…В последнее время в Академии наук была подвергнута суровой критике компания собутыльников и неустойчивых в идейном отношении лиц, которые во время пьяных сборищ высказывали неправильные, националистические по содержанию взгляды о якобы существующем в Белоруссии засилии русских, ущемлении прав белорусского народа в развитии языка и культуры, целесообразности выхода БССР из состава СССР, изменении границ за счет присоединения к Белоруссии части территории Российской Федерации, Латвии и Польши и т. д.

Изучение вопроса показало, что их «запевала» — старший научный сотрудник Института литературы, кандидат филологических наук Прашкович безнадежно отставший в науке и морально опустившийся человек. Он систематически пьянствовал, нарушал трудовую дисциплину, не проявлял активности в общественной и политической жизни. Его «коллега», кандидат наук Института искусствоведения, этнографии и фольклора Миско несколько раз попадал в медвытрезвитель, за плохое выполнение производственных обязанностей понижался в должности, имел взыскания. С червоточиной оказались и три других участника этой одиозной компании.

На партийном собрании и заседании ученых советов коммунисты институтов литературы, языкознания, истории, искусствоведения, этнографии и фольклора, главной редакции БелСЭ дали принципиальную оценку этому уродливому в наши дни явлению и потребовали выдворения их из Академии наук. В соответствии с существующим законодательством ученые советы институтов тайным голосованием приняли единодушные решения о несоответствии этих лиц занимаемым должностям научных сотрудников. Тем самым ученые решительно осудили их омерзительные высказывания и поступки, их поведение, несовместимые с работой не только в академии, но и на идеологическом фронте вообще.

Заметки на полях. А потом «укоряли» просветителей, Евфросинью Полоцкую, Мелетия Смотрицкого, Зизания, Миколу Гусовского. Докладчик, возможно, не знал, что Зизаниев было двое, обоих в свое время церковь объявила еретиками.

Рогнеда Рогволодовна и Предслава — Евфросинья Полоцкая… Две знаменитые женщины, чьи имена стоят у истоков древней истории. Две полочанки, чарующие образы которых пережили века и сохранились для потомков. А на пленуме утверждалось, что Полоцкую нельзя считать прогрессивной, потому что она — монахиня.

Между тем организаторам и участникам пленума, тем, кто готовил доклад, должно было быть хорошо известно ее самоотверженное, одержимое благородной идеей служение народу. Переписывая и переводя книги в монастыре, она с течением времени основала два монастыря.

А Кирилл Туровский… Просветитель, подвижник, писатель. Он стоит рядом с Ефросиньей Полоцкой у истоков нашей письменности и культуры. Породила его туровская земля, воспитала красота белорусского Полесья.

После долгого забвения их имена снова стали достоянием белорусской культуры. Долгое время замалчивания истории, а то и ее фальсификации оборачиваются большими издержками духовной жизни нации. Первая половина 70-х годов для Белоруссии, как и для соседней Украины, была, между прочим, временем «охоты на ведьм». Соответствующая служба, опираясь на широкий идеологический актив, упорно искала, раскрывала, навешивала ярлыки и обезвреживала «националистов».

Правда, у нас, в отличие от Украины, «националистов» не сажали. По мнению Машерова, возможность национального возрождения в Белоруссии уже окончательно ликвидирована, а потому деятельность «националистов» не представляет большой опасности. «Разговоры об этом — это преувеличение, плод чрезмерной подозрительности», — подытожил докладчик.

Он понимал опасность национализма в крайней форме. «Национализм, — любил повторять, — ржавчина, которая разъедает душу человека, разрушает любое общество. Человек, зараженный националистическими предрассудками, никогда не будет духовно богатой, раскованной, яркой личностью, способной украсить нашу жизнь». Однако он иногда не различал национальное и националистическое. Любая попытка подчеркнуть самобытность культуры, национальных обычаев у него вызывала опасение: а «не пахнет» ли здесь национализмом?

Требование «быть идейно-сознательными» относилось и к детям, школьникам младших классов.

- Серьезными издержками страдает и детская литература, - считал Машеров. - В эпоху небывалого взлета науки и техники, технологии, освоения космоса детская литература все еще топчется вокруг лесных гномов, сказочных принцев и иванушек-дурачков. Министерству просвещения, Союзу писателей, Госкомиздату, издательствам нужно серьезно продумать план действий и организовать выпуск такой литературы, которая в полной мере отвечала бы современным задачам идейно-нравственного воспитания родителей, детей и всего населения, - наставлял докладчик участников пленума.

***

В докладе Машеров подчеркнул, что партийное руководство «особенно дало маху в воспитании людей, позволив им строить дачи …

«…В свое время было немало рассуждений о том, что в республике, мол, излишне строго ограничивается индивидуальное дачное “строительство”. Однако иначе делать было нельзя. Как правильно отмечает Иван Шамякин в своем новом романе “Атланты и кариатиды”, пресловутая садово-дачная лихорадка захватила, поразила многих работников. “Они забыли про еду и сон, - пишет Шамякин, - а некоторые и о государственной службе. Разговоры в отделах шли на одну тему: кто где достал шифер, трубы, цемент, навоз; кто какие сорта яблонь, крыжовника, смородины посадил на своем участке. Все внезапно сделались архитекторами, агрономами”. Жизнь показала, что республиканские органы поступили тогда правильно, и если уж говорить откровенно, в нравственном отношении мы спасли многих людей, не дав им погрязнуть в болоте индивидуалистских страстей и забот».

Такой подход Машерова к дачному строительству при всей его сомнительности вместе с тем характеризует его как стойкого приверженца социалистическим идеалам, нацеленного на их реализацию.

Машеровские выступления против частной собственности не помогали найти выход из критических ситуаций. Никто из советских, партийных работников не имел права купить автомобиль (покупали, конечно, детям). Но в основе это - покушение на свободу личности.

- Нет, человек искренне верил в победу коммунизма, иначе объяснить некоторые действия Машерова нельзя, - признался Иван Шамякин. - Я не назову другого руководителя, который бы так одержимо выступал против частной собственности… Машеров своей собственности, кроме разве мебели и одежды, не имел. Бросить в него за это камень, думаю, не посмеют самые ярые сторонники приватизации. Однако такая привязанность одноукладности не только промышленности, но и сельского хозяйства не помогала решать многие проблемы.