Эолин закрыла глаза от слез.

«Это был мой выбор, — напомнила она себе. — Это мой путь».

Она сосредоточилась на образе своего нового Экелара, круга скромных зданий, приютившихся среди холмов Моэна. Она услышала восторженный смех своих учениц: Сирены, Мелани и, по воле судьбы, бойкой девочки, носившей имя ее наставницы Гемены.

Они уже любили Магу Эолин, зависели от нее и надеялись, что она поможет им осуществить их мечты о магии. В этом году пришло только трое, но в следующем году их будет больше, а через год — еще больше.

Когда Эолин открыла глаза, поцелуй закончился. Она почувствовала, как теплая ладонь Ренаты обвила ее руку, и была благодарна за выражение дружбы и поддержки.

Верховный маг Цетобар представил новую королеву народу. Они кричали, пели и сыпали лилиями. Прилив радости был не похож ни на что, что Эолин чувствовала от жителей Мойсехена, и это наполнило ее сердце радостью. Страх больше не сдерживал их голоса. Акмаэль построит свое правление не на той основе, что его отец.

Последовавшее за этим празднество было ярким и шумным, со щедрыми порциями жареной оленины, фаршированного гуся и дикого кабана, за которыми последовали сладкие лепешки, сухофрукты и пропитанные медом пироги. Вино и эль лились из переполненных чашек. Играли и пели музыканты, на столах танцевали акробаты. Смех то поднимался, то опускался из-за постоянной болтовни.

Дворяне, которые еще не разговаривали с Эолин, теперь приветствовали ее, а лорды Барамон из Селен и Фелтон из Моэна даже пригласили ее на танец. Несколько бывших членов Круга были там, чтобы развлечь, включая Адиану.

Узнав Эолин, Адиана крепко обняла магу, слезы омыли ее щеки, когда она вскрикнула от восторга. Вскоре к их счастливому воссоединению присоединилась Рената. Они разговаривали до поздней ночи, делясь новостями о своей жизни после восстания и делясь приятными воспоминаниями о Круге Кори.

Только когда король и его невеста удалились с пира, Эолин заметила тупую боль в глазах. Когда очередная чашка вина только усилила боль, она решила пожелать друзьям спокойной ночи.

До рассвета оставалось всего несколько часов, когда она вернулась в свои покои, одна и измученная.

Эолин не разговаривала с Акмаэлем с момента ее прибытия, но она заметила его руку за каждой деталью своего пребывания. Ей выделили хорошо обставленную квартиру на южной стороне замка с прекрасным видом на провинцию Моэн. Слуги выполняли все ее желания. В ее комнате всегда были свежие фрукты и напитки.

Сейчас она налила себе чашку воды и приправила ее травами, чтобы успокоить головную боль. Крепко удерживая кружку пальцами, она произнесла первое заклинание, которому ее научила Гемена:

Эхекат, нэм цефур. Эхуки.

От воды поднялся пар. На мгновение Эолин почувствовала, как дух ее любимой наставницы прошел в комнату.

Смех и песни доносились с улиц внизу. Эолин подошла к окну, чтобы посмотреть на город. Вдыхая успокаивающий аромат своего травяного настоя, она смотрела, как люди танцуют под далекими факелами, словно яркие угли в угасающем костре. Вчерашний мороз рассеялся, и ей на щеки дул теплый ветерок.

Суть комнаты изменилась, и Эолин почувствовала чье-то присутствие позади себя. Она поставила чай на подоконник дрожащими пальцами и не сводила глаз с крыш внизу.

— Зачем ты пришел? — спросила она.

— Увидеть тебя еще раз, — ответил Акмаэль. — Почему ты не просила у меня аудиенции в эти дни?

— Потому что я знала лучше, — она повернулась к нему, ее эмоции превратились в бурлящий котел печали и облегчения, раздражения и желания. — Твоя невеста ждет, мой Король.

— Королева спит под заклинанием. Она не проснется, пока я не вернусь.

— Ты не можешь оставаться здесь.

— Я не собираюсь.

Его слова глубоко ранили, и она отвела взгляд, чтобы он не заметил боли. Тогда он приблизился. Эолин стояла неподвижно, хотя знала, что должна отойти. Это было все, чего она хотела в тот момент, почувствовать интенсивность его ауры, вспомнить интимность его прикосновения.

