэтому он не подходил. Он не был одним из их любимых людей. Он не считался «командным игроком». Я слышал, как молодые офицеры Специального подразделения жаловались, что он подвергал сомнению странное или некорректное поведение. Так что это делало его «придурком». Личности диктовали темпы восстановления оружия UFF. Такое детское поведение подвергало их агента риску обнаружения другими полицейскими. С таким же успехом он мог быть скомпрометирован БСО. Было ли это тем, как работали «эксперты»? «Да поможет нам Бог», — подумал я.

Барретт перезвонил в офис уголовного розыска около 2.30 пополудни. Я объяснил, что встреча состоится только после 16:00 по оперативным причинам. Он был не слишком доволен, но реальных возражений не высказал. Это был мой последний контакт с Барреттом, пока три года спустя он не оказался в тюрьме по обвинению в рэкете. Он попросил о встрече со мной на этом этапе. Его друзья в Специальном отделе бросили его. Он хотел, чтобы я организовал его освобождение. Излишне говорить, что он остался в тюрьме.

Глава 13

«Ты хочешь сказать, что Специальный отдел меня надул?»

Только в марте 1999 года я опять вспомнил о Барретте. К тому времени я был сержантом-детективом, возглавлявшим 4-е подразделение регионального криминального отдела Белфаста, базирующегося в участке КПО в Каслри. 4-е подразделение было единственным специализированным подразделением по работе с источниками уголовного розыска в Королевской полиции Ольстера. Создание такого подразделения само по себе было признанием успехов наших усилий по обработке источников. Мы гордились нашими результатами. Мы только что завершили операцию «Перевозчик», операцию уголовного розыска, которая растянулась на несколько месяцев.

В центре внимания операции было расследование десяти убийств на Северо-Восточном побережье. Подозреваемый член БСО, Томас Дэвид Магиннис, из Ньютаунардса, графство Даун, недавно признал свою причастность к ряду убийств. Это послужило толчком к проведению операции. Мы обвинили Магинниса в двух из тех жестоких убийств, которые, как мы полагали, могли быть доказаны против него. Позже генеральный прокурор предъявил ему обвинения еще по пяти статьям. Дополнительные пять дел были «нераскрытыми делами», относящимися к семидесятым годам.