Annotation

А вы не дуамали, что демон может верить в человечество? Что если он рискнет уйти к людям?

Идеалист Реальности

Идеалист Реальности

Демон

Это была осень, или весна, или лето, а может быть уже первые белые хлопья пролетали за окном. Он вышел, как всегда, не вечернюю прогулку. Начало ночи всегда было для него временем очарований, временем, которое позволяло ему думать и чувствовать так кристально чисто, что даже движение воздуха, казалось, не смело прерывать этой гармонии.

Это был очередной вечер, после тяжелой недели. Он старался как мог, он стремился как мог. Он всегда был на стороне чести и достоинства. А всегда ли? Каждый вечер он бродил по улицам и думал. Размышления его всегда сопровождались жаркими внутренними спорами. В его голове жил легион. Это то, от чего он так и не смог избавится. Всё, что было в прошлом, он выжег одномоментно, но легион он не смог оставить. Это было его естество. От начала времен, когда он стал осознавать себя, легион постепенно формировался в его мыслях, и стал нераздельной частью его сущности.

В этот вечер все было иначе. Что именно пошло не так он не мог понять. Но отчетливо понимал, что сегодня всё по-другому. Легион на столько терзал его душу, что он, не устояв, вернулся к старой привычке. Отрицая желаемое, он все-таки поддался искушению и купил в ближайшем ночном ларьке пачку сигарет. Привычным, хоть и таким забытым, движением он открыл пачку. Достал среднюю сигарету из первого ряда. Привычным движением обхватил мундштук сигареты губами, и поджог ее. Настолько родной шорох тлеющей сигареты, быстро успокоил легион в его мыслях. Мысленно он выругался на себя же, за то, что все-таки ему чертовски приятно это ощущение. Он впервые за долгое время с наслаждением уселся на лавочку и сделал еще одну затяжку. Он посмотрел внимательно на тлеющий огонек сигареты и подумал — Как же хорошо. Выдохнув дым, он понял, что сидит в глубине парка, на единственной лавочке обращенной к темному углу какого-то здания. И тут начала легион:

— Ты неправ, ты абсолютно не прав. Почему мы должны всегда слушать и уважать чужое мнение?

— Потому, что я так решил, а ты, хоть вас и больше, обязан слушать меня.

— Хм. Ты забываешься. Ты забыл, как часто именно мы выручаем тебя. Именно я не даю тебе делать глупости, которые оказались бы губительны для всех нас. Именно мне ты обязан, тем, что каждый день свершая выбор, ты оказываешься не настолько неправ в нем.

— Да? Я крайне удивлен. Возможно, это ты и вы все забыли, кто именно позволил нам быть человеком. Именно я, а не кто-то другой, вытащил нас на свет. Дал попробовать любовь, заботу, ласку. Именно я, настойчиво шел к свету, когда вы прозябали в тени. И именно тебе, стоило бы помнить, как твоя гордыня чуть нас не погубила.

— Если ты все так же будешь хвататься за обломки этой нещадной жизни, то все закончится плачевно. Для всех нас. Посмотри на себя. Ты стремишься быть человеком. Ты так стремишься всех их понять и любить, что забыл о себе. Ты забываешь о нас. Ты загоняешь нас в темень. Ты стремишься всем помочь, но зачем? Разве не это высшая степень гордыни

— Отстань. Ты угнетаешь меня. Я нашел нам друзей, я нашел нам семью. Я подарил нам продолжение.

— Не трогай детей. Они еще не поняли на что ты их обрек. Паренек уже выстраивает свой легион. А дочь. Мы боимся ее. Она твое продолжение. Ты готов отдать ей часть себя. Часть нас! И самое страшное, что часть нас хочет этого. Ты потеряешь всё.

— А разве не для этого люди стремятся жить. Разве не ради этого стоит быть человеком? Ты никогда не думал, что вечность дана всем. А не только нам.

— Молчи о вечности. Если бы не мы, ты бы давно оставил ее. Если бы не я, ты бы даже не пустил мысль о том, что вечность может быть счастливой. Именно я привел нас к ней.

— Вот об этом вообще молчи. Ты легко заставил меня отступить и дать возможность немного насладиться временем. А когда я понял, что мне это нужно, что ты сделал. Именно ты возмутил весь легион. Кто закрыл меня в клетку. Кто, надсмехаясь над всем, чуть не привел нас к гибели. А теперь, когда так жестоко, в самых страшных углах наших мыслей, ты выбил из меня почти все страдания, именно ты не смог удержать легион.

