– И никакой я не Само, – обиженно пробормотал он, засыпая. – Я Самослав. Само меня мамка называла, когда я совсем малой был. А я уже большой. Вот!

***

– Да что за чертовщина мне опять снится! – Николай Семенович Мещеряков открыл глаза, и с натужным стоном сел в постели. – Это все морфин, врач ведь предупреждал.

Хриплое дыхание вырывалось из груди отставного подполковника. Еще недавно сильный и упрямый, как бык, мужчина, умирал на глазах. Рак легкого, чтоб его… Доктора сказали, что он может расти долго и не давать о себе знать. А когда почуешь неладное, то уже поздно. Как и все нормальные мужики, Николай Семенович лечиться не любил, а больниц и докторов избегал, как черт ладана. Даже проклятую флюорографию не делал годами, за что и поплатился. До последнего тягал гири, бегал и работал в саду. Шестьдесят пять лет всего, кмс по боксу и боевому самбо, какие его годы.

Жизнь закончилась, когда как-то утром он выплюнул сгусток крови после начавшегося кашля. Как водится, подивился и забыл. А потом это повторилось еще раз, а потом еще. А потом это увидела жена… Он никогда не сможет забыть тот ужас, что плеснулся тогда в ее глазах. Она закрыла рот рукой и только и смогла прошептать:

– Коленька, родной! Да как же это! Господи, за что?

И она зарыдала. Людмила Ивановна отработала медсестрой больше двадцати лет, пока в семье не появились первые большие деньги. Тогда-то она и уволилась с копеечной зарплаты и стала заниматься домом. Людмила слишком хорошо знала, что может означать кровь в мокроте.

– Пойдем в больницу! – с безумной надеждой смотрела она на него. – Это всего лишь туберкулез! Это лечится. Полежишь полгодика, и как новый будешь. Коленька, ну, пожалуйста!

Николай Семенович отмахнулся. Ну, подумаешь, кашель, с кем не бывает. Но жена была неумолима, как неумолим оказался диагноз. Рак легкого четвертой стадии, неоперабельный. В тот момент он словно почувствовал, как над ним захлопнулась крышка гроба. Про истинное положение дел ему так ничего и не сказали. Гнусная привычка онкологов вываливать горькую правду на родственников, бесила с одной стороны, и оставляла крошечную надежду с другой. У нас принято щадить больных, не то, что в голливудских фильмах, где врач, сверкая зубными протезами, сообщает:

– У вас неоперабельный рак. Вам осталось жить три месяца. Вот счет за консультацию. Спасибо, что обратились в нашу клинику.

А откуда эта холёная сволочь может знать, что именно три месяца, а не четыре? Он что, Господь Бог? Этого Николай Семенович никогда не мог понять. С другой стороны, все по-честному, и человек может привести в порядок свои дела, переписать имущество на жену и детей, не позволяя родне передраться у гроба. Хрен его знает, что лучше…

Отставной подполковник встал с кровати, не обращая внимания на тяжелый запах, пропитавший его комнату. Он угасал, и явно видел, как обвисают крепкие еще недавно мышцы, как худеет лицо и растут мешки под глазами. Анальгин и трамадол его давно не брали, и дикую боль, терзавшую измученное тело, заглушали только наркотики, которые почерневшая от горя жена каждую неделю получала в диспансере. Он понял, что это конец, и вот тогда-то его и начали посещать эти странные сны. Доктор предупреждал, что могут быть галлюцинации как побочный эффект. Да только на галлюцинации все это было совсем не похоже.

В этих снах он был мальчиком-рабом, росшим в Галлии, в самом начале седьмого века. По множеству событий и имен, водопадом проливших на него, Николай Семенович понял, что все это происходит в королевстве франков. Причем этих королевств почему-то было три, но страна вроде бы одна. Ничего не понятно! Слава Богу, он был еще в разуме, и интернетом пользоваться умел. А что еще делать, когда точно знаешь, что умрешь? Да все, что угодно, лишь бы забыть, что с тобой на самом деле происходит. Интернет подошел для этой цели как нельзя лучше.

