Прежде всего следует обратить внимание на то, что процитированный отрывок яснее ясного свидетельствует о сравнительно недавнем «открытии» тождества урманов и мурманов с норвежцами. Это чётко следует из наблюдений врача Гулевича: ещё в восьмидесятых годах XIX на Кольском полуострове и в его окрестностях, никто, включая саамов и норвежцев, не имел никакого понятия о том, что название Мурман, а через него – названия мурмане и урмане происходили от нордманд, т. е. от того слова, от которого «образовались» также и норманны из западноевропейских хроник. И действительно, история о мурманах-урманах, которые якобы на самом деле были норманны и норвежцы, была придумана не ранее начала XX века. Об этом пишет и Минкин: «Древние норвежцы, норманны – это и есть летописные мурмане. К.Тиандер в начале нашего столетия дал объяснение слова мурман. Он утверждал, что слово это русское и образовано от скандинавского норманд – северный человек, которое соответствует русскому норманны. Кроме того, Тиандер считал, что замена –н через –м вызвана редупликацией и находит себе оправдание в чередовании тех же звуков в названиях русских местностей (Нерль и Мерлино, Нерехта и Мереховица)».
Получается, что тождество летописных мурман со словом нордманд было предложено известным российским скандинавистом и убежденным норманистом Тиандером. Следовательно, именно благодаря этому убежденному норманисту был перекинут мостик от летописных урман через посредство летописных мурман к норвежцам. И этот «мостик» перевёл летописного Олега, князя урманского в лицо норвежской национальности, поскольку по вере норманистов, древнерусские летописные князья, по определению, были лицами «скандинавской национальности» и если уж не шведами, то хоть норвежцами. И вот уже у Г.В.Вернадского в его «Древней Руси» (работа над ней началась в конце 30-х годов, вышла в 1943 г.) читаем об этом: «Что касается Олега, то в так называемой Иоакимовой летописи он назван ”урманином”, то есть норвежцем. Его можно идентифицировать с Оддом норвежских саг»4. Как интересно может проявлять себя историческая мысль. Вернадский – убежденный норманист, а НИЛ была объявлена норманистами апокрифической, недостоверной или даже вообще подделкой. Но видимо всё, что приходится под лад норманистской концепции, может выклёвываваться из апокрифического текста и заботливо укладываться в фундамент норманистских конструкций.
Тиандеровское «открытие» сразу же получило почётное место в исторической науке и циркулирует в ней и в наши дни. Например, в работе мурманского историка и краеведа И.Ф.Ушакова читаем: «Видимо, в середине ХII века жители Поморья – онежане и двиняне – во время плаваний по Белому морю достигли побережья Кольского полуострова. .. К концу ХII века русские поморы уже плавали вдоль северного побережья Кольского полуострова и доходили до Финмаркена. …Русские называли норвежцев именем, которое дано было им в древности – норманнами (северными людьми´). Сами норвежцы произносили слово норманн несколько иначе, а именно – нурман. В русском звучании самоназвание превратилось в мурмане (или урмане – так названы норвежцы в древнерусской летописи “Повесть временных лет”). Перечисляя жителей Крайнего Севера, монахи Соловецкого монастыря в ХV в. писали: “Живущие…лопь, вдалее же каяне и мурмане ..”. От мурман, несомненно, произошло и название северного побережья Кольского полуострова. Когда русские поморы, пройдя горло Белого моря, плыли на Запад, они говорили, что идут в “Мурманский конец” или в “Мурманскую сторону”. Баренцево море называли Мурманским, так как путь по нему вел в страну мурман. Точно также и весь берег к западу от Святого Носа получил название ”Мурманского”, хотя мурмане здесь никогда не жили».
