Стас засмеялся и потащил Анну к ближайшему кофейному павильончику, которые во множестве были рассыпаны по всему парку. Горячий, густой кофе, который здесь готовили на раскаленном песке, немного привел их в чувство. Они сидели, блуждая глазами по осенней листве и друг по другу, слушали нежного и грустного Джо Дассена, так подходившего и к этим последним дням осени, и к этому мареву, опять сгущающемуся над горами, и к отдыхающим, одиноко прогуливающимся по парку, и к ним двоим, ничего не ведающим о дне завтрашнем и полностью сосредоточенным только на том, что происходит с ними в настоящую минуту.

Потом они вышли на набережную. С их походкой тоже что-то случилось за последние дни: они стали двигаться слаженно, как близнецы, или как люди, прожившие вместе долгую счастливую жизнь, или как пехота, весело идущая на смерть.

В самом конце набережной они встретили Стасова друга с поэтессой. И та, взглянув в лицо Анне, удовлетворенно кивнула и засмеялась: гаданье не обмануло. И Анна, поняв ее взгляд и смех, тоже улыбнулась и утвердительно качнула головой.

Вместе они спустились с набережной на пляж и двинулись в сторону Пицунды. Стас со своим другом шел впереди, Анна с поэтессой сзади. Анна ни на секунду не выпускала из поля зрения фигуру Стаса.

Он шел, жестикулируя рукой с сигаретой, ворот его рубашки был распахнут, а волосы трепал ветер. И Анна подумала, что сегодня, когда они вернутся и окажутся опять в одной постели, эти волосы будут пахнуть ветром, морем и солнцем. И, подумав об этом, она протяжно выдохнула, совсем отключившись от того, о чем уже в течение нескольких минут говорила ей поэтесса, тем более что в этот момент Стас обернулся, перехватил ее взгляд, все понял и засмеялся в ответ глазами.

— …Ну вот, это был сумасшедший роман, и все им завидовали, и они уже собирались пожениться, и даже кольца были куплены…

— Постой, какие еще кольца?

— Кольца обыкновенные, обручальные. Ты вообще-то слышала, о чем я тебе толкую?

Анна не слышала или подсознательно не хотела слышать и потому не слышала. Оказывается, уже несколько минут поэтесса пересказывала Анне историю, рассказанную ей вчера другом Стаса.

История была о том, как десять лет назад Стас любил девушку, которую тоже звали Анной. Они вместе учились в институте. И любви их радовались все окружающие, потому что были они молоды и прекрасны и даже чем-то неуловимо походили друг на друга. А это, оказывается, верный признак того, что люди проживут вместе долгую и счастливую жизнь. На последнем курсе они собрались пожениться. Уже был назначен день, и они бегали по городу в каких-то предпраздничных хлопотах.

Тогда, когда все случилось, Стас ждал Анну на улице, напротив ее дома. Он стоял на автобусной остановке и видел, как она вышла из подъезда. Он махнул приветственно рукой, и она побежала к переходу.

Она смотрела только на него и видела только его, Стаса, потому что ничего другого, кроме своей любви, не могла и не умела больше видеть. Она шагнула на проезжую часть и не заметила, что сбоку от нее выруливает на полном ходу грузовик. А Стас заметил. Он закричал, но она не поняла или не слышала, потому что на улице было очень шумно, и продолжала идти навстречу Стасу.

И тогда Стас кинулся под колеса грузовика, чтобы или спасти ее, или погибнуть вместе с ней. Но она успела, а Стас не успел. Пьяный водитель крутанул руль, и машина, разворачиваясь и перекрывая движение, встала боком, бампером разорвав ему почти до кости предплечье. Он лежал на асфальте в луже ее и своей крови, лицом к ней, и по-прежнему видел обращенный к нему ее взгляд, полный любви.

То, что услышала сейчас Анна, было совсем непредставимо по своему ужасу. Она остановилась, глотая слезы и чувствуя такую боль в сердце, что испугалась, не разорвалось ли оно. А что же тогда должно было случиться с сердцем Стаса в тот день, на залитом кровью асфальте?

Она согнулась пополам, точно получила удар в солнечное сплетенье. Стас, почувствовав что-то, обернулся, но поэтесса махнула рукой и крикнула, что все в порядке, просто они ищут «куриного бога».

