Если хочешь знать моё мнение, в этот раз имаго действовали несколько неуклюже. Видно и у них первый блин всегда комом. Несмотря на некоторый успех, ясно видно, что к настоящей командной работе они ещё не привыкли. Я не исключаю, что и следующие их попытки будут такими же корявыми, но однажды они наберутся опыта, отточат навыки и вот тогда нам придётся действительно туго.

Так что сама действительность нас подгоняет и заставляет искать новые средства, теории и методы. Я не исключаю и того, что изменится даже этика отдела. Никто уже не будет проявлять щепетильности в отношении новобранцев. Отделу придётся всеми правдами и неправдами завлекать в свои ряды свежее пушечное мясо и безжалостно им жертвовать. Придётся вызывать «травму прозрения» искусственно. Иначе нам не выстоять. Ещё несколько подобных ночей и от «Лямбды» ничего не останется…

– Возможно ты прав, – нехотя признал Руфус Донахью. – Да нет, скорее всего прав. Признайся, ты ведь чувствуешь себя в своей тарелке, а? Как рыба в воде? Для подобных неоднозначных ситуаций вас ведь и натаскивают? А вот я похоже сдулся. Явно для этой работёнки не гожусь…

– Эй! – Бретт понарошку толкнул напарника. – Как говорят в армии, чтобы я этого дерьма больше не слышал! Мне позарез нужен башковитый напарник, так что не надейся соскочить, мистер бриташка. Ты сам привёл меня в «Лямбду», вот теперь и расхлёбывай. Теперь каждый агент на счету, так что забудь про свою пенсию. С этого дня все пенсии отменяются!

– Башковитый? – с деланным удивлением повторил Руфус Донахью. – Друг мой америкашка, так ведь и мне не помешал бы башковитый напарник, но это, похоже, не про тебя. Надо же было столько разглагольствовать о разумности имаго и в итоге свести всё к тому, что это паразит! Разве паразиты бывают разумными? Разум формируется в суровой борьбе за выживание, в сложнейших попытках раздобыть себе пищу, а паразиты таких проблем лишены, им главное присосаться к тому, кто пожирнее, а потом хоть трава не расти.

Опасаясь за здоровье и душевный настрой наставника, Бретт облегчённо вздохнул. Раз тот шутит, значит с ним всё в порядке. Всё будет в порядке… Всё должно быть в порядке! За эти месяцы он успел крепко привязаться к британцу и не представлял себе работу в отделе без него.

– А чего ты хотел от скромного полевого агента? – принялся он шутливо оправдываться. – Наши знания об эволюции продиктованы нам примерами из нашего мира. Не факт, что они совпадают с принципами эволюции четырёхмерных существ в метавселенной имаго.

Тем не менее я убеждён, что основные законы везде схожи. Когда в какой-то среде обитания происходят локальные или глобальные изменения, то виды, населяющие эту среду, либо вымирают, либо стараются приспособиться к изменениям, чтобы выжить. До того, как Тесла изобрёл свой излучатель, имаго не знали никакой ответной агрессии с нашей стороны. Веками и тысячелетиями они просто использовали нас для еды и размножения.

Но вдруг всё изменилось. Мы начали огрызаться и убивать имаго. Разумные виды должны эволюционировать трояко: биологически, социокультурно и технологически. Первую разновидность эволюции не берём, она протекает в масштабах геологического времени, измеряемого миллионами лет. Третью разновидность тоже – о наличии у имаго развитых технологий нам ничего не известно и потому обсуждать тут нечего. А вот с социокультурными изменениями мы как раз нынче ночью и столкнулись. Извечные индивидуалисты имаго перестали пассивно терпеть наше сопротивление, объединились, выработали некий план и попытались его осуществить. Эволюция налицо!

К сожалению, эволюция – это такая штука, которая не знает передышки. Динамичная, нелинейная и хаотичная среда, каковой является любой мир, непрерывно меняет условия и заставляет живых существ постоянно корректировать свою приспособляемость и навыки выживания. Сказанное касается не только имаго, но и нас тоже. События нынешней ночи – это лишь первая ласточка. Впереди у нас непрогнозируемая череда катастроф. Если мы не адаптируемся и не повысим сопротивляемость, нам крышка. Станем очередной «тупиковой ветвью».

