Миша, толкая лодку перед собой, медленно пошёл на выход. Впереди на дне темнело какое-то пятно, вероятно тина, которая местами проступала под слоем воды огромными грязными пятнами. Обходить этот участок было лень, все-таки нарезвились основательно, а он еще с тренировок в бассейне помнил, как быстро вода отнимает силы. Шагнув в тину, он неожиданно повалился лицом вперёд, тверди под ногой не оказалось, это была не тина, а яма. Машинально попытался зацепиться за корму лодки, но она прямо из-под рук взмыла вверх свечкой и ветер тут же перевернул её вверх дном, опрокинув позади Миши. Яма оказалась неглубокой, всего-то по горло. Миша тут же выбрался на мелкое, оглянулся. Лодка спокойно дрейфовала в паре метров от него. Похоже, никто этого захватывающего зрелища не увидел, каждый был занят своим делом и в сторону Миши не смотрел. Миша сделал шаг от берега в сторону лодки, и тут же порыв ветра отодвинул её еще на пару метров. «Надо быстрее, как бы не унесло!» – мелькнуло в голове. Он сделал ещё два шага, ещё, с каждым шагом вода поднималась выше, и шаги давались труднее. Решив, что плыть быстрее, он лёг в воду и классическим кролем догнал лодку. Земли под ногами не было. Рука съехала со скользкого дутого борта лодки, и она прыжком удалилась ещё. Верёвки-то вдоль борта нет, зацепиться можно только за короткий фал на носу, и то, если он не внутри, сообразил Миша и ускорился. Лодка, словно смеясь, отодвинулась опять. Он полежал на воде, собираясь с силами, и выдал спринт, почти дотянувшись до корпуса. Сильный порыв оттащил злосчастное плавсредство и теперь гнал, не переставая. Мысли были только о папе, который очень долго мечтал её купить, и так бездарно лишить его мечты Миша не мог, и от этой жалости чуть не заплакал.

Быстро заработав руками, с опущенной в воду головой он поплыл за ней. Равнодушный ветер слегка подталкивал лодку, медленно, но неотвратимо. В какой-то момент Миша понял, что сил больше нет. Совсем. Он взглянул в сторону уже далекого берега. Папа огромными прыжками бежал по берегу к оставленным на песке веслам, одним движением продел обе руки в петли, сжал древки, превратив ладони в лопасти, и бросился в воду.

Лёгкая волна ударила Мише в нос, сразу забив его до самого горла. Он закашлялся и погрузился с головой в воду. Отчаянно взбрыкнув, вырвал голову из сырого темного плена, вдохнул и сразу опять закашлялся. Шевелить руками, чтобы удержаться на воде сил уже не было. Где-то далеко, наверное, на горизонте, он видел стремительно плывущего к нему папу с синими неестественно широкими ладонями. Одновременно отталкиваясь обеими ногами, словно лягушка, Миша пытался удержаться на поверхности, как вратарь на водном поло выпрыгивает по пояс из воды, но с каждым движением толчки становились слабее, а неудержимая сила тянула и тянула вниз, в прохладную сизую глубину. «Лодка, лодка», – билось в голове. Нет, он не думал, что может утонуть, в этом возрасте мысли о смерти редко бывают, он изо всех сил хотел догнать эту треклятую лодку и уже не осознавал, что не плывёт, а только барахтается в толще воды, все чаще и чаще глотая её вместе с воздухом…

Почему то вспомнилось, как перед новым годом мама послала его в ларёк купить лимонов. Дала пять рублей. Это были большие деньги, и Миша всю дорогу сжимал синюю бумажку в кармане, боясь потерять, да и рукам тепло. До ларька было 5 минут ходу, и на обратном пути, держа в одной руке пакет с лимонами, в другой сжимая сдачу – зелёную трёшку, весело думал о новогодних подарках. Когда до дома оставалось пройти две пятиэтажки, из тёмного двора вынырнули два амбала, лет шестнадцати, в черных лётных куртках, широченных штанах и смешных синих вязаных шапочках с небольшим козырьком и помпошкой – «фернандельках».

