— А может быть, где и такие есть,— говорил он Матреше, которая оставалась недовольной искажением естественности, и, видя, как сестра иронически улыбается, уточнял: — Значит, будут.
Доказывать ему обратное считалось бесполезным. Он, как правило, стоял на своем. Мирон Васильевич поддерживал полет мыслей своих детей, их стремление к поискам нового, доселе не известного. Ведь ему, окончившему всего четыре класса, тоже хотелось знать и то, и другое, и третье. Он старался утолить жажду знаий чтением газет, журналов, но многое доходило до него через детей. Скажем, когда они читали книги по географии или истории, то Мирон просил повторить отдельные места, чтобы лучше их запомнить. Изумившись от некоторых давно прошедших событий, он недоуменно восклицал:
— Неужели подобное могло быть!
Старший, Павел, довольно обстоятельно, подражая преподавателю истории, объяснял:
— Это зафиксировано в документах, древних писаниях и архивах.
И хотя отец не очень понимал слово «зафиксировано», до него доходила убедительность мысли сына. Мирон вообще не допускал, что его сыновья могут говорить неправду. А ошибаться, по его разумению, они не могли, ибо так пишут книги, к которым он питал полное доверие.
Учеба Петра шла с полным успехом. Он без особых затруднений переходил из класса в класс, взрослел и набирался свежих и полезных знаний. К 1929 году, когда родилась сестренка Надя, он окончил уже начальную школу. Конечно, с появлением на свет пятого ребенка, положение в семье значительно осложнилось в материальном отношении. Ведь что ни говори, а прокормить и одеть семерых человек даже в процветающем обществе проблема не из легких. Дарья Петровна в последние перед рождением Нади дни сильно хворала и практически не могла оказывать хозяйству требующуюся помощь. Правда, она посильно делала многие домашние работы и в общем плане стояла, образно говоря, на капитанском мостике. Главную тяжесть семейных забот взяла на свои плечи старшая дочь Матрена. Эта скромная и трудолюбивая девушка стала в семье главной опорой. Она отказалась от учебы, всю свою доброту, нежность и ласку перенесла на младших братьев и сестер. Можно смело утверждать, что без Матрены не смогли бы учиться дальше ни Петр, ни Павел. Ох, как трудно было этой мужественной и сердечной дочери Мирона Васильевича. Это хорошо понимали родители и особенно Дарья Петровна. Она часто, оставшись с Матреной наедине, с укором произносила:
— Не простит нам Бог такую жестокость.
— Какую, маменька? — просила уточнить дочь.
— Да то, что ты не учишься, Матреша, и выполняешь мои материнские обязанности,— вытирая слезы, шептала Дарья Петровна.
Матрена молнией подбежала к матери и, крепко прижимая ее к себе, стала просить:
— Никогда не говори так, мама, ни-и-когда! Мне от этих слов в десять раз больнее, чем от любой работы.— Она становилась на колени и, целуя руки матери, умоляла: — Брось, дорогая маменька, даже думать так. Пусть Павлуша и Петенька учатся, а потом Ольга и Наденька. Я проживу и без образования. Ведь ты тоже не окончила ни одного класса.
— Нет ничего хуже быть неграмотным,— целуя дочь в голову, призналась Дарья Петровна.— Но я же осталась без родителей. А ты…
— Ладно,— прервала Матрена мать.— Я потом постараюсь наверстать упущенное.