В этих рассуждениях, освященных временем и привычкой, многие концы не сходятся друг с другом, особенно, с позиций современных знаний о том, что древние русы освоили Русский Север в глубокой древности и задолго до миграций в эти края носителей финно-угорских языков. А германоязычные норвежцы вообще появились здесь в средневековье, причём это было отнюдь не раннее средневековье. Следовательно, вся топонимика этого края должна прежде всего анализироваться, исходя из древнерусского языка, а также исходя из здравой логики: если бы мурман было русским словом для обозначения норманнов или норвежцев, то с какой стати русское население стало бы называть свой дом именем соседа? (выделено мною – Н.Ч.) Поэтому сделаем то, что до сих пор ещё никто не предпринимал – проведём анализ слов мурмане и урмане на основе древнерусского языка и с привлечением архаичных пластов других индоевропейских языков (стр. 465-468).
Предложенный анализ на примере гидронимов Вурманка и Урманка, где видна взаимозаменяемость корней вур-/ур-, или северных гидронимов Урма/Нурма и Муроканда, показывает, что Варния (Вармия)/Урмия на южнобалтийском побережье, а также Мурман на побережье Ледовитого океана сопоставимы с древнейшими русскими обозначениями для ʻморяʼ , этимологически связанные корнями вар-/ур-(нур-)/мур- со значением ʻводная стихияʼ, являются более архаичными обозначениями для Поморья, соответственно, и летописные мурмане, нурмане, урмане, как это было в случае с варинами, моринами, армориканцами являются более древними предшественниками названия поморы (стр. 472-473).
И при чём здесь норвежцы?! Взаимозаменяемость названий Мурманский и Муромский, Муромец и Муровец говорит о том, что эти имена связаны не только с Русским Севером, но и с более широким ареалом Восточной Европы. В полной мере заниматься этимологией этих названий здесь не место, достаточно лишь показать их связь именно с древнерусской традицией, также как и связь названия урмане. Название урмане в русских летописях встречается в различных вариантах: оурмане (Лаврентьевская и Ипатьевская летописи), что при стяжении дает то же урмане (по аналогии с роука – рука, роуские – русские и т.д.); армане (Тверская летопись) или армене (Вологодско-пермская и Никаноровская летописи); нурмане (Софийская первая летопись). Все чередования в этнониме урмане: ур-/оур-/ар-/нур- , как было показано выше, соответствуют правилам русского языка. Сюда же относятся и мурмане или моурмане (Татищев). В русском языке сохранилось слово моура ʻтучаʼ как вместилище небесной влаги, что подтверждает правильность варианта моурмане, который, в свою очередь, легко сопоставляется с летописным оурмане. Но само это множество чередований свидетельствует о принадлежности слова оурмане/мурмане/ нурмане к русскому языку, а не к заимствованиям в русском языке (стр. 474).
Вот с этой землей Урмии/Варнии (Вармии), находившейся в самом восточном углу южнобалтийского побережья, и был связан титулом князь урманский летописный князь Олег. C течением веков менялась политическая и религиозная ситуация на Южной Балтии, новые силы выходили на историческую арену, перекраивались прежние границы, возникали новые наименования этносов и политий, т. е. кардинально менялась вся жизнь, и только старинные названия, смысл которых был занесен течением времени, молчаливо хранили память о старинных традициях. Этноним урмане сохранился у летописцев, и вероятно, очень архаичен, причем являлся, скорее всего, этнонимом теофорного происхождения – был названием «по вере». Наиболее раннее название, под которым стала известна страна – это Варния или Вармия. Политониму Вармия определенно соответствуют армане в Тверской летописи или армене в Вологодско-Пермской и Никаноровской летописях, вероятно, сменившие более архаичных урман. Тем более, что чередование именных основ ур- и ар- или ар- и вар- выступает в русском языке как «обыгрывание» родственных морфем (см. приток средней Волги Ардым и его вариант Урдома, а также Ворема и Орема) и явилось следствием использования табуирования c целью «скрыть ”божественные” первозначения, связанные с основным мифом о создании Вселенной
