Он пошел дальше, свернул в узкий проулок, снял плащ в пятнах крови, с разорванным рукавом, стянул свитер. Расстегнул липучки бронежилета. В этой штуке сидели две пули, которые чудом не схлопотал Разин. Он положил бронежилет на кучу мусора, сверху бросил плащ. Осмотрел рану. Все не так уж плохо, плечо прострелено, но, к счастью, кость не повреждена, пуля прошла навылет. Он потерял много крови, но сейчас рана по краям подсохла, кровотечение почти прекратилось. Он снова натянул свитер, темно-коричневый, из толстой пряжи, синтетика пополам с шерстью, и пошел дальше. Свитер впитал в себя так много крови, что почти весь рукав, сверху донизу, был насквозь мокрым.

Если бы можно было поймать такси, но здесь они попадаются редко, а если иногда и проезжают, то поздним вечером не останавливаются, чтобы взять пассажира. Такси гонят в аэропорт или обратно в Манхеттен. Под опорой путепровода, на пластиковых мешках с мусором, сидел белый мужчина лет пятидесяти, одетый в плащ и шляпу. Время от времени он подносил к губам плоскую бутылку в бумажном пакете и делал глоток. Склонив голову на бок, он смотрел на вечернего пешехода, будто ждал чего-то. Мужчина примерно его роста, размер побольше, но это не критично.

Разин подошел к бродяге и сказал:

– Есть бизнес-предложение.

– Ого, – сказал бродяга. – Я сразу понял, что ты управляющий банка Чейз. Я угадал?

– Почти. Продай плащ. Плачу двадцать долларов наличманом.

Бродяга уже рассмотрел свитер и пятна крови.

– Всего двадцать? – переспросил он. – Сэр, без плаща я замерзну ночью.

Этот дядька скидки не сделает. Разин сунул руку в карман, достал почти всю наличность, что была с собой, двести сорок долларов, и сунул их в руку бродяги. Тот пересчитал и, опасаясь, как бы покупатель не передумал, скинув плащ, пропал в темноте. Плащ, еще хранивший тепло прежнего хозяина, широкий в плечах, был сшит из толстой зелено-серой синтетической ткани. Его теплая подкладка пропахла дешевым виски.

Все еще чувствуя озноб, Разин прошел несколько кварталов до станции метро. Поднялся вверх на два пролета железной лестницы с двухсторонними перилами. Здесь был застекленный павильон, окрашенный ядовито-зеленой краской, в нем размещалась билетная касса. Разин сказал «здравствуйте», достал банкноту и попросил билет на одну поездку. Пожилой мужчина-кассир, отделенный от мира высокой стойкой и пуленепробиваемым стеклом, просунул в узкую щель билетик, сдачу и пожелал ему доброго вечера.

Разин вышел из павильона, миновал турникет, поднялся еще на два пролета и оказался на платформе, длинной, полутемной. Он достал из брючного кармана носовой платок, поплевал на него, сел на лавку, стер с левого ботинка и чемоданчика пятна крови. Минут через десять подошел поезд. Пассажиров оказалось немного. Вдоль вагонов прошли два полицейских, бросили на Разина быстрые взгляды и проследовали дальше.

Разин снимал квартиру на втором этаже четырехэтажного дома на тридцать квартир. Окна выходили на задний двор, где была устроена автостоянка для жильцов, обнесенная забором. Поднявшись по скрипучей лестнице, он открыл дверь и включил свет в прихожей. Скинул плащ, помыл руки в ванной, посмотрел в зеркало: увидел там чужое лицо, немолодое и усталое, с глубоко запавшими глазами. Он кое-как умылся и промыл рану водой.

Прошел на кухню, опустил жалюзи. Он выключил свет, встал спиной к стене, чтобы его не заметили снизу из двора и выглянул наружу. На огороженной железной сеткой территории устроили парковку автомобилей. Кажется, никого нет. Он постоял еще минуту и увидел женщину в восточной одежде, бурке и хиджабе, закрывающем лицо. Женщину выпустили на прогулку. Она доходила до сетки, поворачивалась, шла обратно, и снова поворачивалась. От кого скрывать лицо поздним вечером? Вскоре кто-то позвал ее, прогулка была закончена.

