Машеров свалился с насыпи, ударился виском о что-то твердое. Пошла кровь. Он зажал рану сорванным с куста листком и скрылся в густом лесу. Присел у поваленного дерева, дожидаясь заката. Как толь­ко сгустилась темень, собрался с духом — и в обратный путь. Ночами пешком шел в Россоны. Спустя девять дней был среди боевых друзей.

Петр Миронович пробовал найти тех, кто бежал вместе с ним. Од­нако безрезультатно: наверное, никто не выжил.

Полину Андреевну направили в передвижной военный госпиталь для раненых. В районе Невеля его захватили гитлеровцы. Она сняла лейтенантскую форму, переоделась в платье. Пленных перегоняли в По­лоцк, и на привале ей удалось бежать. Глухими тропами добралась до деревни Соколищи. Больницу, медпункт закрыли. Ходила убирать хлеб. Урожай был невиданный, рожь стояла стеной.

Немцы зверствовали, не щадили никого. Полина решила податься на Могилевщину. Пришла в Россоны и встретила Петра. Он сказал:

— Никуда не надо одной идти. Это опасно. Будем воевать в партизанском отряде.

Она ему поверила и осталась в Россонах. Как безоговорочно пове­рили другие подпольщики в его честность и надежность.

Ее зубной кабинет стал явкой. Когда приходил связной и говорил, что у него болит верхний правый зуб мудрости, врач передавала до­бытые сведения. Затем, сказав охранникам, что якобы едет в деревню делать прививки против оспы (фашисты боялись распространения за­разы), ушла к партизанам.

В августе 1941 года Машеров организовал и возглавил Россонское подполье, о котором украинский поэт Микола Нагнибеда в своей «Зеленой поэме» писал:

И шли к нему люди по собственной воле

Из Соколища,

Из Ровного Поля!..

Заборье,

Шалашники

И Миловиды —

Все вески лесные

Россонской орбиты.

Поэму под новым названием «Матулям з Расонаў» перевел на бе­лорусский язык Пимен Панченко и включил в свой четырехтомник избранных произведений, выпущенный в 1981 году издательством «Мастацкая літаратура».

Героическая поэма «Матулям з Расонаў» увидела свет и в переводе Анатолия Велюгина. Вышеупомянутое издательство включило ее в ав­торский двухтомник, датированный 1984 годом.

Бойцы восхищались хладнокровием и выдержкой своего команди­ра. Устраивая засады, он подпускал врага на близкое расстояние и давал сигнал открыть шквальный огонь. Укрываясь от преследователей, умел запутать следы. Вернувшись на базу, только усмехался: «Обвели ищеек вокруг пальца».

Начальник медицинской службы партизанского отряда имени Щор­са Полина Андреевна во всех сражениях была рядом с его отважным командиром (а затем и комиссаром бригады имени Рокоссовского) Машеровым. «Рыцарь без страха и упрека» проявлял поразительную решительность и находчивость.

Машеров безропотно переносил все тяготы подполья и суровой борьбы. Ел с товарищами по оружию из одного котла. В первую во­енную зиму после боевых походов отдыхал прямо на снегу. Расстилал перину, которую передала мать Дарья Петровна, набрасывал на себя пальто и сразу же засыпал. Тогда застудил почку. Лечиться в тех условиях не представлялось возможным. Потом вырыли землянки — все-таки теплее. Немного спустя построили аэродром в окрестностях отдален­ной деревушки Ровное Поле, которую в шутку называли «вторая Мо­сква». Ночью в условленное время по обе стороны взлетно-посадочной полосы разводили костры и принимали самолеты с Большой земли.

В отряд Петра Машерова заходили подрывные группы, направля­емые Центром на боевые задания. Одной из таких групп командовала бесстрашная Татьяна Лаврова. На прием в Кремль ее пошлют как луч­шую партизанку Калининской области. Ознакомившись с ратными подвигами юной девушки, Сталин скажет маршалу Ворошилову: «Климент Ефремович, вот посмотри, как она воюет. Если бы твои солдаты так воевали, мы бы давно уже войну закончили».

