Я долго блуждал по улицам, стараясь не смотреть на встречных девушек. Все они у меня ассоциировались с кулинарными котлетами. На скамейке у фонтана сидела длинноногая и голубоглазая. Независимая и модная, как кинозвезда на экране. Я сел рядом. Ее звали Викой. Она заканчивала пединститут. От нее веяло духами «Клема», сигаретами «Ява».

И никаких котлет.

Мы начали неофициально встречаться. Целовались в метро, кинотеатрах, в скверах, в подъездах… Она ассоциировалась в моем сознании с цветущей яблоней, розой, фиалкой, жасмином и гладиолусом. Других цветов я не знал. Ботанику учил плохо. В руках рассыпались ее волосы, в небесно-голубых глазах светилась нежность. Мы ходили по кафе, дискотекам, французским фильмам… Жене говорил, что дежурю в ДНД и хожу на овощную базу…

Скоро я понял, что жизнь без Вики для меня не имеет смысла.

Через полгода я ушел от пеленок, скандалов, кулинарных котлет, воскресных уборок, тещи…

Мне захотелось чистой воздушной любви. Я поселился у Вики. Мы поженились.

Три месяца спустя я брел в прачечную, перекошенный влево тяжелым тюком грязного белья. На обратном пути мне надо было зайти в мебельный и выкупить двуспальную софу с трюмо и зеркалом, а также заскочить в «Кулинарию» и приобрести кулинарные котлеты.

Дома была теща, которая считала, что я испортил ее дочери жизнь. Вика у меня в последнее время стала ассоциироваться с пережаренными антрекотами и половиком в прихожей, который она заставляла меня выбивать каждый вечер.

Навстречу мне шла длинноногая и голубоглазая, ведя за собой пухлощекого малыша. Я залюбовался ее гордой, независимой от кулинарии и воскресных уборок осанкой. На голове у нее дыбилась модная прическа; стройная фигурка затянута в кожаное импортное пальто. С трудом узнал свою первую жену Светку.

— Света, я пропадаю без тебя! — крикнул я, бросая к ее ногам тюк с грязным бельем…

— Ой, вот это встреча! — воскликнула Светка, покраснев.

— Ура! Папка из командировки вернулся! — крикнул Дениска, повиснув на моей шее…

Мы стали неофициально встречаться. Целовались в метро, кинотеатрах, скверах, подъездах. Танцевали в кафе и дискотеках. Жене Вике я говорил, что дежурю в ДНД и выполняю срочную работу по заданию руководства.

Светка ассоциировалась в моем сознании с цветущей сливой, розой, фиалкой, тюльпаном, жасмином и гладиолусом. Других цветов я не помню.

Однажды я остался на ночь на своей старой квартире. В руках рассыпались ее волосы, в небесно-голубых глазах светилась нежность.

Жизнь без Светки для меня не имела смысла.

— Давай сойдемся? — тихо спросил я…

— Что ж, — прошептала она, — мне как раз не хватает тебя, особенно сейчас. Я хочу делать генеральный ремонт в квартире, а одной мебель переставлять тяжело. И половики уже никто давно не выбивал…

Она мечтательно прикрыла глаза и поцеловала меня в нижнюю челюсть.

ЖИВАЯ РЫБА

Нюся, кандидат филологических наук, по пути с работы зашла в магазин и купила в отделе «Живая рыба» огромного карпа с выразительными выпученными глазами. Он беспокойно шевелил хвостом и открывал рот, словно желая высказаться. Дома она бережно опустила его в наполненную водой ванну, и карп оживился. Весело всплескивал воду хвостом, кувыркался. Нюся умиленно смотрела на карпика и бросала ему хлебные кусочки… «Хорошенький, маленький мой», — приговаривала она. Карп ей чем-то напоминал ее давнего приятеля Сергея Петровича, с которым она познакомилась прошлым летом на юге. Он был так же лыс и скользок, глаза у него были круглыми и выпуклыми. Она вспомнила, как он смотрел неподвижным взглядом на ее фиолетовый купальник, и покраснела. После отдыха на море Сергей Петрович исчез и не подавал признаков жизни. Нюся тяжко вздохнула и подумала: чем же еще кормить карпа? Вспомнила о Маринке, кандидате биологических наук, и позвонила к ней за консультацией. Та посоветовала ей срочно обзавестись аквариумом и концентратами.

