И тут я решил рассказать ей всю правду о нашей с Безбородовым гипотезе. И после этих слов всё пошло наперекосяк.

– Не стоит себя винить, Женя. Анатолий был обречен и виной тому не были наркотические вещества. Они сыграли разве что косвенную роль.

– О чем ты?

– Есть подозрение, что Краснова убили.

– Убили? – надломленным голосом переспросила она. Ее губы побелели и задрожали. Пальцы крепче сжали чашку.

– Мы рассматриваем версию, что Краснов последние недели или месяцы неосознанно вводил в свой организм опиоид, смешенный с неким препаратом, который негативно действовал на его сердце.

– Кто это «мы»? – все так же нервно поинтересовалась она, прикрывая чашкой нижнюю часть лица. – Ты и сотрудники полиции?

– Нет. Я и мой коллега Александр Викторович Безбородов.

– Почему вы решили, что это могло быть убийство? Разве не проводилось вскрытие? Почему тогда позволили похоронить тело?!

Ее голос становился с каждым словом выше. Не способная стоять на месте, Евгения развернулась и сделала пару шагов, отдалившись от меня.

– Есть ряд причин так думать. У нас есть подозреваемые. И завтра мы сможем получить больше доказательств их причастности к смерти твоего бывшего мужа.

– Кого вы подозреваете? – уже чуть ли не шепотом спросила она, продолжая стоять ко мне спиной. Ее плечи сжались и задрожали, словно от холода.

– Медсестру Нину Мелентьеву и ее сыновей. Твой бывший муж… состоял с ней в отношениях.

– Я знаю, – все так же шепотом вымолвила она. – Если у вас получится доказать их вину, что тогда?

– Мы сообщим в полицию.

– Даже если я тебя попрошу этого не делать?

– То есть как? – мне показалось, что я ослышался.

Евгения поставила чашку на столешницу, затем подошла ко мне вплотную, сжав ладонями мои руки, заглянув в глаза.

– Алексей, я её знаю. Она хорошая женщина и дети у нее не плохие. Они не заслуживают быть наказанными.

– Хорошие люди не способны на убийство, – решительно заявил я. – К тому же закон един для всех. Я буду обязан доложить о собранных уликах, и пусть суд решит: виновны они или нет.

– Даже если я скажу, что Краснов избивал их систематически и отбирал все деньги? – Она глядела на меня пристально, почти умоляюще.

– Если он плохо относился к ним…

– Не плохо, а ужасно!

– Если он ужасноотносился к ним, тогда она сможет рассчитывать на снисхождение или даже оправдание со стороны присяжных. Но не нам решать их судьбу.

– Нет, именно вамрешать их судьбу. Это работа полиции, и если дело не ведется, тогда ничего не стоит просто умолчать о ваших догадках. Кому от этого будет хуже? Они уж точно не серийные убийцы.

– Почему ты их защищаешь? – я повысил голос. Ничего не мог с собой поделать. – Она ведь была любовницей Краснова, когда вы состояли с ним в браке!

– Я знаю. Не думай, что ты поведал мне страшную тайну. Она сама мне обо всем рассказала.

Я был поражен ее словами. Но это было только начало. Дальше меня ожидали куда более шокирующие признания.

– Почему?

– Потому что знала, какой Анатолий человек. Ей было меня жалко. Ей хотелось открыть мне глаза. И у нее это получилось. – Евгения вновь перешла на спокойный тон, граничащий с шепотом. – Сперва я не хотела ей верить, но некоторые подробности, связанные тогда с еще моим мужем, заставили меня убедиться в её искренности. Не окончательно, но достаточно, чтобы задуматься и перейти к решительным действиям. Я решила поговорить с Толей. И этот разговор завершился огромным скандалом и рукоприкладством. Затем от Нины я узнала, что на следующий день Краснов избил и её. Досталось и близнецам, которые пытались вступиться за мать.

Ей удалось достучаться до меня, и моя неприязнь к Краснову перешла в ненависть. Будь он сейчас живой и стой передо мной, я набросился на него с кулаками. И не важно, кто бы победил.

