• хроническая гипокинезия;

• сменный режим работы.

3 группа – сопутствующие факторы:

• парадоксальная фаза сна (сопровождающаяся ночными «вегетативными бурями»);

• половые расстройства, раннее прекращение половой жизни, длительное половое воздержание;

• хроническая бессонница;

• нерациональное и несбалансированное питание;

• систематическое употребление алкоголя;

• курение.

В боевых условиях, особенно при длительном (несколько месяцев) воздействии боевого стресса, имеют место практически все из приведенных выше социально-производственных и сопутствующих факторов. Причем, степень выраженности, интенсивность некоторых из них, например, длительное эмоциональное напряжение, связанное с высокой ответственностью, и работа в дефиците времени, могут достигать запредельных значений [27].

Если принять во внимание, что в боевых условиях при одинаковых внешних стресс-факторах одни военнослужащие показывают высокую стрессустойчивость, а другие – низкую, то можно констатировать, что устойчивость к воздействию боевого стресса определяется, в первую очередь, природными качествами субъекта. Т. М. Иванова с соавторами [18] указывает на существование генетических механизмов устойчивости и предрасположенности организма к нарушениям функциональных систем под воздействием стресс-факторов.

Учитывая важную роль природно детерминированных особенностей человека в возникновении функциональных расстройств стрессогенного генеза, Rosenman R. H. (1967) разделял людей на конституционально предрасположенных (тип А) и не предрасположенных (тип Б) к развитию данных нарушений. Для первых были характерны: торопливость, раздражительность, реактивность, нетерпение, чрезмерное чувство долга, постоянная нехватка времени для отдыха и т. д., что обострялось в экстремальных ситуациях и приводило к повышению нейротизма и гиперреактивности эмоциональных зон и сосудодвигательных центров мозга. Им было свойственно наличие хронически активной рабочей доминанты и повышенная реактивность симпатико-адреналовой системы, приводящее к нервному перенапряжению.

Тип Б – прямая противоположность первым. На поведенческом уровне им было свойственно равнодушие к работе, умение наслаждаться жизнью, много отдыхать, бесконфликтность характера, общительность.

При всей схематичность и условности данного разделения в этом исследовании сделана попытка соединить биологическую предрасположенность субъекта с течением, свойственных ему, поведенческих актов.

Попытки установить универсальный принцип разделения людей на устойчивых и неустойчивых к воздействию стресса, предпринимались и другими исследователями.

Так, активное и пассивное поведение при стрессе Г. Селье связывал с индивидуальными гормональными различиями [48]. По мнению В. А. Файвишевского, отмечающего наличие неосознаваемых влечений к получению как положительных, так и отрицательных эмоций, различия в восприятии одной и той же стрессогенной ситуации разными людьми обусловлены различным балансом возбудимости систем положительной и отрицательной мотивации [61]. J. Rotter отмечал различный характер реагирования на стресс у лиц с внешним («экстерналы») и внутренним («интерналы») локус-контролем [76]. Делались попытки прогнозировать стресс-устойчивость на основании социальной интра- и экстраверсии [74, 70]. Широкое распространение получила система прогнозирования устойчивости к стрессу по показателям нейротизма, интра- и экстраверсии, предложенная H. Eysenck [69].

Однако существующие способы оценки устойчивости человека к воздействию экстремальных факторов не в состоянии в полной мере ее оценить [24, 77]. Ограниченность существующих систем прогноза связана, с одной стороны, с многокомпонентностью составляющих устойчивости к стрессу, с другой – с методической сложностью в одинаковой степени оценить все структурные компоненты устойчивости. Кроме того, для получения наиболее достоверного прогноза, прежде всего, требуется учитывать характеристики действующего стресс-фактора, определяющие его интенсивность и степень значимости для субъекта.

В настоящее время реализована единственная попытка использовать универсальную закономерность, учитывающую интенсивность стресса, степень активации нервной системы и эффективность деятельности при этом. Исследования R. Yerkes и J. Dodson показали, что с ростом активизации нервной системы до определенного критического уровня эффективность деятельности повышается. Дальнейшая активизация нервной системы в условиях продолжающегося воздействия стресса приводит к снижению показателей деятельности [79].

Как показали дальнейшие исследования [66] в условиях стрессорного воздействия раньше происходит нарушение более сложной деятельности, при одновременном повышении эффективности более простой. Имели место случаи, когда на фоне нарушения самочувствия при стрессе у оператора происходило улучшение качества деятельности. В данном случае речь идет о большей устойчивости психологических функций, лежащих в основе относительно простой деятельности, по сравнению с меньшей устойчивостью физиологических функций [24].

Описана парадоксальная ситуация, когда показатели выполнения более сложной деятельности могут возрасти больше, чем возросшие показатели менее сложной деятельности [26]. В данном случае речь идет о двух видах регуляции: психологической и физиологической. Работоспособность сохраняется (а может быть и возрастает) за счет увеличения физиологической «цены» мобилизации внутренних резервов организма, что сопровождается повышением выделения кортикостероидов, учащением пульса, колебаниями артериального давления и т. д. В другом случае, при снижении качества деятельности, показатели физиологических функций оставались неизменными [72]. Высокая мотивация к работе, несмотря на ухудшение функционального состояния оператора, способна до определенного уровня увеличить эффективности его деятельности [6].

Взаимосвязь психологической и физиологической систем регуляции адаптационных стрессовых реакций чрезвычайно сложна. Так, исследования Л. А. Китаева-Смыка показали, что эмоциональная напряженность, обычно возрастающая перед окончанием длительного пребывания в стрессогенных условиях, способна оказать положительное влияние на показатели деятельности человека, только в том случае, когда его работа выполняется «по сигналу, в кратчайший срок». То есть, эмоционально-позитивное напряжение в результате обострившегося ожидания конца действия экстремальных факторов, способно оказывать мобилизующее влияние только с опорой на внешне исходящие стимулы («приказы»). При длительном стрессе в период ожидания конца действия стрессогенных факторов, деятельность, требующая самостоятельных волевых усилий, ухудшалась без каких-либо позитивных тенденций [24].

По мнению исследователя приведенный факт иллюстрирует феномен «экстернализации» личности со снижением способности к самостоятельному выходу из длительной стрессогенной ситуации. При этом может происходить коренная перестройка мотивационной сферы. Мотивы, побуждавшие деятельность в других, более спокойных условиях или в начальном периоде длительного стресса, в завершающей фазе пребывания в экстремальных условиях могут тормозить ее, тормозившие, наоборот, побуждать. Могут иметь место появление неприязни к атрибутам деятельности или к ней самой [24]. Экспериментально установленные факты были подтверждена нами при изучении динамики состояния летного состава, длительное время находившегося в зоне боевых действий, что нашло отражение в данном исследовании.

Помимо указанных выше факторов, определяющих психофизиологические адаптационные реакции, в условиях боевого стресса на человека оказывает влияние еще одна группа воздействий. Это, так называемый, рефлекторно-эмоциональный стресс, вызывающий появление рефлекторных защитных поведенческих актов: отдергивание конечностей, вздрагивание, бег, застывание на месте и другие [39]. У животных (включая и человека) указанные, а также некоторые другие поведенческие акты, могут быть спровоцированы неожиданными громким звуком, яркой вспышкой света, потерей опоры, прикосновением и т. д. [55]. Эти рефлекторные реакции являются неспецифическими, вследствие чего могут носить стереотипный, независимо от своей природы, характер.