Черт сжимает мою руку своей волосатой кистью с когтями, а когда оборачивается и смотрит страшными красными глазами, я кричу, просыпаюсь. Пытаюсь разомкнуть веки, но они словно налиты свинцом, голова тяжелая, гудит, во рту сухо, хочется пить.
Касание, чьи-то прохладные пальцы, это даже приятно. Меня трогают, лоб, щеки, шею.
– Что с ней? – голос, он совсем близко, а еще запах.
– Не знаю, – рядом кто-то еще, меня снова трогают, поднимают веки, заглядывают в рот, щупает горло. Мне все равно, что будет дальше, марево, туман, а тело горит изнутри. – Жар, скорее всего, у нее ангина.
– И что делать?
Мне самой интересно, что же будут со мной делать. Как-то в детстве я простыла, температура была под сорок, мама не отходила от меня двое суток. От нее пахло медом и лимоном, а еще лекарством.
– Я говорил сразу, плохая была идея брать девчонку. И плохая была идея гнать ее голой через двор.
– Ты считаешь, что эта тварь должна остаться безнаказанной?
– Наказать можно иначе. Вот и наказывал бы его.
– Юсуф, ты не понимаешь. Наказать можно, только забрав самое дорогое. Отец учил меня этому.
– Твой отец не самый хороший пример.
– Скажи спасибо, что он этого не слышит, а то бы твой язык уже ели его собаки.
А Юсуф – дерзкий старикан.
Странно, что они говорят по-русски, слова доносятся через раз, не могу уловить их смысл. Тело ватное, вот оно парит в воздухе, потом лба касается что-то холодное, в висках перестает стучать боль.
– Саид, нужно вызвать доктора или отвезти ее обратно отцу или мужу.
Долгая пауза, я пытаюсь сказать, я кричу, но это все в моей голове: «Да, да, отвезите меня отцу, я хочу домой, хочу к маме, к запаху меда и лимона».
– Нет.
– Может, ты думаешь, что я доктор?
– Ты слишком много говоришь, Юсуф. Дай ей таблетку или что там надо дать в этом случае, она мне нужна в рабочем состоянии.
Рабочем? Мудак какой.
Снова проваливаюсь в черноту, лечу долго, как Алиса в кроличью нору. Картинка меняется, большой, богато украшенный зал, всюду ковры, золото, хрусталь, пахнет благовониями, поют птицы. Я стою практически голая на виду сотен на меня направленных глаз. Яркий свет, вокруг очень дорого и красиво, но мне не до этого богатства.
Люди перешептываются, оценивает меня, смотрят с пренебрежением, это так стыдно и унизительно. Но я не могу и шагу сделать в сторону, на моих ногах кандалы, самые настоящие, а тело прикрывает лишь короткая полупрозрачная тряпка.
Все говорят на чужом языке, кто-то выкрикивает слова, кто-то просто поднимает руку, где-то раздается стук. Меня продают, как рабыню на рынке невольников, но это не кадры кино, не розыгрыш, это все происходит на самом деле.
– Дарина, Дарина, проснись. Очнись, доченька, все хорошо, мама рядом. Мама всегда рядом.
Стискиваю зубы, зажмурилась, а когда вновь открываю глаза, рядом женщина, она смотрит так ласково, гладит по волосам, произносит мое имя, но это не моя мама.
Жарко. Душно. Хочется пить.
– Дарина, проснись, Дарина!
Полумрак, я наконец не в своих видениях, а на самом деле просыпаюсь. Слабость такая, что не могу поднять и руки, голову приподнимают.
– Пей, это поможет, нужно пить по часам, так написано в рецепте, – акцент, на затылке ладонь, жадно пью все, что дают, глотать больно.
Это старик Юсуф, он, в отличие от своего хозяина Саида, пахнет пряностями, а не терпким парфюмом и вишневым дымом. Так странно, мой мозг стал воспринимать людей по запахам, такое бывало раньше, но редко.
– Что… что со мной?– слова даются с трудом.
– Я не доктор, пей, надо выпить все, ты сутки почти спала.
Он бормочет на турецком, я морщусь, но все выпиваю, потом мне дают еще. Теплая кружка, это бульон, цежу его мелкими глотками.
– Надо было просто выкинуть меня на улицу, чтоб не мучиться, – каждое слово дается с трудом, но я не могу молчать. – И можно не говорить при мне на языке, который я понимаю? Это некультурно.