— Не делай этого, — прошептала она, неуверенность пробила ее решимость. — Акмаэль, пожалуйста… я не могу…

Он разглядывал ее молча, как бы запоминая каждую деталь. Затем он поднял руки к серебряной цепочке на шее и снял драгоценность, сотканную его матерью. Он осторожно надел ее на голову Эолин, позволив прекрасному медальону покоиться на ее груди. Он отстранился прежде, чем их губы успели соприкоснуться.

— Маг Кори очень впечатлен работой, которую ты ведешь в Моэне.

Это звучало холодно и официально.

— Боги послали мне достойных учеников, талантливых и преданных делу, — ответила она.

— Я рад это слышать. Следующей весной мы с королевой посмотрим на прогресс, посетим твой новый Экелар в Моэне.

— Не знаю, хорошая ли это идея.

— Это необходимо. Твое стремление поддерживается Короной.

— Конечно, ты мог бы послать представителя, мага Кори или Телина…

— Мы не можем не видеться, Эолин. Ты — единственная Верховная Мага Мойсехена, а я — король.

— Но мы могли бы отложить это до тех пор, пока ваш брак не укрепится и эта… эта сила, притягивающая нас друг к другу, не исчезнет.

Он медленно выдохнул.

— Как долго, по-твоему, это будет?

Эолин прикусила губу, не желая озвучивать ответ.

Он положил руку на ее щеку, возвращая ее взгляд к себе. Его пальцы прошлись по линии ее шеи, прежде чем спуститься к серебряной паутине, лежащей на ее сердце.

— Эта драгоценность связывает нас друг с другом и с лесом, в котором мы встретились. Я оставляю это в твоей власти. Используй его, чтобы найти меня, если тебе когда-нибудь это понадобится.

Эолин кивнула, ее горло сжалось от боли. Скрытые слезы всех этих дней вырвались наружу и безудержно катились по ее щекам.

Затем его губы оказались на ее губах, нежных и полных желания. Она привлекла его ближе, не в силах сопротивляться пламени его прикосновения.

Объятия оказались короткими. Без предупреждения Акмаэль отстранился и прошел мимо нее к окну, где встал со сжатыми кулаками, с задумчивым выражением лица.

Молчание было густым, и Эолин не осмеливалась его нарушить. Когда он, наконец, заговорил, его голос был хриплым:

— Ты сказала, что хочешь вернуть магию нашему народу. Ты сказала, что это единственный способ.

— Так и есть, Акмаэль. Я не могу надеяться выполнить свое обещание, данное Драконше, если я…

Он поднял руку, призывая ее замолчать. В этот момент Эолин поняла, что Акмаэль занял место своего отца раз и навсегда. Как бы он ни страдал, чего бы ни хотел, в чем бы ни нуждался, что бы ни любил, теперь это было навсегда скрыто за каменной маской Вортингена.

Он замерцал, за этим последовала вспышка белого света, он принял форму Совы. С шелестом крыльев Король-Маг сел на подоконник, задержавшись всего на мгновение, прежде чем скользнуть в ночь.

Сердце Эолин прыгнуло вслед за ним, но она сдержала порыв, остановившись у окна и наблюдая за тенью Акмаэля на фоне звездного неба.

— Я люблю тебя, — прошептала она, когда он исчез из поля зрения.

Эолин повернулась к комнате. Без него она казалась пустой, пустым пространством, окруженным камнем, бессмысленной безжизненной мебелью.

Она стояла, прислушиваясь к тишине.

Затем она переоделась в ночную рубашку и скользнула в свою пустую постель. Она сжала в объятиях большую подушку, вдыхая аромат камня, земли и вневременной магии.

Его запах.

Завтра она пораньше соберется и отправится домой. Ей хотелось снова увидеть девочек, почувствовать, как солнце сияет на полях Моэна, и услышать шепот леса. Прижаться босыми ногами к траве и вдохнуть аромат теплой земли и полевых цветов.

Возможно, она пригласит Ренату или Адиану путешествовать с ней.

Она остановилась при этой мысли, и ее ноющее сердце просветлело.

«Конечно!»

Почему она не подумала об этом раньше? Рената могла преподавать Среднюю Магию, и музыка Адианы, в конце концов, была Примитивной Магией. А кто разбирался в музыке лучше, чем Адиана?