Покупателями будут местные богачи и иностранцы со всего света. Аукционы будут проходить очно и дистанционно, по телефону. Все желающие смогут заранее приобрести каталоги за десять долларов. Сейчас Плат сосредоточен на переговорах с экспертами и юристами, которые будут готовить к торгам тематические коллекции. Далее следовали незначительные подробности его быта и сумм, которые он тратит на жизнь. Действительно, все весьма скромно, ничего лишнего.

Разин сел в машину, доехал до закусочной, купил пару бургеров на завтрак и сделал звонок из телефона-автомата в детективное агентство «Клаус и Спенсер» Чарли Гудмену.

– Мне нужно больше информации, – сказал он. – Запишите себе. Надо выяснить, и поскорее, прошлое этого парня. Кто родители, где учился, с чего начинал, его женщины. Может быть, были конфликты с законом, заметные скандалы. Что-то такое…

Разин стоял и загибал пальцы, стараясь ничего не забыть.

– Я хочу сделать ему одно выгодное предложение, как бизнесмену. Поэтому и выясняю подробности жизни… Хочу убедиться…

– Это – ваше дело.

– Да, да… Только надо все аккуратно. Не поднимать пыль.

– Я понял, – сказал Гудмен. – Сейчас же дам поручение своим парням. Они за три-четыре дня раскопают все подробности.

– Хорошо. Пришлите письмо на тот же ящик, экспресс-почтой. Чек я посылать не буду. К вам приедет тот же человек и все привезет. Ну, в конверте.

Новое письмо Разин получил через четыре дня. В нем оказалось довольно много полезной информации о личности Платта и кое-какие подробности его жизни и быта. Его отец Джон Платт, крупный промышленник, владелец нескольких заводов по выпуску строительных материалов, в основном утеплителя и листового стекла. Семья жила в Питсбурге, затем переехала в Калифорнию, у его матери Изабель Платт в сорок лет врачи нашли туберкулез, ей посоветовали целебный воздух сосновых лесов Калифорнии. Стивен Платт, младший из трех сыновей, не захотел заниматься бизнесом, его тянули гуманитарные науки, он писал длинные поэмы, пьесы для школьного театра, рисовал сначала акварелью, потом маслом.

Работать начал с четырнадцати лет, быстро скопил на первую машину, хорошо учился в школе. Внешне привлекательный, неглупый, он пользовался успехом у девушек. После школы учился в одном из колледжей Лос-Анджелеса, но бросил. Отец оплатил его учебу в Оксфорде. Платт не сумел стать художником, но стал отличным экспертом по европейской живописи и прикладному искусству девятнадцатого века. Одно время Стивен преподавал в Чикагском институте искусств, работал экспертом в Национальной галерее «Прадо» в Мадриде. В молодости ездил по Европе. Трижды бывал в Советском Союзе, читал лекции для советских специалистов в Пушкинском музее в Москве.

Платт – убежденный демократ, человек либеральных взглядов. Он дважды был женат, первый брак – ошибка молодости, хоть он и продлился семь лет. Вторая супруга Тереза, дочь бывшего сенатора, стала настоящей спутницей жизни, она скончалась два года назад от онкологического заболевания. Платт-старший вместе с женой переехал в фешенебельный пригород Вашингтона, округ Колумбия, купил дорогущий особняк в Джорджтауне неподалеку от известного на весь мир особняка Марджори Мерриуэзер Пост, превращенного в частный музей русского искусства.

Старший Плат с супругой жертвовали огромные деньги в бюджет Демократической партии и были на короткой ноге с сильными мира сего. В это время их младший сын вернулся из очередного путешествия по Европе. Около трех лет Стивен жил под одной крышей с родителями и работал экспертом в Вашингтонской Национальной галерее искусств. Он принимал участие в светской жизни, ему даже прочили карьеру политика. Разин подумал, что в свое время наверняка Платт стал настоящей находкой для КГБ.