Раз имаго научились устраивать ловушки и действовать сообща, значит на основе излучателя Теслы мы должны создать некий аналог оружия массового поражения, чтобы укладывать тварей не поодиночке, а помногу за раз. Хорошо бы вообще не дожидаться приближения и визуализации имаго, а меть возможность отстреливать их издалека, едва радар их почует. Нам нужен излучательный аналог дальнобойной снайперской винтовки. Гусеница должна иметь возможность сбивать птиц и ос прямо в воздухе. Понимаешь? Нарисованный на листе человечек должен иметь возможность выстрелить в художника…

– А что насчёт нашего размножения?

– А вот это на самом деле ещё требует проверки. Несложно создать лабораторные условия и завлечь пары без «травмы прозрения». Желающих заняться сексом при наблюдателях отыщется сколько угодно, без труда. Наблюдателями, естественно, должны быть агенты. Пара ни о чём не должна подозревать, а агенты-наблюдатели из укрытия смогут увидеть в подробностях всё, что имаго будет делать. Не думаю, что такой эксперимент аморален. Даже ложь не всегда аморальна, а уж умолчание и подавно.

– Так ведь делали уже что-то подобное. Дымка обволакивает совокупляющихся и за ней ничего не видно.

– А они от её прикосновения не умирают?

– Нет.

– Ты уж извини, тогда придётся устроить тройничок. Кому-то из агентов придётся присоединиться к паре в постели. Тогда он или она тоже окутаются дымкой и смогут увидеть, что под ней происходит. Знаю, звучит не очень хорошо, но делать хоть что-то лучше, чем не делать ничего. Если сидеть с кислой миной и ждать у моря погоды, на успех можно не рассчитывать.

Вот как я это вижу: паразиты имаго искусственно трансформировали человека в качественно иное состояние, объединив его репродуктивные функции со своими. Возможно я мыслю слишком механистически, но что, если возможен откат к предшествующему состоянию? Отдел обязан вести научный поиск в этом направлении, потому что это наш единственный шанс освободиться из-под власти ночных монстров.

Ничего страшного, если репродуктивный субстрат имаго располагает дополнительной мерностью. Уверен, его и в этом случае можно устранить. Смотри, допустим мы тычем трёхмерным карандашом в лист бумаги. Нарисованный человечек воспринимает карандаш как круглую проекцию на плоскости. Всё-таки воспринимает! Я не верю, что субстрат окажется абсолютно невидимым. Если двухмерный человечек изобретёт и построит рядом с проекцией карандаша некую дробильную машину с зубьями, он может кромсать этот карандаш и так постепенно по чуть-чуть дробить его на двухмерные фрагменты, распределяя их по двухмерному пространству листа. От трёхмерного карандаша в конце концов ничего не останется. Ты сам говорил, что более простое иногда может одолеть более сложное.

– Говорил, – со вздохом признал Руфус Донахью, и веря и не веря стажёру.

– Пока враг не разбит, никто не капитулирует, если есть ещё возможность сражаться, а она у нас есть, – продолжал рассуждать Бретт. – Мы передислоцируемся, перевооружимся, сменим тактику и стратегию, обновим личный состав и продолжим бить врага.

Агент Донахью с демонстративно отвернулся.

– Ох и устал я с тобой разглагольствовать. Вздремну немного…

Но он не заснул, а ещё долго размышлял обо всём. Напарник скорее всего прав, отдел и впрямь ждут небывалые испытания. Но пока есть такие парни, как Бретт Гейслер, «Лямбде» по плечу преодолеть любые трудности. Иначе и быть не может. В этом он не сомневался…

А Бретт подошёл к окну и выглянул наружу. «Мы ядовитые шипастые гусеницы, – подумал он. – Очень ядовитые и очень-очень опасные. Яда в наших шипах хватит на многих и многих имаго, так что пускай поберегутся…»

День был в самом разгаре, высоко в небе ярко светило солнце. Над горизонтом, частично скрытым домами и деревьями, белели облака. Небесную синеву там и сям исчеркали инверсионные следы авиалайнеров. Бретт смотрел на открывавшийся из окна вид и думал о том, какой будет следующая ночь. Нападут ли имаго повторно или же устроят какой-нибудь ещё сюрприз? Не может же такого быть, что прошлой ночью «Лямбда» пережила разовую акцию устрашения и дальше всё пойдёт как прежде. Внутреннее чутьё подсказывало «морскому котику», что как прежде скорее всего уже никогда и ничего не будет.