— Я в здравом уме, отвези меня в Каслри, и я буду все отрицать, черт возьми. Я знаю, что Джим Миллар в здравом уме. Он тоже все будет отрицать. Но этот маленький парень из Рэткула поднимет шум на весь дом, и ты используешь его как свидетеля под присягой против меня. Ничто из того, что я сказал в этой машине, не является уликой против меня. Но этот парнишка может засадить меня в тюрьму на всю жизнь.

Я вопреки всему надеялся, что Барретт не осознавал, что это так. Я мог бы мечтать дальше. Это должен был быть очень скользкий клиент. Я решил разрядить атмосферу. Я перешел к другим темам. Они тоже были противоречивыми. Барретт также признал, что старший солдат полка обороны Ольстера помог БСО проникнуть в казармы полка в Мэлоуне, чтобы украсть два мощных пистолета Браунинга калибра 9 мм и две винтовки SA80. Это были стандартные армейские винтовки, выдаваемые всем солдатам, проходящим службу в британской армии, а полк обороны Ольстера в то время был полком британской армии.

Барретт открыто хвастался своей причастностью к этому преступлению. Он согласился помочь нам вернуть все четыре украденных единицы оружия. Его трудность заключалась в том, что очень немногие люди знали о «схроне» (укрытии для огнестрельного оружия), в которой они хранились. Изъятие их силами безопасности вызвало бы очень нежелательное внутреннее расследование в БСО. Это было то, без чего, по словам Барретта, он вполне мог бы обойтись.

Мы провели около двух часов в этой машине Специального отдела, расспрашивая Барретта. Затем мы высадили его обратно у его собственной машины. Я наблюдал, как он, спотыкаясь в темноте, пробирался по грязи и лужам к своей машине. Мои мысли метались, пока Сэм на большой скорости вел машину Специального отдела обратно в Белфаст и в Каслри. Из-за признания Барретта мы должны теперь отказаться от всех мыслей о вербовке его в качестве информатора. Он признался в убийстве. Теперь у нас была четкая обязанность посадить его в тюрьму пожизненно за это убийство, и наши коллеги из Специального отдела были обязаны помочь нам.

Они бы так и сделали. Я просто знал, что они это сделают. Да, у нас были разногласия по некоторым незначительным вопросам, связанным с добыванием информации. Но это было черно-белое. Это было чистое, неподдельное убийство. У нас был клятвенный долг перед нашей общиной и четкая ответственность перед покойным, его женой и семьей. Я никогда раньше не сталкивался с тем, что КПО нуждается в чем-либо подобном, поэтому я не ожидал какого-либо изменения позиции сейчас.

Я нарушил молчание менее чем в миле от кольцевой развязки Наттс-Корнер.

— Я собираюсь пнуть этого персонажа по яйцам. Ты можешь подвинуться, Сэм, мы собираемся посадить его в тюрьму пожизненно за убийство Пэта Финукейна, — сказал я.

Следующим заговорил Тревор, поддержав мое утверждение о том, что мы разберемся с Барреттом.

— Нет, ты этого не сделаешь, — сказал Сэм.

Я не мог поверить в то, что он сказал.

— Да, сделаем, — настаивал я.

— Брось это, — сказал Сэм.

— Что? — спросил я.

— Брось это, — повторил он.

Я довел до его сведения, что мы могли бы прояснить скандальное убийство адвоката Пэта Финукейна. Мы поступили так в наилучших интересах нашей полиции и семьи адвоката. Если бы мы могли доказать, что ни один член КПО или других сил безопасности не был причастен к этому убийству, то это было бы хорошим предзнаменованием для будущего положения и репутации всей нашей полиции. Конечно, он это видел. То, что он сказал дальше, поразило меня.

— Мы (Специальный отдел) знаем, что это сделал он, — сказал он.

— Прошу прощения? — ответил я.

Глава 11

«Мы знаем, что это сделал он»

— Мы знаем, что он сделал это, Джонти. Мы всё об этом знаем, — говорил Сэм.

