– Ты чего такой бледный?

– Ч-что с твоей спиной? – решился я спросить. – Это… костюм или…

– Нет. Это такая вот я.

Она равнодушно двинулась дальше. Небольшие волны разбегались в стороны от её тела по кругу. Мой взгляд скользнул опасно ниже обнажённой в буквальном смысле спины, к той соблазнительной части, которую прятали все приличные девчонки, а сейчас скрывала мутная вода. В моей голове что-то щёлкнуло, и я мысленно сказал себе: «Ну и плевать, что она такая. Мало ли каких болезней на свете только нет. Акулина нормальная девчонка. И она мне… нравится».

Вот так неожиданно я сам себе признался в том, что влюблён в девушку, которую знаю всего неделю.

На противоположном берегу озера растительность была гуще. Да и само озеро оказалось более заросшим. В воде тина уже не просто болталась отдельными тягучими нитями, теперь это были целые едва колышущиеся пласты, делавшие воду почти чёрной и склизкой. Прямо из воды торчал высокий камыш. Акулина раздвинула его листья своими аккуратными пальчиками и внезапно меня что-то ослепило, попав прямо в глаз. Инстинктивно я зажмурился. Где-то рядом Акулина прошептала:

– Ты только взгляни…

Медленно-медленно я приоткрыл глаза до щелочек, а затем распахнул глаза как можно шире, впитывая в себя волшебный свет, исходящий от единственного яркого цветка, росшего в этом настоящем болоте.

Водяная лилия. И притом довольно крупная. Тонкие, нежно-розовые лепестки слегка отливали золотистым. Кувшинка покачивалась на воде, а мы с Акулиной, задержав дыхание, с благоговением смотрели на настоящее чудо природы.

Ничего красивее в жизни я ни до, ни после не видел. Цветок, словно клад с сокровищами, манил к себе, просил прикоснуться. Я невольно сделал движение вперёд, протянув пальцы, но Акулина крепко ухватилась за мою руку, заставив отстраниться назад. Да так сильно, что мы оба чуть не упали в воду, смущённые и ошарашенные внезапной близостью.

– Не стоит трогать этот цветок. Он очень важен для меня. Ты даже не представляешь, насколько.

Акулина поправила прядки волос за ухо. Опустила взгляд, смотря на меня из-под полуопущенных густых ресниц. Наверное, тогда я обезумел, впечатлившись прекрасным, или же чрезмерно возбудился. Да только всё, на чём я мог сосредоточить своё внимание, это губы Акулины. Они казались такими холодными, почти серыми. Их непременно нужно было согреть…

Прогремел выстрел. Справа от уха просвистела пуля. Дёрнись я в сторону – никогда не рассказать мне эту историю. Снаряд попал не в меня, а в Акулину, и я с ужасом наблюдал за тем, как девушка невозмутимо вытаскивает пулю из левого плеча. Не осталось даже следа, не то, что какой-то там раны. Единственное тёмное пятно затянулось, будто ничего там и не было. Взгляд Акулины остекленел, стал недобрым. Она нахмурилась, бережно отодвинула меня в сторону.

Зашуршал камыш за моей спиной и показался отец с ружьём наготове. Заметив Акулину, он ничуть не удивился, а нацелил дуло прямо ей в лоб. Акулина зашипела, оскалив нечеловеческие острые зубы. Но в тот момент меня это не заботило. Я вцепился в ствол ружья, пытаясь его отпихнуть.

– Папа, остановись! Не надо!

– А-а, ты уже успел пососаться с этой тварью? – взревел он.

Картина на миг замерла. Акулина, готовая наброситься на своего обидчика, отец, желавший пристрелить несчастную девушку, и я, вставший между ними, пытающийся хоть что-то сделать, чтобы избежать катастрофы. Козырёк отца съехал набекрень, открыв его загоревший тронутый морщинами лоб. Кустистые брови взлетели вверх. А маленькие глазки беспокойно шныряли по свободному пространству, что-то выискивая.

– Ну и где оно? Отвечай, где оно, ты, тварь!

