Хотя в языке и образности коута ощущается кровная связь с литературной традицией, канон не довлеет над стихом. В сравнении с хайку и вака народная песня допускает относительную свободу в выборе тем, лексики, композиции – и, соответственно, мелодии. Объем варьируется от четверостишия до многих десятков строк, причем встречаются устойчивые поэтические формы в восемь, двенадцать и шестнадцать стихов. Нередко композиционная стройность песен достигается при помощи тропов, заимствованных из поэтики танка – ассоциативных образов энго, омонимических метафор какэкотоба, введений дзё, – хотя все эти приемы вкрапливаются в совершенно иной, приземленный контекст.
В первой половине XVIII в. из коута произросли новые направления фольклорной песни: баллады нанива-буси и «длинные песни» нагаута, границы между которыми были весьма зыбки. Те и другие дали обильную пищу для пьес театров Кабуки и Дзёрури.
Как и всякая песенная лирика, коута тяготеют к насыщенной мелодике стиха, музыкальности, напевности. Японский язык лишен рифмы, но авторы песен знали о ней из китайской поэзии. И не случайны стихи с одинаковыми глагольными окончаниями, не случайно вводятся лексические повторы и ткань текста пронизана певучими ассонансами. Не выходя за рамки традиционной силлабической просодии (чередования интонационных групп 7–5, 7–7, а также иногда 8–7 и 8–8 слогов), безвестные авторы порой создавали оригинальные поэтические конструкции.
Поскольку коута всегда исполнялись под аккомпанемент трехструнного сямисэна, важную роль играло согласование музыки и вокальной партии. Часто мелодия только задавалась сямисэном, затем вступал голос, а музыка сводилась к нескольким эффектным аккордам, после чего следовал долгий проигрыш-финал. Ко всем песням существовали ноты, записанные в условной японской системе нотной грамоты при помощи азбуки катакана.
Коута завоевывали поклонников не только среди завсегдатаев «веселых кварталов», актеров, бродячих певцов и комедиантов. Под музыку сямисэна звучали песни в замках феодалов и на храмовых праздниках, в деревенских хижинах и тесных переулках городов, а также в «чайных домах» кварталов продажной любви, которые были упразднены всего несколько десятилетий назад. Не забыты коута и в наши дни. Они издаются небольшими сборниками и в многотомных сериях литературного наследия, а некоторые становятся шлягерами, переживая второе рождение в популярном жанре эстрадной песни энка. Разумеется, традиционные коута остаются в репертуаре современных гейш и танцовщиц-майко знаменитого района Гион в Киото.
Высокая, идущая «поверх барьеров» лирика интеллектуалов и легкомысленные, порой сентиментальные песни-коута – две, казалось бы, несовместимые области поэзии, расположенные на противоположных полюсах. Что ж, представим себе два извечных начала, созидающие искусство изменчивого мира, как инь и ян, из взаимодействия которых рождается движение жизни.
Поэзия хайку
Мацуо Басё
«Хаги спать легли…»
Хаги спать легли —
не поднимут головы,
не кивнут в ответ…
«Так сияй же, луна…»
Так сияй же, луна!
Все мне кажется нынче ночью,
что живу я снова в столице…
«Иль от стаи отстав…»
Иль от стаи отстав,
друзей в облаках он оставил? —
Гуся клич прощальный…
«Под сливой в цвету…»
Под сливой в цвету
даже буйвол нынче, как видно,
запеть собрался…
«Ветер с Фудзи-горы…»
Ветер с Фудзи-горы
подхвачу на веер – доставлю
гостинец в Эдо!..
«Заглохший очаг…»
Заглохший очаг —
вдруг оттуда выходит с урчаньем
женушка кота…
«На голом суку…»
На голом суку
примостилась под вечер ворона —
«Вешние ливни…»
Вешние ливни —
будто ноги у журавля
стали короче…
«Снег на Фудзи-горе…»
Снег на Фудзи-горе.
Жизнь в отшельничестве порою
навевает грезы…
«Потихоньку в ночи…»
Потихоньку в ночи
под луной жучок прогрызает
скорлупу каштана…
«Снежное утро…»
Снежное утро.
В одиночестве я глодаю
вяленую кету…
«Банан посадил…»
Банан посадил —
и теперь противны мне стали
листья мисканта…
«Плеск весел, шум волн…»
Что чувствую я в Фукагава[2] зимней ночью
Плеск весел, шум волн.
До нутра мороз пробирает —
слезы на глазах…
«В мире вишни цветут…»
В мире вишни цветут —
а сакэ мое с мутью белой,
рис с примесью черной…
«Этот ветер с полей…»
Этот ветер с полей —
плоть и душу мою он студит
хладом мертвых тел…
«Брошенное дитя…»
Брошенное дитя.
Каково на ветру осеннем —
слушать визг обезьян!..
«Запах орхидей…»
Запах орхидей —
крылья бабочки он осеняет
пыльцой душистой…