На одном из последних в его жизни заседаний бюро ЦК неожиданно сказал:
- А сейчас я прочту вам один документ.
Начал читать «острое» письмо, написанное кровью сердца, болью и отчаянием. Его подписали лауреаты Нобелевской и Ленинской премий страны. В нем говорилось о том, какая страшная опасность подстерегает наш народ, партию, страну в связи с массовым распространением пьянства. Приводились ужасающие цифры резкого возрастания рождаемости неполноценных детей, для которых в 2,5 раза выросло количество спецзаведений. Однако этот документ коренным образом отличался от постановлений по «горбачевской» антиалкогольной компании 1985 года: не планировалось, например, вырубать сады и виноградники, ввести сухой закон. Словом, были конкретные предложения, как навести порядок, чтобы спасти нацию и общество от вырождения. Высказывалась мысль, чтобы ответственные работники общественно-политических организаций показали пример - отказались от употребления алкоголя.
Машеров читал письмо с какой-то грустью, скорбью, очень выразительно. А после в наступившей тишине добавил:
- Не знаю, как вы, а я подписываюсь под каждым пунктом этого письма. Буду настаивать на том, чтобы его обязательно рассмотрело Политбюро.
Документ был направлен только членам и кандидатам в члены Политбюро ЦК КПСС.
По возращении из Москвы у него спросили о судьбе письма.
- Там такие выпивохи… Разве ж будут они это послание обсуждать? Перестаньте спрашивать меня об этом, - махнув рукой, ответил он своему собеседнику.
***
Беларусь. Раскинулась по Двине и Днепру, Бугу и Неману, Припяти и Березине. А для Машерова нет роднее и дороже земли, чем Беловежская пуща. Но вырывался он сюда редко, как правило, с гостями, московскими или иностранными. А гости - та же работа, и очень нелегкая. Особенно в то время, когда любой серьезный разговор заканчивался «обильным застольным возлиянием». Иностранцы от нас не отличались, наоборот, «усердствовали».
Всю жизнь он был заядлым охотником. Появлялось свободное время - и в пущу, к живым свидетелям истории - шестисотлетним дубам-великанам, между которыми бродит стадо исполинов - зубров. В пущанских лесах любил прогуливаться на исходе дня. Радовался туманным восходом и пурпурным закатом на реке Лесной, вдыхал ароматы золотисто-коричневых боров и вековых дубов. Он любовался и крепким боровиком, и подберезовиком. Мог часами ходить по лесным дорожкам, у березок и сосен, называл их «сердечными»... Пробежит заяц, дикий кабан либо лиса... Все это вызывало у него приподнятое настроение и бодрость.
«Мне понятна твоя вековая печаль, Беловежская пуща», — шептали губы слова из песни. Что и говорить, он был большой жизнелюб.
Последний год жизни был каким-то особенным для него, насыщенным встречами с молодежью. В сентябре он досрочно вернулся из Крыма: приближался юбилей комсомола республики, Всесоюзный слет победителей похода комсомольцев и молодежи по местам революционной, боевой и трудовой славы советского народа. Никогда он не использовал полностью отпуск, оставлял себе время, чтобы съездить в Беловежскую пушу.
Со светлыми мыслями на неделю раньше он возвратился в Минск. Чувствовалось, красота природы благотворно подействовала на его настроение. Жена спросила мужа:
— Ты почему так рано приехал?
— А вот взял да приехал. Ты здесь одна, а я там один. Тезисы к докладу на XXIX съезд Компартии Белоруссии уже подготовил. Ехал по новой дороге из Бреста всего три часа. И машин почти не было. Перед отъездом в Минск ходил на охоту. Но даже ни разу не выстрелил. Сидел в стогу сена, любовался природой, оленями — рука не поднялась на них. Луна чудесно светила...
В том году листопад запаздывал. Шорох и капель в лесу пугали зайцев. Падая дружно, листья шуршали в ветвях, и это казалось косым серым бегунам страшным. Чтобы уберечься от возможной беды, зайцы искали убежище на пашнях, по вырубкам и в ельнике. Поставив длинные уши, сжавшись в серый комочек, чтобы сигануть в любой миг, они поглядывали по сторонам круглыми зеленовато-желтыми глазами. В воздухе была разлита бодрящая свежесть. Все острее чувствовалась осень...