Они были неотличимы друг от друга. Так одевались только гопники. Раньше Миша с ними не сталкивался лицом к лицу. Он слышал, что эти ребята отбирают у прохожих мальчишек деньги, иногда бьют. А в драках между собой за территорию (делить асфальт), случалось даже убивают. Себя они именовали «пацанами», а тех, кто не состоял в какой-либо группировке и был не «при делах» – «чушпанами». Но Миша жил в другом мире, где никто никому не мешает жить, не указывает где можно ходить, а где нельзя, и не делит людей на группы.

Самой большой неприятностью была редкая двойка в дневнике. Даже когда над Мишей смеялись в школе несколько дней из-за того, что он носил подаренные бабушкой на десятилетие часы, он не обращал внимания, хотя, что может хуже, чем быть посмешищем в школе. Одноклассники сочли часы старомодными. Они и впрямь были не новыми. В квадратном золотистом корпусе, с ремешком коричневой кожи, гордо назывались «Слава». Папа сделал недостающие дырочки в ремешке, и часы уютно устроились на левом Мишином запястье. А смех… Тут всё было понятно – ни у кого из одноклассников часов не было вовсе, и, конечно, они заслуживали жалости, а не обиды…

–Эй, пацан! Откуда будешь? – хрипловатый голос разбудил какую-то липкую растерянность.

– Вон там живу, – Миша указал пакетом с лимонами в сторону своего дома, который был так близко, даже их окно в четвертом этаже было наполовину видно.

– Отойдём, – полувопросительно, полуутвердительно прохрипел один из одинаковых и длинно сплюнул сквозь зубы в сторону двора.

Холодея от предчувствия чего-то нехорошего, Миша потащился во двор. Одинаковые обступили его с боков, не давая возможности сбежать, хотя об этом он даже не думал. Так, почти под конвоем, его завели в ближайший подъезд.

– Деньги есть?

– Нету.

– А если найду? Слушай, неохота тебя бить.

– Нету.

– Попрыгай.

Миша изобразил что-то похожее на прыжки через скакалку. Мелочь не звенела, так как её не было.

– Руку вынь из кармана!

Миша судорожно соображал. Если он вынет руку с зажатой трёшкой, она сразу станет видна, тогда точно отнимут. Оставив её в кармане, он медленно вытащил руку из кармана пальто, куда тут же засунул свою один из близнецов.

– А это что?

– Сдача,– промямлил Миша.

– Блин, надо было тебя тормознуть, когда туда шёл, видели же.

Второй одинаковый коротко съездил Мише по левой скуле, несильно, но голова откинулась назад, ударившись об стену. Если бы не кроличья шапка, шишка была бы обеспечена.

– Хоро̀ш, Радик, – первый остановил обидчика. – Больше не ври. Апельсинчиком угостишь?

Миша поразился: его ударили, обокрали, а теперь просят угостить?!

– Э-э-это лимоны, – пробубнил он.

Интерес к фруктам у близнецов мгновенно иссяк. Первый предложил закурить, выслушав отказ, потянул второго за рукав, и оба выскользнули из подъезда, бесшумно, как змеи.

От неожиданности, обиды от удивительной, какой-то сновидческой лёгкости, с которой его погрузили в совершенно другой мир, от жалости к себе и почему-то к маме, слезы навернулись, закапали, а затем полились неостановимо. Примерно через минуту, кое-как утеревшись шарфом, Миша вышел из подъезда. Что сказать маме по поводу сдачи, он совершенно не представлял, а рассказывать правду было немыслимо. У соседнего подъезда на заснеженной лавке сидели трое бугаёв в кожаных куртках, с меховыми воротниками. Они были сильно старше обидчиков, но тоже одинаковые.

– Эй, пацан, сюда иди!

Миша почувствовал ярость и полное равнодушие к последствиям.

– Что, тоже отнять хотите? Поздно, всё уже отняли, и это не апельсины, а лимоны! – выкрикнул он в сторону кожаных.

Дальше произошло удивительное. Один коротко скомандовал что-то, и двое бросились за угол дома. Первый подошел к Мише, крепко взял за драповый локоть.

– Сколько отняли?

– Три рубля, – растерянно произнес Миша.

В следующий момент из-за угла появились убежавшие туда кожаные, которые за шкирку волочили близнецов. Стала очевидна разность в возрасте и в комплекции, и последние явно проигрывали.

– Милиция!– заявил старший кожаный, – заявление писать будешь?

Миша окончательно запутался. Он так же раньше не имел дел и с милицией.

– Не знаю.

– Ладно. Разберемся.