После нескольких минут поиска правильных слов я бормочу ей в волосы:

— Спасибо, что доверилась мне.

Эшли отстраняется.

— Так это все? Ты не разочарован или не испытываешь отвращения?

— Конечно, нет. Я ненавижу, что ты так долго хранила эти секреты, боясь, что если кто-то узнает, то сочтет тебя непривлекательной или недостойной в каком-то смысле. Жизнь — это путешествие, болезненное и коварное путешествие, полное ловушек, и мы все в этом участвуем. Единственный способ пройти через это — окружить себя людьми, которых мы любим. Чтобы наслаждаться каждым шансом испытать что-то хорошее. И когда дела пойдут плохо, а они пойдут плохо, я надеюсь, что мы будем держаться друг за друга, пока вода снова не успокоится.

Она не отвечает мне словесно, но делает лучше, прижимаясь своими губами к моим.

— Ты великий человек, Бен Лэнгли.

Прежде чем я успеваю сказать ей, что она ошибается, Эшли снова целует меня, на этот раз глубже. Я провожу руками по ее спине и волосам, сжимая золотые локоны в кулаках, наклоняю ее голову и целую ее за каждую секунду, которую мы потратили впустую порознь, за каждое мгновение ее сомнений и каждый час сна, потерянный из-за сожалений.

Наши руки не ощупывают друг друга. Мои бедра не двигаются, чтобы создать трение, которого мы оба обычно жаждем. Вместо этого мы тонем друг в друге, позволяя этому поцелую передать то, что слова никогда не смогли бы передать должным образом.

У меня кружится голова от осознания того, что Эшли моя и что Бог дал мне еще один шанс на любовь, которая бывает раз в жизни.

Она прерывает поцелуй и соскальзывает с моих колен, но я не отпускаю ее так легко. Эшли берет меня за руку и ведет к кровати, откидывает одеяло и заползает на матрас. Я сбрасываю туфли и следую за ней, где прижимаю ее к своей груди.

Мои руки сжимаются вокруг нее.

— Есть ли что-нибудь еще, о чем нам нужно поговорить сегодня вечером?

Напряжение в ее мышцах исчезает. Она прижимается ближе, закидывая свою ногу на мою, а руку кладет мне на живот.

— Мне больше нечего сказать. Теперь ты все знаешь.

Я благодарен, что девушка не может видеть моего лица, иначе увидела бы нерешительность и нервозность, которые я испытываю, когда спрашиваю:

— Уверена, что больше ничего не хочешь мне сказать?

Возможно, я и скрыл неуверенность в выражении своего лица, но не смог скрыть ее в своем голосе. Я ожидаю, что она будет дразнить меня, говоря: «Да, я уверена».

Но Эшли шокирует меня, когда ползет по моему телу, прижимаясь губами к моим, но не целуя меня. Вместо этого она трется своим носом о мой.

— Я люблю тебя. Ты первый мужчина, в которого я когда-либо была влюблена, и я планирую любить тебя вечно. — Она скрепляет свои слова поцелуем на моих застывших губах. Она отстраняется, изучает меня и ухмыляется. — Не ожидал этого услышать?

Я провожу руками по ее спине и, наконец, обретаю дар речи.

— Ты дала мне гораздо больше, чем я надеялся. А теперь иди сюда, чтобы я мог поцеловать тебя в ответ.

Она так и делает, и мы целуемся, пока наши губы не немеют, и ни один из нас не может стереть улыбку с наших лиц.

— Я тоже люблю тебя, Эш.

ГЛАВА 30

ЭШЛИ

В доме все еще темно, когда я на цыпочках прохожу мимо закрытых дверей, за которыми, как я предполагаю, спят Бен и Эллиот, затем спускаюсь по лестнице на кухню.

Прошлой ночью мы с Беном целовались несколько часов, прежде чем он выключил свет, прижал меня к своей груди и сказал мне спать. Я была удивлена, что после нашего эмоционального воссоединения он не попытался продвинуться дальше. Он не трогал грудь и не просунул руку мне между ног. Самое большее, что сделал, это сжимал мой зад и стонал, что мне очень понравилось. А когда я потянулась к поясу его штанов, он накрыл мою руку своей и прошептал: «Не сегодня».