Акулина в ответ зашипела, замотала головой. Отец ткнул дулом ручья ей почти в глаз.

– Папа, не трогай мою… мою девушку. Я люблю её!

Наверное, тогда я в край обезумел, раз стал бросаться такими словами. В глазах отца проскользнула жалость и боль, и мужчина даже не попытался это скрыть. Он бесцеремонно отстранил меня локтем.

– Ты безумен. Бредишь! Не лезь не в своё дело.

Когда я чуть не упал в воду от мощного толчка отца, Акулина покачнулась, и отец заметил то, что она пыталась заслонить собой

– Ага, так вот оно, твоё сердце. Ты не казался его, Павлик?

Я замотал головой, ещё не осознавая, что будет. Отец опустил ружьё. Резиновые сапоги его чавкали, когда он тяжело переставлял ноги под водой. Акулина была явно проворнее, но слабее. Девушка вцепилась когтями, выросшими из ладоней, ему в лицо, но отец легко сбросил её с себя. Тогда Акулина запрыгнула на спину. Отец покрутился из стороны в сторону, шлёпнул по когтистым кистям, и девушка, ободрав ему жилетку, плюхнулась в воду.

Отец шёл буквально напролом к этому цветку, и я невольно задал вопрос: «Неужели его настолько поразила красота растения?»

Я ошибся. И ничего не мог сделать, когда мой отец грубо сорвал лилию, и волшебный свет цветка померк.

Акулина всецело отдалась своей истерике, издав душераздирающий вопль. Я кинулся её успокаивать.

Отец, не говоря ни слова, молча вылез на берег и пошёл прочь.

Бедной девушке становилось всё хуже. Она хрипела, задыхалась, раздирая себе горло руками. Её кожа сохла на глазах, несмотря на то, что она находилась в воде, покрывалась тёмными пятнами и трещинами. Глаза стали мутными, запавшими, волосы тускнели и осыпались. Я подхватил Акулину на руки, когда та почти упала. Слезы катились из её гаснущих глаз, и я плакал вместе с ней, нежно убаюкивая умирающую мавку на руках.

Когда она оставила этот мир, всё, что я мог сделать, это разрыдаться, оплакивая её смерть и свою первую любовь вместе с ней. Как же я ненавидел отца за то, что он сделал. Я поклялся себе, что найду способ отомстить и только для этого вернусь к нему.

Спрятав тело мавки в камыше, я выкарабкался на берег и твёрдой походкой стал возвращаться на поляну, уверенный в неизбежном скандале.

Отец сидел неподвижно на своём раскладном стульчике и рассеянно мял зажатую меж пальцев какую-то травинку. Я встал прямо напротив него, глубоко вдохнул и начал свою заготовленную тираду:

– Ты! Ты негодяй и…

Докончить он мне не дал, порывисто встал и обнял, крепко прижимая к груди. Я настолько ошалел от такого внезапного проявления отцовской любви от человека, обычно скупого на чувства и эмоции, что невольно умолк.

– Однажды, – спокойно произнёс он, – ты поймёшь, почему я поступил правильно. Пусть и не сегодня, но ты будешь мне благодарен за то, что не твои останки сейчас гниют на дне проклятого озера, а этой нечисти. Страшно представить, что могло бы с тобой произойти, не найди я вас там. И я никогда бы не смог простить себе, что не уберёг сына.

***

Сейчас мне порой снится тот день. Но лишь не более чем детские воспоминания о необычном приключении. Я всё же не верю, что Акулина посмела бы меня убить. Мне кажется, между нами успела возникнуть какая-то связь сильнее желания навредить друг другу, следуя своей природе.

Говорят, мавки заманивают мужчин в водоём и потом утягивают на дно, в трясину, разрывая человеческую плоть и лакомясь ей. Мне трудно поверить, что Акулина оказалась одной из этих тварей. Её цветок был слишком нежным, а она сама слишком невинна. И я по-прежнему уверен, что отец так обеспокоен лишь из-за своих предрассудков. И что среди мавок тоже найдутся порядочные, более человечные существа.

Но в Топи с тех пор я соваться перестал. Судьбу не испытываю и другим не советую.