В шкафчике стояла почти полная бутылка виски, он сделал глоток прямо из горлышка, как тот бродяга. Нашел на полке аптечку и чистое полотенце. В спальне он включил все осветительные приборы и сел перед трельяжем, разложив на нем аптечку. Надо спешить, скоро кожа вокруг раны станет дряблой, тогда нитками ее уже не стянуть, шва не получится. Через месяц на месте ранения появится большой розовый рубец. Надо сейчас. Он достал двухпроцентный раствор лидокаина, сделал несколько инъекций, подождал пару минут. Вдел хирургические нитки в ушко кривой иголки и приступил к делу. Шов получился не самым красивым, но на скорую руку сойдет.

Он прошел в большую комнату, включил телевизор, лег на диван и стал ждать местных новостей. Показали короткий репортаж о перестрелке в гараже офисного здания, но никаких подробностей не сообщили. Разин подумал, что надо перекусить и лечь в кровать, с этой мыслью он заснул. Снилась ему та женщина, гулявшая во дворе, только теперь она поднялась в его квартиру и продолжала ходить здесь, от стены к стене и обратно. Чувствуя безотчетный страх, он закрыл глаза, женщина исчезла. Но остались ее тяжелые шаги и скрип половиц. Он хотел сказать, чтобы она уходила, иначе он не уснет, но был так слаб, что не мог пошевелить языком. Проснувшись под утро, выключил телевизор и снова заснул.

Утром он долго сидел на краю кровати и думал, что дальше не сможет выполнять свою работу, не сможет жить прежней жизнью, торговать в магазине, встречаться с бандитами, отвечать головой за миллионы чужих долларов, пусть его забирают в Москву, куда угодно…

По новостям передали, что в офисном центре в жестокой перестрелке с полицией убит криминальный авторитет Генри Уилсон и несколько бойцов из его бригады. Ближе к вечеру передали, что в Куинсе обнаружена машина с трупом Стивена Уилсона, брат которого погиб в перестрелке накануне вечером. Разин слушал новости невнимательно, его знобило, поднялась высокая температура. Когда стемнело, он нашел силы прошагать несколько кварталов, подальше от дома, позвонил Саше Липатову и попросил его приехать завтра вечером в пивную «Черная метка», до нее от квартиры полчаса пешком.

Они встретились на следующий день, устроились за одним столиком. Липатов, мужчина лет сорока, среднего роста, с короткой стрижкой, сказал, что есть новости очень плохие и хорошие. То есть не совсем хорошие, но более или менее. Начал с плохих новостей. Оба помощника Разина, которые страховали его в подземном паркинге, – убиты на месте. Новость обнадеживающая – имя Эрика Бергера ни разу не прозвучало ни по радио, ни по телевизору. За два последних дня ни домой к Разину, ни в его магазины полицейские не приходили. Марта сказала, что из полиции никто не звонил, да и вообще никаких звонков не было, кроме рекламы.

Еще есть информация из Москвы. Там все очень взволнованы этой историей. Они хотят знать подробности. Спрашивают, в каком состоянии Разин и что с посылкой. Разин попросил передать в Москву, что, в он в порядке, но сейчас не может вернуться домой или в свой магазин, он боится полицейской засады, возможного задержания и судебного разбирательства. Перед тем, как возвращаться домой, надо навести справки в полиции, что и как, через человека, которого Липатов хорошо знает. Разину надо полежать на дне пару недель и подождать, когда все немного уляжется. Адреса квартиры, где он живет, лучше никому не знать. Посылка у него.

– Больше не звони Марте, – сказал Разин. – Зайди к ней завтра в госпиталь. И скажи, что у меня все хорошо. Что скоро я появлюсь.

– Ты выглядишь так… Словно с того света сбежал. На каникулы. Я могу достать лекарства. Тебе еда нужна.

– У меня есть лекарства, – сказал Разин.

– Давай хоть до дома довезу?

– Спасибо. Но ты же знаешь правила.

Разин поднялся и ушел в дождь и темноту. Путь до квартиры отнял почти целый час. Он вошел в спальню, кое-как снял мокрую одежду, упал на кровать и впал в забытье, это были то ли сон, то ли явь, наполненные образами знакомых людей, каких-то событий, встреч, расставаний, поездок в метро, скором поезде и автомобиле… Все это длилось бесконечно долго и кончилось ничем.