- Уйдем на пенсию — поедем туда жить. Ты будешь лесником работать, а я — заготовителем грибов, — пошутила Полина Андреевна.
— Нечасто он так искренне раскрывал свою душу, — вспоминала она. — Всегда постоянно занят, работал как фанатик, по 14 — 16 часов в сутки, а ночами читал книги, статьи... Режим питания и отдыха не соблюдал. Приходилось удивляться, как он такие перегрузки выдерживал. Дома почти ничем не занимался. Много курил, особенно после того, как в 1977-м году удалили почку. Однажды сказал брату: «Знаешь, Павлуша, сил хватает, можно работать и с одной почкой».
Академик Евгений Чазов, руководитель 4-го Главного управления при Минздраве, рассказывал:
- С Машеровым у меня были большие проблемы. Возникли сложности с его заболеванием, пришлось его оперировать, удалять почку. Решиться на это, понятно, всегда непросто: нужно удалять - не нужно? Но, кстати, операция помогла восстановить у него нормальное артериальное давление, и чувствовал он себя прекрасно…
«Он обладал удивительной способностью почти мгновенно засыпать в любое время суток, что, по его словам, помогало ему быстро восстанавливать силы и поддерживать высокую работоспособность», - заметила жена в беседе.
Шумит нынче в «Дроздах» его «семейный» сад, неподалеку растут каштаны и о чем-то шепчут листвой. Может, по-своему вспоминают, как ухаживал за ними Машеров?
***
Известно, что любовь и высокая политика - два нерасторжимых спутника, идущих рука об руку… А порой любовь становится даже основным двигателем политики. Сколько интриг и низвержений личностей спровоцировано этим святым чувством, сколько успехов одержано благодаря ему. Немало примеров, когда жены способствовали возвышению своих мужей. В данном случае вряд ли стоит говорить о том, что такая же роль была уготована и Полине Машеровой.
Он сделал ей предложение накануне войны. Она никогда и никому не рассказывала, что он ей сказал. Да и в любви признался один раз в жизни. Она искренне убеждена, что такое говорится только раз. И знать об этом должны двое. Сдержанность вообще была ей присуща. Если обижалась, то просто замолкала.
В войну она больше всего боялась, что его убьют не у нее на глазах, что ее не будет рядом. Это казалось самым страшным. Они остались живы. Но через много лет это случилось: он умер не у нее на руках.
У французов есть выражение: женщина на все времена. Это вообще была красивая пара: Петр и Полина Машеровы. Статные, высокие, с безупречной осанкой, любящие хорошую одежду и умеющие ее носить. У Полины в молодости параметры фигуры были как у фотомодели. Откуда эта породистость и врожденная интеллигентность у девочки из глухой деревушки и сельского паренька — одному Богу известно.
Когда она стала женой первого человека в республике, очень боялась подвести мужа. Ведь за ними пристально наблюдали. На ходу училась хорошим манерам и умению вести себя на правительственных приемах. Выручали природные интеллигентность и такт.
Она, можно сказать, не принимала участия в судьбоносных решениях, в политике, экономике республики. Не повлияла особенно и на судьбу своего мужа как политика, главу верховной власти в республике. Она не вмешивалась в его дела. Впрочем, он ее и не вовлекал в них, был непоколебим в принятии решений. А у нее хватило житейской мудрости особенно «не высовываться». Но ее присутствие дома, на многих политических и торжественных мероприятиях, банкетах, как признавалась она, придавало лидеру партии коммунистов республики особую уверенность и твердость, душевное спокойствие. Она женской мудростью интуитивно чувствовала, когда надо подсказать ему, посоветовать.
Машеров почтительно относился к высказываниям жены, не считал зазорным поделиться с первой женщиной республики, находящейся, впрочем, в тени мужа, своими соображениями не только по вопросам политики, он выслушивал ее мнение, критические замечания. Другое дело, принимал или не принимал он ее советы и соглашалась она с ним или нет. Но, как свидетельствовали очевидцы, они никогда не ругались, не спорили на людях, не давали никому повода говорить о своих разногласиях...
