Снедаемый столь безрадостными размышлениями, я сильнее обычного дернул за поводок озадаченную Псину, как будто она была виновата в том, что на дорогой нам уголок позарились какие-то хапуги. Бедняжка даже взвизгнула от неожиданности.
– Ладно, прости, прости, – пробормотал я примирительно и со всех ног рванул к нашему дому. Моей целью были две пенсионерки у подъезда – высокая и плотненькая – озабоченно наблюдающие за тем, что творится на территории, непосредственно примыкающей к нашему двору и традиционно считающейся чем-то вроде общественного сквера. Как же они удивились, когда я, не имевший привычки здороваться и наверняка, слывший у них невеждой и зазнайкой, первым с ними заговорил на волнующую тему надвигавшейся на нашу голову масштабной стройки.
Бабульки, надо отдать им должное, хоть и проявили поначалу некоторую настороженность, постепенно прониклись ко мне доверием – недаром говорят, что общее несчастье сближает – и выдали массу полезных сведений. Причем до такой степени полезных, что я мысленно поклялся себе впредь до скончания века с ними раскланиваться. Не столько из вежливости, сколько для того, чтобы иметь под рукой надежный и проверенный источник информации.
А теперь о том, что я из него почерпнул в этот раз. Так вот, старушки поведали мне, что на месте конюшни, как им, в свою очередь, сообщил сгружавший плиты рабочий восточного происхождения, в скором времени будет жилая высотка и супермаркет. От них же мне стало известно, что пару лет назад на этот клочок городской земли уже вроде бы покушались (странно, что я ничего об этом не знал, хотя, может, и не странно), но на уровне префектуры было принято решение привести территорию в порядок и разбить на ней сквер с беседками, скамейками и цветниками. Однако планы, как это часто бывает, так и остались на бумаге.
– В нашем районе и так рекреационных зон не хватает, – со знанием дела заключила та из тетушек, что повыше и пожилистей, – а теперь последнее свободное местечко застроят!
А вторая, что пониже и поплотней, добавила:
– Наша старшая по дому, Любовь Иванна, уже звонила в префектуру, а там удивляются, мол, какая стройка? Дескать, они ни сном, ни духом… А пока они будут удивляться, у нас под окнами небоскреб вырастет, глазом моргнуть не успеем!
– Значит, народ надо поднимать! – вставил я свои пять копеек.
– Вот и подымайте! – многозначительно воззрились на меня великовозрастные подружки. – Вы ж молодые. А мы присоединимся.
– Хорошо, договорились, – деловито заявил я, – а эта ваша Любовь Ивановна? Ее как найти?
– Она в семнадцатой квартире живет, – подсказала жилистая, – а я – напротив, в девятнадцатой. А Марь Васильна, – кивнула она на плотненькую, – в восьмой.
– Ясно, – я снова дернул за поводок изрядно заскучавшую Псину, и, сопровождаемые взглядами пенсионерок, мы с ней нырнули в подъезд.
Дома, наспех покормив Псину, я кинулся к компьютеру. Мне нужно было срочно определиться с планом дальнейших действий, и вскоре непродолжительный поиск вывел меня на общественную организацию под названием "Архпатруль". Потом я позвонил по приведенному на сайте телефону.
– Архпатруль, – ответил молодой женский голос.
– У нас сносят памятник архитектуры восемнадцатого века. Что делать? – выпалил я в трубку.
… Через пятнадцать минут я был основательно подкован бесстрастной особой по имени Юля, которая начала свой инструктаж сухо и по-деловому: "Значит, так, слушайте внимательно и не перебивайте. Все вопросы, когда закончу". Я послушно, как паинька, внимал, пока Юля вдалбливала мне буквально пошаговый план действий. До того подробный, что у меня даже вопросов не осталось. Моя понятливость Юлю порадовала и, пожелав мне удачи, она пообещала принять непосредственное участие в борьбе за наш памятник архитектуры после того, как я сдюжу необходимую подготовительную работу.
