Заветного большого кабинета,
При всех, кто был и кто заметил это,
Не поклонился он, а отпустил кивок
Тому, кто запросто его представить мог
К Почетной грамоте Верховного Совета!
Подав на подпись нужный документ,
Он над столом учтиво не сломился,
А продолжал стоять, как монумент.
И, уходя, опять не поклонился…
Ну, кто из нас посплетничать не прочь!
Предположенья складывались быстро:
«За космонавта выдал замуж дочь?»
«Стал зятем самого товарища министра?»
А бедный Зябликов ничем не знаменит.
В счастливую судьбу теряя веру
И вспоминая шефа грозный вид,
Клял в туалете свой радикулит,
Который подрывал ему карьеру.
Где в кресле — бюрократ,
Там рядом — подхалим.
Я эту басню посвящаю им!
ЭГОИСТ
«Запомни наш охотничий закон:
Обложен волк, пошел загон,
А ты стоишь «на номере» под елкой.
Ни в зайца, ни в лису — пусть даже выйдет слон! —
Не смеешь ты стрелять!..
Стой, дожидайся волка!..»
Так старый егерь наставлял стрелка,
Что на облавах не бывал пока.
И вот теперь, зажав в руке двустволку,
Грозился загодя: «Уж я-то всыплю волку!..»
Команда на местах. Стрелки в засаде. Ждут.
Уже загонщики галдят в черте обклада.
Но тут —
Дуплет в лесу… Да не такой, как надо!
Зайчишку увидав, не утерпел юнец
И выпустил в него из двух стволов свинец.
А волк ушел…
На зайце в клочья шкурка…
Сошлись охотники, в сердцах клянут придурка.
В глаза его на все лады костят,
А он в ответ: «Простите! Виноват!»
Наутро вновь налажена охота:
Флажками красными зафлажено болото
И волк, вчерашний волк, опять лежит в кругу —
Следы знакомых лап на выпавшем снегу.
И снова замерли охотники в засаде —
Стоят «на номерах», сквозь мелкий ельник глядя,
Двустволки на весу…
Пошел загон.
И с лежки волк поднялся.
Как вдруг (вот сосунок!) опять дуплет раздался:
Не утерпел юнец и выпалил… в лису!
А волк опять ушел…
Так нам вредит любой,
Кто в общем деле занят лишь собой!
ТОЛСТЫЙ И ТОНКИЙ
«Я лягу на полок, а ты потри мне спину,—
Кряхтя, сказал толстяк худому гражданину.—
Да хорошенько веничком попарь.
Вот так-то я, глядишь, чуток и в весе скину.
Ты только, братец, не ошпарь!»
Трет Тонкий Толстого. Одно пыхтит лежачий:
«Еще разок пройдись!.. Еще наддай!..
А ну, еще разок! Смелей — я не заплачу!
А ну, еще разок!..» — «Готово, друг! Вставай!
Теперь я для себя парку подкину.
Мочалку мылить твой черед!»
«Нет, братец, уж уволь! Тереть чужую спину
Мне не положено по чину.
Кто трет другим, тот сам себе потрет!»
Смеялся от души народ,
Смотря в предбаннике, как Тонкий одевался
И как в сторонке Толстый волновался:
Он чином ниже оказался!
ЛИЧНОЕ ВЕДРО
Туристы, отдыхавшие на воле
И коротавшие у речки вечера,
С колхозного картофельного поля
Картошку набирали в два ведра.
И, заложив ее в золу костра.
Ее пекли и ужинали сытно —
Печеная картошка аппетитна.
Когда и горяча, и в меру солона!
А вот откуда, как взята она,
Об этом так судил тот, кто картошку ел: —
Подумаешь! Колхоз не обеднел!
На каждого из нас пришлось по две картохи!
Ведь это — крохи!..
Житейский этот факт мне подал мысль одну:
Так можно растащить по крохам всю страну.
Когда в большое личное ведро
Класть беззастенчиво народное добро!
НЕВРУЧЕННАЯ НАГРАДА
За честный труд и поощренья ради
Один из Муравьев представлен был к награде —
К миниатюрным именным часам.
Но Муравей не получил награды:
Вышесидящий Жук чинил ему преграды.
Поскольку не имел такой награды сам!
Ах, если бы прискорбный этот случай