— Карп — это еще терпимо, — сказала Маринка, — вот мой сосед из Африки живого крокодиленка привез. Вот ведь проблема. Никак прокормить его не может. Заявление подал в жэк на дополнительную площадь. В общем, приезжай ко мне, я тебе аквариум дам. Просторный, в нем когда-то дельфин жил…

Нюся поехала.

Когда вернулась домой с двумя грузчиками, которые на веревках поднимали огромный, как рояль, аквариум, из ее квартиры донесся запах жареного. На кухне бойко хозяйничала ее мама, школьный завуч по воспитанию. На сковородке аппетитно поджаривался разделанный в сметане карп.

— Хорошую рыбу купила, — похвалила мама, — решила тебе помочь, чтобы ты не возилась с очисткой и разделкой…

Нюсе вдруг вспомнился пропавший Сергей Петрович, и она горько расплакалась.

— Вечно ты вмешиваешься в мою личную жизнь! — воскликнула она.

— Ну вот, опять не угодила, — обиделась мама.

— Хозяйка, а аквариум куда? — спросили грузчики.

«Хороший аквариум, — подумала она, — сюда даже Сергей Петрович поместится».

— Оставьте его в прихожей, — сказала Нюся.

СХВАТКА

Младшего научного сотрудника Петрова предупредили, что его завтра на обсуждении диссертации будут сжирать.

— Подавятся! — бесстрашно ответил он.

Утром он ворвался в зал ученого совета, грозно размахивая своей папкой, как саблей. За ним стройными рядами шли его научные друзья и руководители. На креслах чинно восседала оппозиция — Саплин и банда.

Соискатель решил бить врага сразу. Он вскочил на кафедру, как джигит на коня, и заговорил.

Обстановка накалялась с каждой минутой. Елкин, личный секретарь Саплина, незаметно целился в Петрова из двустволки по поводу общественной значимости работы. Но тот был начеку. Прикрылся диссертацией и отошел в дальний угол. Когда же он выглянул, Елкин уже начал интеллигентно «поедать» его с вилкой и ножичком, как антрекот на банкете по поводу экономического эффекта.

«Врешь!» — прорычал тихо Петров и обстрелял его пулеметной очередью из цитат, формул и планов внедрения.

Елкин рухнул.

— Ура! — закричали сторонники Петрова и пошли в атаку.

Ряды противников дрогнули. Мнения пулями свистели по залу. Слова и цитаты Петрова разили метко и убийственно.

Но тут, взломав стену, на танке въехал доцент Балалайбин, правая рука Саплина. Пушка была наведена в лоб соискателю. Грохнул залп….

…Когда он пришел в себя, то увидел Балалайбина, победоносно восседавшего на кафедре. Превозмогая боль, пострадавший незаметно подполз к Балалайбину и, собрав остатки сил, швырнул в него многопудовый том диссертации.

— Дзынь!

Балалайбин только почесал лысый массивный череп и легким щелчком отбросил Петрова в угол. Друзья шарахнулись от растянувшегося диссертанта, а кто-то из них даже ухитрился лягнуть предательски Петрова под зад.

Тогда он поднялся, как смертельно раненный солдат, и выхватил из-за пазухи карманную атомную бомбу — благоприятный отзыв директора института.

— Руки вверх! — прохрипел Петров.

Противники и друзья в панике залегли..

…Ученый совет одобрил диссертацию к защите…

Утром уборщица тетя Маша раскрыла окна… Запах валидола, оставшийся после боевых действий, рассеялся под дуновением свежего ветерка.

— И что люди грызутся, — пробурчала она, — и интеллигентные, и получают довольно. Не пойму…

Ей посчастливилось ни разу не защищать диссертаций.