Я поблагодарил ее за помощь и, не откладывая в долгий ящик, взялся за дело. Сначала с помощью интернета проштудировал историю усадьбы Маховых, открыв для себя при этом много нового и неожиданного. А именно, что принадлежала она вовсе не дворянам, а зажиточным купцам, сделавшим состояние на торговле свечами и керосином. Что, впрочем, не помешало мне насочинять воззвание под заголовком "Не дадим закатать в бетон уголок старой Москвы". Следующий пункт программы дался мне труднее. Уже потому что для его реализации, мне пришлось не только выбраться из-за компа, но и выйти из квартиры. Псина, конечно же, рванула, было, за мной, решив, что намечается внеплановая прогулка, но ее осадил:
– Сиди дома, я скоро!
В действительности я вернулся часа через полтора, с шершавым от непрестанной болтовни языком. Притом что за это время я успел обойти не больше десяти квартир в своем подъезде. И везде было одно и то же: "Здрасте-здрастьте. Вы уже знаете, что рядом с нашим домом планируется возведение жилого комплекса? Как вы к этому относитесь? Против? Тогда поставьте, пожалуйста, свою подпись. Спасибо". А еще я сделал для себя открытие, что в нашем доме полным-полно людей, которых я не знаю, но, которые, оказывается, знают меня. И не только благодаря недавней телепередаче. Оказывается, я и раньше был им известен, по крайней мере, они меня замечали, а я их до сих пор– нет. Поэтому я испытывал неловкость от того, что соседи обращаются ко мне как к старому знакомому, хотя я их вижу, по сути, в первый раз. Сам себе удивляюсь, как так получилось, что во всем доме я умудрился свести какое-никакое общение только с Прокофьичем, да и то благодаря Гандзе. Будь она неладна.
Штука в том, что сначала она поселилась у Прокофьича на правах то ли дальней родственницы, то ли знакомой знакомых. Хотя, как выяснилось потом, в столице у нее имелся единокровный дядька-участковый, но не суть. А суть, что в конечном итоге она как-то незаметно окопалась на нашей со Славкой территории. Причем Славка по сию пору считает, что привадил ее я, а я так уверен в обратном. Однако как бы там ни было, а факт остается фактом: поначалу Гандзя казалась нам забавной простушкой, к тому же она отлично готовила и поддерживала порядок в моей берлоге. О прочих ее достоинствах умолчу не столько из скромности, сколько потому, что я о них уже распространялся.
Да, но, повторюсь, Прокофьич, который обитал этажом ниже еще задолго до меня, появился в моей жизни вместе с Гандзей. Я свел с ним знакомство в минуту отчаяния, когда Гандзя перестала меня забавлять и превратилась в нешуточную угрозу. В первый раз я появился на его пороге, одержимый идеей сплавить ее обратно и сделать вид, что ничего не было. Трюк мой, конечно, не удался, и в конечном итоге выручил нас со Славкой вовсе не Прокофьич, а британец Уолтер (дай бог ему здоровья!), но именно тогда нас судьба и свела, за что я ей по-своему благодарен. Ведь когда я узнал его поближе, стало понятно, что мы с ним одного поля ягоды. И еще вопрос, кто из нас больший неудачник.
Потому что Прокофьич – космонавт, который никуда не улетел. Он был в третьем отряде космонавтов и восемь лет терпеливо ждал своей очереди, пока другие счастливчики, облачившись в скафандры, торжественно взбирались по трапу, и это их восхождение с замиранием сердца наблюдали у своих голубых экранов миллионы советских телезрителей. А в их числе и я – крепкоголовый десятилетний пацан, которого более всего занимали не рискованные эксперименты на орбите, а то, каким образом космонавты справляют нужду в невесомости.
Помню, как живо мы обсуждали этот насущный вопрос с мальчишками во дворе.
– Да как они могут в толчок прицелиться, если их все время мотает, – рассуждал деловитый Виталька по кличке Лонг, прозванный так за высокий рост.
– Наверное, они пристегиваются ремнями, – высказывал предположение Ромка, с которым мы учились в параллельных классах, и с ним после некоторого размышления все соглашались, потому что ничего более вразумительного придумать не могли.
Что касается космических какашек, то тут мы тоже были единодушны: наших познаний, полученных из телевизора, хватало на следующую научную гипотезу: их удаляли из корабля, после чего они вращались по орбите, пока не входили в плотные слои атмосферы и не сгорали. Сколько времени мог занимать этот процесс, мы не знали, но страшно забавлялись, представляя, торжественное плавание какашек в безмолвном космическом пространстве.