Но жизнь сложилась так, что ей не удалось выполнить свои желания. В первые годы Советской власти в селах не было ни детских яслей и садов, ни других учреждений подобного рода. Даже врачей-педиатров приходилось искать лишь в Витебске, а детские лечебные учреждения функционировали лишь в крупных городах. Обеспечение их медикаментами, сестрами, докторами, постельными принадлежностями, перевязочными материалами, ватой было очень плохим. К этому следует добавить отвратительное питание, плохие операционные и сами помещения, которые в большинстве своем не соответствовали даже минимальным требованиям. Профилактическая санитарная работа с будущими матерями и особенно с младенцами по месту жительства почти не проводилась. Акушерок насчитывались единицы. В Богушевском сельсовете, например, об их существовании и не знали. Роды, как правило, принимали повивальные бабки. Неудивительно, что повсеместно устойчиво держалась высокая детская смертность. Семью Мирона Васильевича не миновало тоже такое несчастье. В могилу ушло трое детей. Понятно, это было большое горе для Дарьи Петровны и Мирона Васильевича. Они все делали, что было в их силах, но спасти свои родные чада так и не смогли. Зато оставшихся в живых они берегли и пестовали с исключительным вниманием. Прежде всего родители старались обеспечить сыновей и дочерей хотя и скромной, но добротной пищей. Здесь первую скрипку играла Дарья Петровна. Она никогда не подавала на стол несвежую пищу, строго следила за чистотой посуды и гигиеной детей. Никто не мог сесть за стол, не помыв с мылом руки. Само жилье находилось всегда убранным, опрятным. Белье, постели систематически менялись и простирывались в своей бане. Взрослые мылись в этой бане не реже двух раз в месяц, а детей купали и чаще.
В семье было заведено строгое правило подстраховки старшими младших, точно, аккуратно выполнять порученное дело, внимательно следить и не допускать недозволенных поступков. Поощрялась всякая добрая инициатива и умение приспосабливаться к обстоятельствам. Петя в этом плане считался у родителей надежным помощником. Ему смело можно было поручить и присмотр за Олей, за скотом, послать в соседнее село в магазин и отнести в сельсовет деньги для уплаты налогов. Средний сын рос на радость матери и отца. Его послушание и поведение могли стать примером для других. Однако больше всего его тянуло к учению. Книги и школа, словно магнит, тянули Петю Машерова к себе. Это было видно и родителям и учителям.
Надо сказать, что мальчику повезло быть воспитанником честных и преданных своему делу наставников. Они, заметив талантливого ученика, помогали раскрыться его дарованию. Пете Машерову поручалось освоить разделы из алгебры, физики и геометрии, которые по программе проходили в следующих классах. Он с успехом с этим справлялся. Много раз Петю посылали на районные олимпиады, где он занимал призовые места. Его работы по математике и физике отмечались многочисленными грамотами. На удивление педагогов, Машеров не терял интереса и к другим предметам, прилежно и добротно готовил уроки по ним. Он даже сочинял стихи и рассказы, знал наизусть стихи многих белорусских и русских поэтов: Максима Богдановича и Александра Пушкина, Янки Купалы и Михаила Юрьевича Лермонтова, Тишки Гартного и Николая Алексеевича Некрасова и др. Ему легко давались иностранные языки. Но была еще одна наука, к которой юный Машеров относился трепетно-восторженно. Это ее величество астрономия. После ее на второй план уходило все остальное. Удивительно, но столь далекий мир Вселенной интересовал его больше, чем, скажем, прозаическая растительность в саду или в лесу. Хотя он сильно увлекался рисованием с натуры, но небесные звезды были ему ближе, чем роскошь рдзноцветия лугов или чарующая гладь озер. Парадокс? Ничуть не бывало. Как это и случается с талантливыми, романтической натуры людьми, его просто тянуло в неизведанное, загадочное, заманчивое. Романтика сопутствовала Петру Мироновичу всю жизнь.
Огромное влияние на формирование его характера и воспитание оказывал старший брат, который избрал профессию педагога и получил соответствующее образование. Его направили работать в Освейский район. Вскоре он забрал к себе и Петра. Здесь, в деревне Дворище, младший Машеров и окончил семилетку. В этой школе Петр закрепил пройденное и значительно продвинулся вперед в овладении знаниями по новым разделам математики, физики, геометрии и прочим предметам. По характеру общительный, он быстро акклиматизировался как с одноклассниками, так и со всеми местными ребятами. У него появилось много надежных друзей и товарищей. В годы Отечественной войны эти люди вместе мужественно боролись с захватчиками.
Семь лет учебы в школе дали Петру Машерову прочную жизненную основу. Неудивительно поэтому, что он считал учителей и школу главными архитекторами и кузнецами полезных и честных для общества людей.
