— Мол комбинат должен расти как на дрожжах! — восклицал оптимистично он. — И не будь я Галевым, если я не возведу над вашими головами белые, как молоко, потолки!
Нет рабочих рук? Но это Галеву было только на руку. Можно обеспечить хорошей халтурой хороших знакомых. Кто откажется от веселого заработка? Толпой побегут. А коли так, перепадет и ему, Галеву. Хочешь взять — дай! Да не забудь угостить в ресторанчике!
И давали. В очередь стояли с подношениями. И угощали до умопомрачительного состояния.
Временные рабочие — кто их видит, считает — ведь с них не приходится выколачивать профвзносы? Смело пиши в наряды половину мифических лиц.
Привлекал поистине недюжее воображение, сочиняя расценки.
Объемы проделанных работ Галев никогда не брал с потолка, за полным отсутствием таковых. Черпал из земли. Если судить по нарядам, подчиненные его поработали так лопатой, что становится удивительным, как они не докопались до Антарктиды. Согласно опять же тем самым нарядам, бетонный раствор всякий раз замешивался по крайней мере с десяток раз: почему полезли по швам потом стены — непонятно. Вероятно, землекопы задели-таки земную ось.
Жирные сливки снял хватюга Галев с мол комбината.
Хваткие люди на дороге не валяются. И на ней, на дороге, они бдят: а с кого бы да чего бы?
На пути мчащегося по тракту грузовика смело встал госавтоинспектор Сурченко:
— Откуда арбузы?!
— С бахчи, вестимо, — отвечал полосатый от страха хозяин. — Колхозники собирают, а я отвожу.
— Не положено.
— Но ведь для трудящегося человека.
— Не положено!
И как только «положил» сопровождающий арбузы в загребущую длань инспектора 400 рублей, сладкий товар покатился дальше.
Очень горько, сограждане.
НЕ СВОИМ КОЛОСОМ
Хлеборобы Шмелевы превратились в овсюг на поле. На работящую семью косо поглядывали люди. Зато прямее некуда выразился управляющий отделением Горлов:
— Мельтешите под ногами Продовольственной программы!
Ясноглазые Шмелевы чернели лицом. Просыпались совсем уж до свету и еще истовей крестились рычагами машин. На камни шли врукопашную. Готовность земли пробовали, как манную кашу, — на язык. Словом, не щадя живота закладывали семена будущего урожая, а в душе прорастало сомнение: неужели в самом деле зря затеяли семейное поле? Но им было радостно работать вместе. А срастаться с полем — не внове. Голова семьи Михаил Анатольевич — потомственный хлебороб, тракторист божьей милостью. Про него классные механизаторы говорят: «Пашет, как вяжет, — ни узелка, ни клинышка». Опытный бригадир, наставник молодежи, он и своим детям сумел привить любовь к земле и трактору. Сыновья Иван и Сергей — пахари, каких поискать. А дочь Татьяна — вообще землероб высокого полета, неоднократный победитель российских конкурсов пахарей и призер международного в Венгрии. Одаренные хлеборобы Шмелевы ладно сидели в седлах даже самой кособокой техники. Сметливый Михаил Анатольевич перепрофилировал свалковскую жатку в проворную волокушу. Давно списанные комбайны «Нива» стараниями Шмелевых пусть не стали записными красавцами, но из металлолома вышли на своих ногах.
Под дозором совести глубоко пахали и густо сеяли Шмелевы.
Но вот пришла пора, по которой начинают считать цыплят, и оказалось: не требуются ни микроЭВМ, ни большие счеты. «Цыплята» упорхнули. Не порадовали колосом ни пшеница, ни овес. Трудолюбивая семья даже не отработала взятый аванс и задолжала совхозу по зарплате три тысячи двадцать три рубля. Над оконфузившимся семейным звеном откровенно посмеивались недоброжелатели. Ходил гоголем управляющий Горлов, будто одержавший победу над всеми дюпонами и морга-нами здесь, в совхозе «Озерный». Шмелевы чувствовали себя без вины виноватыми и не порывались на новые подвиги. Семейное звено теперь трудилось вместе только за вечерним столом, где неизменной «звеньевой» была уже хозяйка дома Зинаида Федоровна, в недавнем прошлом тоже тракторист. А пахарь-сокол Иван улетел в город. Сердечные мотивы подхлестнула осечка в большой семейной замашке. «Иван — крестьянин по призванию, — вздыхает Татьяна. — Всех уток и гусей величал по имени-отчеству и различал по голосу». В глубине души Михаил Анатольевич брал на себя вину за отъезд сына в город: споткнулся стреляный воробей на подряде!