Чувствую взгляд мужчины, отдаю ему кружку, откидываюсь на подушку, сил хватило лишь на две фразы, лекарства и бульон.
– Спасибо.
Пытаюсь улыбнуться, но не могу, а когда меня бесцеремонно начинают переворачивать, меняя промокшее от пота белье, даже не реагирую.
Юсуф хороший, как ни странно, прихожу к такому заключению в своем температурном бреду, он не бросил, он лечит, ухаживает. Но все остальное, включая тот эпизод моего видения, в котором меня продавали, как рабыню, даже звонок Никите на этом фоне мне кажется нереальным, смущает.
Я, наверное, сойду с ума раньше, чем состарюсь, да и состарюсь ли – в этом уверенности нет никакой. Радует лишь то, что своей болезнью я отсрочила домогательства Саида, я не хочу секса с ним, но помню, что было в прошлый раз.
– Как она?
Знакомый голос, от него сжимается все внутри, но я от него далеко в своем подсознании.
– Температура немного спала.
Мужчина ругается на своем языке, они переговариваются, несколько раз проскальзывает слово «Стамбул», имена: Тамир, Ахмет, Камар и Лейла. Что за турецкий сериал? Всегда их терпеть не могла.
Мой похититель судя по нервной интонации, очень взбешен. Так ему и надо, я готова и дальше рушить его планы. Пусть у него все летит к чертям. В пропасть, куда он толкает меня.
Глава 9
Вода теплыми потоками стекает по лицу, плечам, груди. Прикрыв глаза, стою в душевой, держусь за стену, чтоб не упасть, шатает, в голове ни одной мысли. Юсуф сказал, лучше не мыться, но я уже не могу чувствовать липкую кожу, спутанные сальные волосы.
К черту, хуже уже не будет.
Единственный приятный момент за все время, минутка счастья – принять душ, как же все-таки мне, оказывается, мало надо. Кое-как выдавила гель из тюбика, намыливаю волосы, потом тело. Я даже не знаю, сколько прошло времени, как долго я болею. День сменяется ночью, а она – снова днем. Лекарства, бульон, Юсуф даже давал мясо, но я не смогла его есть.
Интересно, какое сегодня число? Хотя какая мне разница, пятое или десятое, моя прежняя безоблачная жизнь осталась в прошлом. Меня предали, вышвырнули, отказались, вычеркнули и забыли.
Кто такая Дарина?
Никто.
Ее нет.
Вода смывает пену и слезы, душу выворачивает, кости выкручивает, я не слышу своего голоса, его тоже нет. Было такое чувство, что в моей голове расплавился мозг, и нет вообще ни одной здравой мысли или желания что-то делать.
Просто стою под горячей водой, трогаю пальцами уже заживший шрам на левом бедре. Интересно, что будет, если я снова решусь на побег? Здесь не получится, нужно в город, туда, где люди.
Но как только я успела об этом подумать, послышался шум, створки душевой распахнулись, повеяло холодом. Хотела обернуться, но не стала, так ко мне мог зайти лишь один обитатель этого дома – Саид.
Взгляд прожигает между лопаток, надо бы обернуться, но видеть его не хочу. Он ведь не станет ко мне приставать? Трахать живой труп, так-то, сомнительное удовольствие, но если он это сделает, сука, я ему вены перегрызу зубами.
– Через два часа выезжаем, соберешься, за тобой придут.
Обернулась, но мужчина уже громко хлопнул дверью.
Не понимаю, зачем я вообще ему нужна, еще куда-то везти… Если отец должен денег, то логичней было просто где-то меня запереть, кормить водой и хлебом. Как в триллерах, присылать отрубленные части тела как напоминание о долге. Бред, конечно, что только ни придумаю после болезни.
Укуталась в банный халат, вышла. На кровати в комнате лежали вещи, а еще фен. Вот это роскошь, раньше его не было. На полу черные демисезонные ботинки на шнуровке, новые, моего размера. Еще нижнее белье, плотные колготки, длинное трикотажное платье с воротом, платок и пальто, все черное.
Странно все.
Долго сидела рядом с вещами, просто рассматривая их. Кстати, недешевые тряпки, даже могу сказать, в каком бутике города их покупали. Жукова Катька в таком одевается, хвасталась, что там шмотки прямиком из Европы. Ник крутил у виска, когда она так пафосно об этом рассказывала, выворачивая кофту и показывая нашивку фирмы.