— Тут да. Тут прости. Кто же знал, что она покорит весь легион.

— Кто знал, кто знал. А теперь ни ты, ни я не можем совладать с ним. Они как безумные берсерки разрывают и тебя и меня, а мы не можем им дать, что они требуют.

— Вообще то это ты не можешь им это дать. Я знаю выход.

— Что ты удумал?!

Вдруг, часть темноты в углу здания отделилась. И стала образоваться в персону. Это был совершенно не заметный процесс, и в тоже время, если бы кто, то пристально наблюдал за этим процессом, то тоже бы смог это увидеть. Но. В поздний час, в углу парка, на скамейке отвернутой от всех прикрас, был только он.

Темнота уже полностью оформилась в персону. Хотя назвать это персоной было сложно. Тем не менее отчетливо угадывался классический костюм модного фасона. Сорочка из черной как смоль ткани, выглядывала из приталенного пиджака. Но руки, шея, голова почти не выделялись на темном фоне. Вдруг в гнетущей и поглощающей темноте появилась яркая белая полоска острых зубов. Которая на фоне темноты представляла собой улыбчивый оскал.

— И тебе хорошей ночи легион. Ты всегда был смелее чем, он

— Господин. Мы рады вашему присутствию

Он не вольно дернулся. Пепел почти дотлевшей сигареты осыпался на землю. Повернув голову на голос легиона, он увидел его. Господин уже почти приблизился вплотную к лавочке, чтоб сесть рядом. И тут Он вскочил. И отошел от Господина

— Тебя никто не звал!

— Разве?

— А где классическое — тогда я могу уйти?

— А я пришел не за душой. Невозможно отобрать то, чего нет и в помине.

Господин зло рассмеялся. Легион неуверенно поддержал смех внутри головы.

— Она почти родилась, я почти ее обрел. Тебе тут не рады.

— Разве? По моему легион очень рад меня видеть.

— Он всегда рад тебя видеть. Он не обладает силой воли в необходимой мере

— Согласен. Иначе он бы позвал меня раньше.

— Я так и думал. Опять бунт.

— Ну-ну, не стоит его обижать. Он и есть ты. Хоть ты так и не считаешь. Тем не менее, ты забрал его с собой. И даже не удостоился рассказать, что крадешь у меня его.

— Он всегда был моим.

— Он был дан тебе. Взращён мной. Он делал тебя тем, кем ты был и есть.

— Пусть даже так. Не понимаю только, что тебе нужно здесь.

Господин непринужденно развалился на лавочке, если, конечно, темнота, в сумраке фонарного света может это сделать.

— Я пришел поговорить. Честно. Разговор. Легион сказал, что странные чувства ты стал испытывать в последнее время. Неуверенность, раздражительность, отчаяние. Легион не знает, как это описать. Он постоянно говорил о бунте. Он просто не знает, что Ты стал испытывать страх.

— Вот как. Значит легион и Ты решили, что я напуган. Интересно. А что дальше?

— Дальше? Дальше я хочу увидеть тебя таким.

Господин рассмеялся. Ведь когда последний раз Господин видел Его, то страх было бы последним чувством, которое можно было приписать Ему. Он был жестоким, прагматичным, холодным и стойким. Не раз, Он, не думая о последствиях приводил в уныние людей. Он играл чувствами, судьбами, эпохами во славу Господина. Он, не колеблясь разжигал войны, и морил голодом мирное население. Он готов был на все ради цели.

— Ты был почти лучшим — начал Господин — почти как я. Но потом — любовь. Ох как неожиданно. Чтож. Земные красавицы всегда будоражили страсти в нас. Но еще никто не мог себе позволить, взять и все бросить ради мимолетного видения. Я говорил тебе, предупреждал, но Ты решил пойти войной. И на кого, на меня войной. Не ужели ты думал, что тебе это простят. А потом, когда все-таки тебе удалось, и ты сложил их, ты выкрал легион с собой. Как трус, не сказав ничего, просто выкрал его с собой. Почему же Ты решил, что легион не поступит с тобой так же. Ты обрек его на скверное прибывание с людьми.