Потом, продолжила рассказ поэтесса, Стас долго болел и даже взял академку. Он замкнулся и почти ни с кем не общался. И так длилось несколько лет. Наконец друзья стали вытаскивать его в какие-то компании. Очень долго он чувствовал себя чужим среди общего веселья, но постепенно начал оттаивать. Правда, никаких романов, как ни способствовали этому друзья, у Стаса не заводилось, хотя сохли по нему почти все свободные еще к тому времени барышни.

И была среди этих, уже далеко не юных и знающих, чего они хотят, особ, такая Светочка. Поэтесса именно так и выразилась, «такая Светочка», хотя, какая она «такая», было непонятно, да и понимать этого Анна не желала, потому что со всей безысходностью просчитала всю последующую ситуацию. Стас и «такая Светочка» оказались однажды в одной компании, где все Стаса жалели и немного сводничали. Это Анна хорошо понимала. И вот в какой-то момент Стас решил: а почему бы и нет?

Все равно в его жизни все уже было и ждать больше совершенно нечего. (Он так потом и сказал Анне: «Я думал, что со мной все кончено, что никогда ничего больше того, что было, у меня уже не будет».)

Анна шла рядом с поэтессой, не вытирая быстро катящихся горячих слез, чтобы этим жестом не переполошить Стаса, который все время оглядывался. Ведь ей надо было еще дослушать до конца его историю. А кончалась эта история до обидного просто и банально: Светочка предприимчиво и быстро забеременела, и Стас женился на ней.

А, собственно, что могло его удержать от этого? Ведь обеих Анн в его жизни не было. Только одной уже, а другой еще. Правда, сказала поэтесса, жизнь с женой у него как-то сразу не заладилась, и уже через год после рождения сына все знали, что живет он отдельно, у своих родителей, где-то возле метро «Парк культуры». (Господи, возле «Парка культуры»! Значит, могли встретиться раньше, но не встретились!)

Поэтесса давно закончила говорить, но Анна все повторяла про себя: «Бедный мой, бедный, не дождался меня, Господи, что же теперь делать, что же делать-то теперь, Господи…»

Когда они подошли к писательскому дому, где жили Стасов друг и Аннина поэтесса, начало смеркаться. Солнце медленно и полновесно опускалось за горизонт, а море было таким спокойным, что можно было войти в него, не замочив ног.

Мужчины подождали, пока Анна с поэтессой догонят их. И тут Стас увидел совершенно опрокинутое, ослепшее от слез ее лицо. Быстро переведя взгляд с поэтессы на своего друга, он все понял. Те сделали вид, что ничего такого не произошло, хотя Стасов друг за спиной Анны показал своей поэтессе кулак. Но, в конце концов, должна же была Анна когда-то все узнать. Поэтесса же справедливо полагала в свою очередь, что страдания обогащают и возвышают.

Поэтесса со Стасовым другом остались, а они пошли дальше вдоль моря. Они шли молча и довольно быстро, словно спешили оставить позади себя что-то опасное сейчас для них обоих. Стемнело, и море исчезло. Только сбоку слышно было, как вода легко касается прибрежного песка. Много-много беглых поцелуев. Правая щека у Анны начала гореть.

Они вышли на шоссе и сели в автобус. Пока доехали, ужин закончился. Похоже, они были обречены питаться одной любовью. Они зашли в бар в надежде перекусить и выпить вина. Анна так и сказала: «Хочется вина».

В баре, на их счастье, никого из знакомых не оказалось. Стас принес какие-то бутерброды и бутылку «Ахашени». Вино было теплым и вяжущим, и Анна с наслаждением выпила целый стакан. Во рту остался привкус виноградных косточек. Стас сидел напротив и, подперев ладонью щеку, смотрел на нее не отрываясь. А вино только пригубил, тихо попросив:

— Пойдем наверх.

— Подожди. Давай немного побудем здесь, с людьми.

— Как мне помочь тебе?

— Ничего, уже все хорошо. Просто сегодня столько всего случилось. — Анна отпила из почти не тронутого им стакана, и внутри нее наконец что-то разжалось, чья-то невидимая горсть, и душа ее полетела на свободу, готовая ко всему. — Знаешь, — она близко придвинулась к Стасу и увидела, что синие глаза его сделались черными-пречерными, — знаешь, я так люблю тебя, я так люблю твою жизнь, всю, со всем, что в ней было плохого и хорошего, я так люблю, так люблю тебя, что готова сейчас умереть…