Сначала я была разочарована. Я имею в виду, Бен мог бы обогревать весь этот особняк всю зиму огнем, который разжигают его поцелуи. Все мое тело практически вибрировало от желания. Но по мере того, как он продолжал целовать меня, это безумное желание пустило корни и превратилось во что-то более тяжелое и волнующее. В отчаянную тоску и предвкушение того, что должно произойти.

В какой-то момент я заснула, а когда проснулась, другая сторона кровати была холодной. Бен ушел. Знаю, что он должен был присматривать за Эллиот, но я подумала, что, может быть, он вернется, когда она уснет. Если только он не подумал хорошенько о том, что я ему сказала, и не передумал?

Нисходящая спираль этих мыслей не давала мне спать большую часть ночи и, в конце концов, привела меня на кухню, где я жду, когда закончит вариться кофе. Беру теплую чашку и направляюсь к мягким креслам с видом на Лос-Анджелес. Я хотела бы сосредоточиться на том, как утреннее солнце освещает город, но вместо этого слишком много думаю обо всем.

Бен сказал, что любит меня.

Бен не хочет заниматься со мной сексом.

Он сказал, что никогда не отпустит меня.

Но встал с кровати и больше не возвращался.

Я закрываю глаза и надеюсь, что не напугала его рассказом о своих абортах. Казалось, он действительно смирился с моим прошлым. Если бы только я могла читать его мысли, тогда бы знала, что…

— Что, черт возьми, здесь происходит? — шепчет-шипит Джесси у меня за спиной.

Я поворачиваюсь, кладу подбородок на спинку кресла. На нем черные пижамные штаны и нет рубашки, его черные волосы растрепаны на голове. Его высокое, худощавое, покрытое татуировками тело отличается от мощного, мускулистого торса Бена без чернил.

— И тебе доброе утро, солнышко.

Он упирает руки в бедра.

— Предполагалось, что тебя затрахали до комы прошлой ночью, а ты сидишь здесь ни свет, ни заря без единого ожога от ковра. Если только… они у тебя на заднице?

— Нет.

Он прищуривается и изучает мои руки.

— Хм, локти не красные, подбородок без царапин. Какого хрена вы, ребята, делали всю ночь? — Он охает. — Подожди, вы же помирились, верно?

Я делаю глоток кофе.

— Да.

Джесси заваривает себе чашку кофе, затем встречается со мной у окна, садясь на кресло рядом со мной. Он откидывается назад, кладет лодыжку на противоположное колено и ждет, когда я продолжу.

— Я влюблена в твоего брата.

— Ясный перец. Так почему ты не выглядишь разбитой и обезвоженной после всего того секса, который у вас двоих был прошлой ночью?

— У нас не было секса.

— Почему нет?

Я не могу не улыбнуться его очевидному замешательству.

— Не знаю. Я была бы готова к этому, но он не подавал сексуальных сигналов, поэтому я последовала его примеру.

Он откидывает голову назад.

— Этот гребаный парень.

— Возможно, он не может смириться с тем, что я ему сказала.

— Насчет аборта?

Теперь моя очередь поднимать челюсть с пола.

— Как ты узнал об этом?

Он поднимает брови.

— Бетани, — ворчу я.

— В ее защиту, мне пришлось догадаться, и у нее ужасное бесстрастное лицо.

— Да уж. Что верно, то верно. — Тогда до меня доходит, что я открыто говорю о том, из-за чего мне было стыдно и мучительно с тех пор, как мне исполнилось семнадцать лет. Может быть, это потому, что из нас четверых Джесси больше всего похож на меня. Если бы мы открыли наши шкафы и сравнили скелеты, думаю, у нас было бы равное количество сожалений.

— Но ты влюблена в него?

Долгий вздох срывается с моих губ.

— Очень сильно. Да.

Рок-звезда сияет своей мегаваттной улыбкой, которая очень напоминает мне улыбку его брата.

— Хорошо.

Звук шагов по деревянному полу заставляет нас обоих обернуться как раз вовремя, чтобы увидеть Бена, восхитительно свежего после сна, входящего в кухню. Мой пульс учащается, а в животе порхают бабочки. На нем спортивные штаны (обморок) и тонкая белая майка, которая выглядит на полразмера меньше, в основном вокруг его бицепсов, плеч и груди. Он замирает при виде нас с Джесси. Взгляд Бена останавливается на мне, и на его лице появляется ухмылка.