Каждый раз снилось что-то новое, и на эффект морфина все это было совсем не похоже. О тех временах Николай Семенович не знал почти ничего. Он что-то такое слышал про войну Брунгильды и Фредегонды, как и многие, но не вникал глубоко. Такая седая древность его никогда не интересовала. То ли дело, Великая Отечественная. Там, и почитать есть о чем. К примеру, как бравый попаданец двадцать первого июня на прием к товарищу Сталину попадает. Чушь, конечно, но ведь до чего забавно. Грешен Николай Семенович, любил полистать всякий разноцветный шлак, что продают теперь в книжных магазинах.

Отставной подполковник загрузил поисковик и вколотил непослушным пальцем: Брунгильда, казнь, Хлотарь. Он надел на нос очки и погрузился в чтение.

– Австразия? Какая еще Австразия? Австралия, наверное! А, нет, все верно. Австралию тогда еще не открыли. Ну и назвали страну, запутаешься! – он бурчал дальше, продираясь через зубодробительные имена, запутанные родственные связи и многочисленные, крайне затейливые убийства в королевском семействе. Ему показалось, что там своей смертью вообще никто не умер. Впрочем, ему это только показалось, было и такое, нечасто, правда. Минут тридцать Николай Семенович бездумно прыгал со странички на страничку, а потом не выдержал:

– Вот ведь зверье! И как земля носила такую нелюдь! Вроде христианские короли были, а хуже фашистов. И с чего мне эта страсть сниться стала? Не могу понять. Ну, точно, от морфина это.

Он снова прилег, незапланированная активность лишила его последних сил. Неужели, незаметно прошла целая жизнь? Ведь словно вчера был Афган, где он три года бегал по горам за душманами, командуя разведгруппой. Там-то он и познакомился с будущей женой, когда после ранения загремел в госпиталь. Там они и поженились. Потом он перевелся в Западную группу войск. А вскоре, как это иногда случается, его вызвал к себе в кабинет особист. Он был не один. В кабинете сидели два человека с неприметными лицами, которые были одеты в одинаковые серые костюмы. Они то и сделали предложение, от которого молодой капитан не смог отказаться. У него и шанса на это не было. Новой службе он отдал еще десять лет. А потом страна покатилась под откос, и как оказалось, Николай Семенович все эти годы боролся совсем не за то. Новые времена наступили. Душно стало в той структуре. Душно, липко и гадко. И тогда он написал рапорт…

Что только не делал свежеиспеченный отставник все эти годы! Он торговал медом с пасеки деда, помогая старику с пчелами, он подсобничал на стройке, он научился класть печи и ставить крыши. А потом судьба свела его со старыми школьными друзьями, которые строили дома из бруса. Так Николай Семенович через пару лет стал владельцем маленькой фирмочки, специализирующейся на деревянном домостроении. За пятнадцать лет фирмочка выросла в немаленькую строительную компанию. Брус – штука капризная, и дома из него – сильно на любителя. Но Николай Семенович дерево любил, и умел находить людей, что были похожи на него в симпатиях к этому непростому материалу. Да, в таком доме холодновато, нужно ждать усадку, конопатить и подкручивать компенсаторы. Могло и окно перекосить, все бывало. Но ведь живое дерево – есть живое дерево, любителей его полно, а потому работы ему хватало. Олигархом Николай Семенович так и не стал, но денег ему хватало на все. Он вцеплялся зубами в каждую возможность, что давала ему судьба. Он не ныл, когда она сбивала его с ног. Он просто вставал и шел дальше. Его кусали, вырывая куски мяса, а он кусал в ответ. А как еще можно делать бизнес в нашей стране?

Жизнь удалась. Дом он себе построил, квартиры сыну и дочери купил, мир повидал. Всю Европу исколесил, на теплые моря отдыхать ездил. Даже как-то раз в круиз вокруг света сходил. Не понравилось, сухопутный он человек. Денег у него предостаточно, да только не нужны они ему теперь. В гробу карманов нет. Ну вот, опять про гроб вспомнил, расстроено прикусил губу Николай Семенович. О чем бы ни думал, все к одному идет! К старухе с косой! Что же, он прожил достойно, и умрет достойно. Бизнес он продал, а на эти деньги прикупил коммерческую недвижимость с долгосрочными договорами аренды. Жене с лихвой хватит и останется еще. Дом тоже на нее переписал. Голым мы приходим в этот мир, и голыми же уходим.