– Мы с ней встретились в парке через пару дней. Мои синяки скрывались под одеждой, в то время как её остались на шее и лице. И если те два дня я жалела себя, то после этого стала жалеть Нину. Я сказала, что напишу на Анатолия заявление в полицию и предложила поступить ей также. Но Нина побоялась. Не столько за себя, сколько за своих сыновей. Ей не хотелось злить Краснова. И, насколько мне известно, она ни разу так и не обратилась в полицию. Страх всегда был в ней сильнее гордости. А может она привыкла к нему и не хотела терять, пусть и непутевого, но последнего мужчину, который все еще хотел ложиться с ней в постель. Кстати, это её слова, навязанные Анатолием.

Его посадили на пятнадцать суток. Я боялась истечения данного срока. Ожидала увидеть его в приступе гнева, стоящего на пороге нашей квартиры. Вернулся он совершенно в ином расположении духа. Как сейчас помню его стоящего в дверях с букетом ромашек. Он просил прощения и обещал, что больше никогда не поднимет на меня руку. А еще, что бросит Нину. Время показало, что он лгал и в том и в другом.

Спустя пару дней я позвонила Нине и предложила ей снова встретиться в парке, но она сослалась на занятость. Только потом я узнала от её сыновей, что причиной отказа были новые следы побоев. Краснов вернулся ко мне с цветами, а к ней с кулаками.

Евгения грустно хмыкнула. Я молчал. Мне было больно видеть её столь несчастной. В те минуты я даже почувствовал что-то схожее с благодарностью к Мелентьевым за то, как они поступили с Красновым. И все же, голос праведника звучал во мне с той же непоколебимой уверенностью. Зло должно быть наказано, пусть даже делалось она во имя благих целей.

– В целом, мою историю жизни с Красновым ты знаешь. Эту часть я тебе поведала лишь для того, чтобы ты понял причины моей просьбы. Мне жаль эту женщину и её детей. Они настрадались. Я не хочу им больших страданий, чем тех, которые они уже пережили.

Она замолчала, с надеждой глядя на меня. И я хотел дать ей то, чего она просит, но не мог.

– Женя, прости меня. Я не могу…

– И ты готов пойти до конца?

– Я вынужден…

– Даже если это приведет меня на скамью подсудимых?

Вот тут меня обдало жаром. Во рту стало вязко.

– Ты о чем?

– Разве не понятно?

Мой мозг категорически не хотел принимать смысл сказанных слов. Словно меня пытались накормить традиционной едой племени с берегов Амазонки, а мой желудок противился кулинарной пытке, пытаясь исторгнуть все обратно.

– Ты…ты причастна к смерти своего бывшего мужа?

– А кто, по-твоему, подмешал в его дозу яд? Близнецы его купили, Нина мне передала, а я смешала его с наркотиком. Принимал он его только у себя дома, нигде больше. А ключи от квартиры он мне передал полгода назад, когда хотел помириться со мной. Даже не знаю, почему я их взяла. Видимо Судьба хотела, чтобы все закончилось именно так.

Теперь я уже не мог стоять на месте. Прижав ладони к лицу и вслушиваясь в биение пульса в висках, я тяжело задышал. Мне хотелось стереть себе память и не слышать того, что она говорила последние минуты. Все это было неправильно. Меня затошнило. Захотелось немедленно уйти туда, где мне могло стать лучше.

– Это какое-то сумасшествие, – пробормотал я.

– Алексей, взгляни на меня.

Я помотал головой, затем отнял ладони от лица и посмотрел в потолок. Перед глазами плясали темные пятна. Казалось, им было весело кружиться то в одну сторону, то в другую. Евгения попыталась прикоснуться ко мне, но я отступил на шаг назад.

– Не отталкивай меня, прошу. Я знаю, что мы виноваты, но также знаю, что у нас не было другого выхода.

– У неё может и не было, а у тебя?! – выдавил я из себя со злобой. – Каковы были твои причины, а?! Неужели только прошлые обиды?!

– Нет, – не стала она лгать. – Он не поднимал на меня руки с тех пор, как мы перестали жить вместе. Мои причины были скорее материальными. Он ведь хотел отсудить у меня половину денег, полученных от продажи картин. Я была морально и физически истощена судебными тяжбами, он же, как вампир, черпал в них силу.

– Нужно было дать ему желаемое.