Из этой общей картины можно было сделать некоторые выводы. Очевидно, Платт был завербован Комитетом еще во время своего первого визита в Москву. Тогда ему было двадцать семь лет. Он не сильно брыкался. Как обычно бывает, для начала ему поручали разные пустяки. В Америке Платт никого не знал, кроме своего куратора, с которым встречается раз в месяц где-нибудь в местном кинотеатре, и связника. Платта некоторое время вводили в игру, поощряя, но не деньгами, к которым он был равнодушен, а вниманием, показным уважением.

Возможно, с ним встретился курьер из Москвы и сообщил, что деятельность Платта очень важна для народов обеих стран, СССР и Америки, потому что Платт не занимается подрывной деятельностью против своей страны, напротив, он укрепляет мир между нашими великими народами. Благодаря его усилиям холодная война не стала войной ядерной. Это говорят всем дурачкам-идеалистам вроде него, чтобы человек верил: он живет и работает во имя мира во всем мире, а не из шкурного денежного интереса.

Да, на Лубянке, наверное, долго ломали голову, решая, чем можно заинтересовать этого парня. Надо думать, Указом Президиума Верховного Совета СССР ему присвоено знание майора госбезопасности, какие-то медали и ордена. Сейчас, наверное, Платт уже полковник. За свою карьеру он получил два-три письма от первых лиц СССР, уж точно от Андропова, где тот высоко оценивал деятельность Платта и призывал его и дальше работать на благо мира и процветания. Что-то в этом духе…

Воскресный день был в антикварном магазине нерабочим, но с улицы, через витринное стекло, была видна горящая лампа в глубине помещения. Значит, Джон был на месте. Дом, где находился магазин, был кирпичным, четырехэтажным, старой постройки. Алексей Разин остановил машину на улице, прошел в проулок между зданиями и стал копаться с замком задней двери. Оказавшись в коридоре, он открыл стенной шкаф и скинул плащ. Джон вышел навстречу, это был мужчина лет шестидесяти пяти, в очках, немодных брюках и клетчатой фланелевой рубашке. Он прихрамывал на левую ногу, поэтому ходил с тростью.

– Привет, – сказал Разин. – Я думал, ты уже ушел.

– Сегодня некуда торопиться, – ответил Джон. – Пока еще светло, разбирал иконы. Из новой партии, которую в среду получили из Франции.

– Есть что-нибудь интересное?

– Всегда есть что-то интересное. Всего в этот раз пришло тридцать две иконы.

Разин вслед за Джон прошел в рабочую комнату, заваленную раскрытыми коробками и упаковочной бумагой. На подставке, освещенная лампой, стояла икона «Оплакивание» размером примерно тридцать пять на сорок сантиметров. На переднем плане тело Христа, обвитое пеленами и готовое к погребению. К его лицу прильнула Богоматерь, к ногам наклонился Иоан Богослов, на заднем плане ангелы и пустой крест.

– Любопытно, – Разин задержался у иконы. – Хорошее состояние. Кажется, конец девятнадцатого века?

– Середина девятнадцатого, – сказал Джон. – Кто был тот мастер, самый первый, который придумал для красоты покрывать иконы олифой? Сначала они блестят, как пасхальные яички, но через сто лет становятся черными. Снять потемневшую олифу, не повредив рисунок, не так уж просто.

– Сколько за эту можно взять?

– Сотен пять, если без вопросов, – ответил Джон. – У меня есть парень, который купит кое-то. Хоть завтра.

– Что за человек? Он здесь уже что-то брал?

– Нет, у нас он пока не покупал. Но я его знаю. Обычный коллекционер, американец средних лет.

– Отлично, – кивнул Разин. – Пусть в среду приходит. Поговорим. Я тут ненадолго. Когда будешь уходить, не забудь включить сигнализацию.

Разин вышел из комнаты, по железной винтовой лестнице спустился в подвал. Там в проходной комнате стояли три сейфа для хранения денег и драгоценностей. А рядом – его кабинет, где тоже был сейф, черный и большой, похожий на полированный шкаф. На стене в рамочках висели лицензии на торговлю антикварными изделиями и драгоценностями, недавняя фотография Марты, той женщины, которая официально, по документам, является законной женой Разина. На снимке ей лет сорок, но Марта, наряженная в цветастый пиджак и розовые брюки, выглядит моложе своих лет.