Я был ошеломлен. Для меня было новостью, что КПО было известно о том, кто именно убил Пэта Финукейна. В течение многих лет я расспрашивал об этом людей из «Ассоциации обороны Ольстера» и «Борцов за свободу Ольстера».

Я намеревался пройти до конца по этому новому пути расследования. Органы уголовного розыска поддержали бы меня, даже если Специальный отдел попытался бы действовать в соответствии с какой-то другой извращенной программой. Я решил больше не спорить с Сэмом.

По дороге в участок Каслри, Сэм торопливо и взволнованно рассказывал о каком-то расследовании его поведения и поведения других сотрудников Специального отдела в связи с их обращением с агентом Специального отдела по имени Уильям Стоби. В то время я не знал Стоби. Я ошибочно предположил, что это имя было псевдонимом агента Сэма. Барретт упомянул имя Стоби во время нашего первого визита к нему домой. Но какое, черт возьми, все это имело отношение к Барретту и убийству Пэта Финукейна?

Здесь мы снова оказались «в темноте». Мы понятия не имели, о чем говорил этот человек из Специального отдела. Ожидалось, что мы просто без вопросов согласимся с необъяснимым мнением офицера Специального отдела. У меня не было намерения отвергать важное признание Барретта ради удовлетворения каких-то неизвестных целей Специального отдела.

Теперь я был более чем немного обеспокоен сохранностью и целостностью той аудиокассеты, которая лежала в магнитофоне под сиденьем Сэма. У меня возникло искушение протянуть руку и схватить ее. Все в моей душе говорило мне сделать это и позволить руководству принимать соответствующие решения по этому поводу.

Я боялся, что Сэм уничтожит его или просто заявит, что магнитофон не работал. У меня также сложилось отчетливое впечатление, что он никогда не позволит мне услышать запись, не говоря уже о том, чтобы дать мне копию. Я согласился с тем, что мы должны принять решение о дальнейшем направлении дела от нашего руководства. Я передал это Сэму.

— Да, нашему начальству Специального отдела, — подтвердил Сэм.

Я не собирался спорить. Делать это было бесполезно. Я был уверен, что мои начальники уголовного розыска твердо встанут на нашу сторону. Мы перестали спорить. К тому времени, когда Сэм двадцать минут спустя подъехал на машине Специального отдела к Каслри, атмосфера в полицейской машине была наэлектризованной. Тревор тыкал меня в плечо с задней части машины в попытке заставить меня перестать настаивать на своей точке зрения. Выйдя из полицейской машины, я решил нажать на нее еще раз.

— Сэм, мне нужна копия этой записи для моих старших руководителей уголовного розыска, — сказал я.

Он наклонился и вынул кассету из магнитофона. Он поднес его к моему лицу через крышу полицейской машины в дразнящей, детской манере. Но это было не повод для смеха.

— Ни за что, Джонти, — сказал он. — Скажи своим боссам, чтобы они утром связались с моими.

Была полночь, когда мы с Тревором вошли в полицейское управление Каслри, чтобы сделать наши обычные звонки домой. Ребекка подтвердила, что все было хорошо. Когда я ехал домой, мой разум снова лихорадочно работал. Я попытался расслабиться. Я мог бы позволить своим органам уголовного розыска сражаться с такими, как Сэм, сотрудниками Специального отдела. Меня тошнило от их постоянной обструкции.

Я был связан с правоохранительными органами. Неприкосновенность убийц не давала мне покоя. Даже если они были агентами Специального отдела. Я задавался вопросом, что же, черт возьми, заставило их захотеть защитить Барретта от нас. Что бы это ни было, они определенно не собирались делиться этим со мной. Я был бы чертовски уверен, что их причины, по крайней мере, будут рассмотрены моими старшими руководителями уголовного розыска.

Мои записи показывают, что, несмотря на ранний старт в пятницу, 4 октября 1991 года, мы с Тревором прибыли в отделение полиции на Норт-Куин-стрит только в 11.30 утра, чтобы проинформировать старших офицеров уголовного розыска о событиях предыдущей ночи. Мы были очень заняты другими неотложными делами, которые не имели никакого отношения к Барретту. Мы потратили час на доклад нашим руководителям относительно поразительного признания Барретта.