С Машеровым Лаврова, по ее воспоминаниям, познакомилась при следующих обстоятельствах:

В сентябре по указанию командования мы должны были пустить под откос второй эшелон на железнодорожной ветке Рига — Москва, и нас уже преследовали немцы. На нашу группу семь человек — целый от­ряд. Обычно мы возвращались в наш Себежский район через террито­рию Латвии, а в этот раз решили укрыться от преследования, пройти через Беларусь. И вышло так, что шли недалеко от Россон. Там нас и встретил отряд Машерова. Он сам был там, позвал нас в штаб, при­казал накормить. Потом стал расспрашивать, кто мы, откуда. Я рас­сказала, что мы подрывники, взорвали второй эшелон «Рига — Москва». Подробно рассказывала, как мы лежим по трое суток на железной до­роге, слушаем и по звуку определяем, что за состав идет. А порядок у немецких перевозок такой был: сначала идет дрезина, потом — поезд, груженый гравием, и только потом — воинский состав. Его, если при­норовиться, вскоре начинаешь отличать по звуку. Это было в самом начале войны, когда больших партизанских отрядов еще не существо­вало, тем более на железной дороге. Конечно, Машерову стало инте­ресно: командир группы подрывников, да еще и девочка совсем — мне тогда было всего 18 лет.

Жена Машерова, красивая женщина, сперва приревновала меня к нему. Но потом поняла, что мы общаемся всегда только по делу. Очень он любил со мной общаться, восхищался тем, как я своей группой командую и как отряд власовцев перевела к партизанам. Он говорил: «Всегда заезжайте, рассказывайте, какая обстановка у вас». С тех пор мы только через Беларусь и ходили, хотя получался большой крюк. Машеров нас каждый раз встречал, кормил и патефон заводил, сам на гармошке играл. Тогда Россоны уже находились на территории парти­занского края. Оружие у них было, в основном, немецкое: партизаны захватывали обозы, немецких солдат.

Когда мы приехали в штаб Машерова во второй раз, он попросил меня обучить подрывному делу пять человек из его бригады. Мне это было не сложно, конечно. Я обучила этих ребят. Потом они подрывали эшелоны на территории Минской области.

Однажды Машеров спас мне жизнь. На меня вышел СМЕРШ, дали по­ручение, сказали: «Это задание можешь выполнить только ты». Нужно было в Себеже пронести подпольщикам мины на открытие какого-то совещания немецких начальников. Мне дали документы (будто я учительница), корзину с яйцами, а под ними спрятали финские магнитные мины. Я пошла в Себеж, благополучно прошла два поста, а на третьем у меня спросили, что в корзинке. Стали смотреть — а там мины. Меня схватили, привезли в комендатуру — она была в здании школы. Начался допрос. Меня избивали, ногами по спине ходили. В какой-то момент я потеряла сознание. Меня бросили в заброшенный туалет, закрыли на замок.

В этой комендатуре работал белорус из отряда Машерова. Его использовали как переводчика — он хорошо знал немецкий язык. Из разведки, конечно, следили за моим продвижением и знали, что меня схватили. Тут же по рации Машерову передают: «Спасайте нашу Та­нюшку». Из отряда Машерова быстро направили связного к камендатуре и ночью этому парню, который переводчиком у немцев был, Володе, говорят: «Выручай,как хочешь». Говорят, ценный человек, подрывник. Нужно спасать. Володя ночью убил постового, который около школы дежурил, потом — второго, который по коридору ходил, открыл ка­морку, где я сидела, схватил меня за руку: «Бежим!» А я только очнулась от побоев, только пришла в сознание. Спрашиваю: «Кто это? Куда бежим?» Володя тем временем порвал на себе рубашку, сделал веревку какую-то, спустил из окна с третьего этажа сначала меня, а потом и сам спрыгнул.

Дубняк (партизанская кличка Петра Мироновича) оберегал букваль­но каждого бойца. Когда кто-то из них уходил в разведку и он видел, что у него прохудились сапоги, снимал свои и говорил: «Обувай мои, я обойдусь». Такое внимание согревало сердца лесных солдат.

В одном из сражений на шоссе Россоны — Клястицы партизаны под­били вражескую машину. С криком «За мной, в атаку!» Машеров бро­сился на отстреливавшихся фашистов. Были убиты капитан дретунской полевой жандармерии и несколько немецких офицеров. Перехватили списки участников Россонского подполья. Но тут шальная пуля сразила Петра. Окровавленная нога не давала возможности уйти в лес. Услышав лай немецких овчарок, он приказал всем отступать, а сам 10 километров полз до поселка. Приютила его ученица Ядвига Масальская. Вместе с матерью Франтишкой Иосифовной она оказала раненому помощь в доме, который находился возле комендатуры, под самым носом у гитле­ровцев. Облавы проводились днем и ночью. Понимая, что жизнь чужой семьи подвергается смертельной опасности, он незаметно перебрался к своей матери Дарье Петровне. Прятался под кроватью, а лечила, вы­хаживала, поднимала на ноги Петра Мироновича Полина Андреевна.