Рейвена, однако, не было ни в одном из верхних покоев башни. Не было, и все тут. И сказать, куда он пошел, тоже никто не мог. Дэниел облазил всю цитадель, побывав даже на Стражнице, и, наверное, плюнул бы на поиски приятеля вовсе, если бы на обратном пути случайно не услыхал его голос за одной из дверей первого этажа. Казалось, Рейвен читал стихи, но стихи какие-то странные, и произносил их так, словно с кем-то спорил и пытался что-то доказать. Притом, говорил он на каком-о странном языке, судя по произношению, одном из самых древних диалектов Нордмаара.

Дэниел прислушался. Смысл сказанного все время ускользал, то и дело в стихах появлялись какие-то труднопроизносимые имена и названия. Вдруг тон Рейвена изменился. Теперь слова его звучали величаво, как древнее предсказание.

- Спрячется Лив

И Ливтрасир с нею

В рощах Ходдмимир;

Будут питаться

Росой по утрам

И людей породят.

Дэниел даже помотал головой. Где-то он уже слышал этот древний ритуальный текст, а, может, как-то и читал, скорее, пробегал краем глаза, но не мог никак вспомнить даже к служению каким богам он относился. Вдруг он догадался, что происходит сейчас за закрытой дверью. Рейвен прощался с той, которая помогла ему и всем обитателям замка и поплатилась за это жизнью.

Дэниелу стало неловко, как будто он подглядывал в дырочку замка. Тогда он отошел и сел на первый попавшийся сундук, почему-то не в силах уйти. А голос за дверью вновь изменился. Таким голосом можно было проклинать своих врагов, давать страшные клятвы над гробом, он просто рвал каменные стены.

И вдруг все кончилось, и повисла тишина. Чуть позже дверь скрипнула, повеяло ароматом каких-то болотных трав, и вышел Рейвен, держащий в одной руке подсвечник с полудогоревшими черными свечами, на каждой из которых было зачем-то надето золотое кольцо, а в другой - золотой же кубок. Несмотря на полутьму, Дэниел впервые увидел, сколько у него седых волос. Не замечая товарища, Рейвен прошел к оконной нише, поставил свою ношу на пол и, прислонившись к стене, стал созерцать начинающийся мелкий дождь, что-то повторяя шепотом.

Сначала Дэниел подумал, что Рейвен молится, но прислушавшись, разобрал слова. Это были просто стихи Латена.

Вдруг Рейвен резко обернулся и заметил, наконец, что не один в коридоре.

- А, это ты... - произнес он равнодушно, как будто ожидал увидеть именно Дэниела, именно сейчас и именно в этом месте. дорогой мой Дэн. Сейчас я уезжаю.

- Постой, но как же...

Рейвен поднял руку в предупреждающем жесте.

- Не задавай мне вопросов, потому что на большую их часть я все равно тебе не отвечу. Главное то, что я Сказал, и Высшие это услышали. Поэтому я не хочу никого вмешивать в это дело. Если нам будет суждено, то мы встретимся.

- Хотел бы я знать, где, - сказал Дэниел отстраненно.

- Где? - Рейвен рассмеялся. - Ну, хотя бы у меня дома, в том же самом кабинете. Все равно тебе придется съездить в столицу на официальную аудиенцию.

- Зачем? - непонимающе спросил Дэниел.

- Ну как, зачем, господин маршал, я думаю, за эти события вы получите достойную награду и все вернется на круги своя. Теперь ты едва ли нуждаешься в моей помощи.

"Ничего ты не понимаешь!" - хотел было закричать Дэниел, но язык не повиновался ему. Тогда он просто шагнул к товарищу и обнял его за плечи. Рейвен слегка толкнул его в плечо, улыбнулся печально и, легко освободившись от объятий, зашагал по коридору.

И еще долго стоявшему у окна Дэниелу казалось, что он видит в темноте мелькающий темный плащ Рейвена и его дурацкую, непойми зачем напяленную черную шляпу.

С самого утра все сыпалось у меня из рук, как всегда бывает перед неприятными событиями. Рейвеновская наука даром не прошла: я отправил таки в Илвит покаянное письмо и мне немедленно пришел ответ. Его Высочество был готов простить меня за дерзость, "поскольку теперь доказано, что смелости в словах сопутствует отвага в деле". Изгнание Андольфа вовсе не упоминалось; похоже, мне действительно списали все грехи. Но принц желал видеть меня как можно скорее. Как известно, желания царствующих особ надлежит либо удовлетворять сразу, либо не удовлетворять вообще. Придумал этот чеканный афоризм не я, а какой-то менестрель, но сказано все равно здорово. Поэтому мне приходилось срочно собираться. Самым неприятным оказалось то, что из официальных лиц в крепости оставался я один. Среди войск, стоявших в Кариссе, засилья рыцарей сроду не было, а уж после штурма и подавно. Ральф отговорился от поездки сразу и я даже просить его не стал. Еще бы, у человека такое горе. Рейвена, как известно, официально здесь вовсе даже и не было, а маршал Дэн... Я даже подумал, не имеет ли смысла ему явится в Илвит вместе со мной. Но власти принца на прощение ему могло и не хватить, а раньше времени подставляться явно не стоило.

Собираться было делом хлопотным. К принцу не явишься в потрепанном плаще и драных сапогах, будь ты хоть полдня назад из боя. К тому же, требовалось выбрать состав экскорта и подготовить для них соответствующие случаю одеяния. Вот тут я споткнулся. Если с одеждой-то все было просто, то как я мог решить, кто из гвардейцев дрался лучше, кто хуже, если сражались на совесть все? В конце концов, я объявил гвардии и пограничникам, что они могут сами решать, кто достоин ехать, а если не решат миром, пускай кидают жребий. Правда, командира я подобрал сам. Эргис, на мой взгляд, своими лихими штуками вполне заслужил эту сомнительную честь. И рисковать ему приходилось побольше многих.

Я был очень рад, что мое решение не было воспринято солдатами как слабодушие или, того хуже, предательство. К сложившейся ситуации относились, скорее, с юмором. Эргис с ходу отколол несколько смачных шуточек относительно гвардии принца и его свиты и остановить его смогла только моя оплеуха. Хотя наш славный разведчик и прикусил язык, я не сомневался, что над оставшимися в Илвите смеяться все равно будут, хотя и не так едко. Да и пускай, в общем, смеются. Если пытаться предусмотреть все последствия от любой солдатской хохмы, недолго и придворным стать. А теперь слово "придворный" казалось мне теперь просто ругательством.