Что же помешало доброй инициативе? Подкузьмила погода? В немалой степени. Но как обрыдли нам проливные жалобы на небо! Ведь для того и отдается земля семейной добросовестности и разворотливости, чтобы не полагаться на взбалмошного бога. Какие же земные катаклизмы торпедировали успех звена? Думается, главная торпеда — всесокрушающий формализм, каковой сопровождал звено с самого рождения.
Ладился семейный подряд впопыхах — нежданно нагрянувшим в совхоз высоким начальством из области.
— На тебя смотрит Европа, Татьяна, — стелилось высокое начальство — первый заместитель председателя областного агропромышленного комитета Виктор Николаевич Васильев. — Ты у нас знаменитость! Орденоносец, кандидат в члены ЦК профсоюза. Теперь станешь ярким маяком и в семейном подряде!
Были у Шмелевых опасения: не поздновато ли заговорили о звене — весна в разгаре и вся техника в совхозе закреплена.
— Обеспечим новенькими тракторами и гусеничной поддержкой! — заверил Васильев.
Не о кампанейском ли подходе к серьезному делу говорит и этот маленький штрих — выбор звеньевого?
— Почему должна возглавить звено я, а не отец, опытный бригадир и для нас неизменный авторитет? — удивилась Татьяна.
Областное начальство не возражало против того, чтобы глава династии продолжал руководить семьей и дальше. Но по бумагам звеньевой хотелось видеть Татьяну. Звонче для рапортов!
Вместо тракторов к обещанному сроку прикатило лишь извещение о том, что выделена техника. А бумажкой много ли напашешь?
Звеньевая Татьяна Шмелева (очень миловидная, незамужняя):
— Недаром отец с самого начала был против скоропостижного подряда. Точно в боковое зеркало увидел, как вокруг техники заведутся чадные конфликты и с управляющим Горловым и с другими бригадами: кому хочется делиться! Машинный двор огрызался даже беззубыми боронами. Оказались совсем без грузовика: на тракторе привозили себе обед в поле. Зерновому звену добавили пятьдесят гектаров гречихи, которая не была записана в договоре. Семена ее завезли поздно. Культура эта трудоемкая. Ее скосить — не одно мотовило сносить. Ждали поддержки — получили подножки. Восстановленные нами комбайны управляющий Горлов отнимал. Да и нас самих отрывали от запланированных работ то на сенокос, то на опорос.
Михаил Анатольевич Шмелев — неформал (неофициальный руководитель звена):
— Горлов свое тяжелое похмелье обрушивал на наши головы. Примчится утром после 2–3 дней застольной «болезни» и давай нам ставить примочки. Не замешкает покрыть матом что доярку, что ярку. Мол, вот я вас, самостоятельных, пошлю на все четыре стороны. Какие цацы! Он, управляющий, кланяйся в ножки звеньевому, если вдруг потребовался трактор!
Шмелев-старший не скупится в едкой характеристике руководителя отделения, но при этом по-крестьянски заглянул в корень: закавыка не только в личных качествах Горлова. Отпор новому дает укоренившаяся система: куда показали пальцем, туда вприпрыжку беги. Сказали пахать вверх сошником — паши, не рассуждая, мелкая сошка: начальству виднее. Велели побросать семена на ветер — исполняй прилежнее, выколосится заработок. Секретарь парткома Быков, директор совхоза Кириллов— люди прогрессивные (читают газеты и слушают начальство!), дружным голосом за новинку, но работать звену приходится с управляющим. А тому самостоятельное звено, что оглобля в колесе. В отделении там прореха, тут дыра, как их заткнуть, если нет возможности маневрировать людьми и техникой? Организовать других получше? Увы, работать труднее, чем помешать работе. Корреспонденту «Крокодила», вознамерившемуся побеседовать с управляющим Горловым, пришлось туго. В разгар рабочего дня Бориса Семеновича не было ни там ни сям. «У него тридцать восемь градусов», — наконец поступило сообщение из дома. «Сорок!» — уточнили с улыбкой присутствующие. Не берусь утверждать, какой градус подкосил резвые ноги управляющего, но имею авторитетных свидетелей, что явившийся наутро в контору Борис Семенович не теребил в руках ни больничного листка, ни захудалой справки от фельдшера. Но это к слову.
