В дверь начали колотить с неистовой силой, и я услышала отчаянный крик моей мамочки:

– Мурат, открой, не тронь ее, не тронь моего ребенка!! Оставь мою девочку!!!

Но отец разве когда-нибудь слушал мою мать?! Она была таким же предметом мебели в этой тюрьме, что и я. Поэтому его удары продолжали сыпаться на мою спину и бедра, нисколько не заботясь о моем состоянии.

– Открой, Мурат, открой немедленно!!! Прекрати сейчас же! Ненавижу тебя! Ненавижу! Будь ты проклят и гори в аду, чудовище! – продолжала рыдать моя мама за дверью.

То ли отца проняли выкрики матери, то ли ему наскучило, что я перестала кричать и рыдать от его ударов, но как ни странно, он остановился.

Меня всю трясло от боли и шока, казалось, что болезненные ощущения разносятся по венам, отравляя кровь. Я не могла говорить, потому что сорвала голос, мое несчастное исполосованное в кровь тело сотрясала крупная дрожь, а все пространство, которое я могла видеть, было испачкано моей кровью. Особенно сильно она сочилась из пореза на предплечье. Но мне было плевать, лишь бы это чудовище, что называет себя моим отцом, поскорее ушло прочь.

– Надеюсь, ты усвоила урок, – спокойным голосом сказал отец, продевая в брюки ремень, которым только что безжалостно хлестал меня. – В противном случае придется его повторить, – и широким шагом зашагал прочь, резко распахнул дверь, и не взглянув на маму, прошел мимо, что-то насвистывая себе под нос.

Мама ворвалась в комнату, как ураган, упала рядом со мной на колени и заплакала еще сильнее, сотрясаясь всем телом, глуша рыдания прижатой ко рту ладошкой.

– Моя девочка, Мадиночка, что же он с тобой сделал, проклятое чудовище, – причитала мама, аккуратно помогая мне встать. Но я все равно вскрикнула, потому что стекла, застрявшие в ранах, причиняли мне боль.

– Тише, тише, моя хорошая, пройдем в ванну, я помогу тебе умыться и обработаю раны, – приговаривала моя мама, потянув в сторону ванной.

Она разорвала остатки одежды на мне и поддерживая, помогла забраться в душевую кабину. Мои ноги настолько ослабли, что я просто осела на пол, а мама поливала меня из душевой лейки, медленно и нежно водя рукой по спине и плечам, смывая кровь. Я продолжала плакать и вздрагивать, но не столько от боли, сколько на чистых рефлексах.

– Я убью его. Пусть Аллах накажет меня, я с достоинством вынесу его кару, но ни за что не прощу, что это чудовище сделало с моим ребенком, – зло прошептала мама, тихонько поглаживая меня по волосам, как в детстве, когда мы с Нармин болели.

Я резко, несмотря на всю боль и слабость в теле, развернулась и, посмотрев прямо в любящие и такие печальные глаза матери, горячо прошептала, словно кто-то нас мог подслушать:

– Не надо, мамочка, пожалуйста, не связывайся, умоляю тебя. Он все равно сильнее нас обеих. Мы не сможем ему противостоять даже вдвоем. Я хочу уйти отсюда. Давай сбежим, пожалуйста. Помоги мне. Мы не можем так больше жить. Давай убежим сегодня ночью, вот прямо сейчас.

Я смотрела в глаза матери, которые медленно наполнялись слезами. Мама покачала головой и также тихо ответила:

– Возможно, это самая большая глупость, но я помогу тебе. Сбежать с тобой не смогу, иначе Мурат в два счета найдет нас обеих. Я останусь здесь, чтобы принять на себя весь его гнев и сдержать столько, сколько смогу. А ты пообещай моя девочка, что не вернешься сюда больше никогда и сможешь устроиться в жизни.

– Мамочка, но как же я без тебя… – растерянно пробормотала я, растирая злые слезы по лицу. Почему, ну почему я не могу жить, как все девушки моего возраста?! Почему на мою долю выпадают эти испытания?! Почему я вынуждена бороться за жизнь с собственным отцом?!

– Ты справишься, Мадиночка. Я уверена, что воспитала очень умную и мудрую дочь. Твоя задача затаиться на какое-то время, спрятаться, чтобы никто тебя не нашел, и ни с кем не связываться из прошлой жизни. Даже со мной. Так будет больше гарантий, что отец не найдет тебя. Да, он будет в ярости, когда поймет, что ты сбежала, но это уже моя проблема. Не переживай и не волнуйся ни о чем. Я тебе дам немного денег, я скопила, втайне сдавая в ломбард кое-какие украшения. Помнишь, отец тогда разозлился, когда узнал, что наша помощница якобы воровала из моей шкатулки вещи? Так вот, она их и сдавала в ломбард по моей просьбе. Нехорошо, что так получилось, конечно, но я ее пристроила потом к своей дальней родственнице и отдала часть вырученных денег. – Мама продолжала шептать быстро-быстро, словно в бреду, а я лишь слушала ее с раскрытым ртом. – Я давно планировала сбежать вместе с тобой от Мурата, но для двоих этих денег было бы мало, а для одной из нас вполне достаточно на пару месяцев, если тратить с умом. Я думала потерпеть еще пару-тройку месяцев, а может и полгода, но судьба распорядилась иначе, твоему проклятому отцу вздумалось тебя замуж выдать так некстати. Но ничего, главное, чтобы ты смогла вырваться, для меня твое счастье превыше всего. А теперь вставай, я обработаю твои раны, а ты притворишься, что уснула. Ночью я приду к тебе, принесу кое-какие вещи. Единственное, документы отец держит в сейфе, их я достать не смогу, моя золотая. Но, может, оно и к лучшему, никто не будет знать, как тебя зовут на самом деле и кто ты такая.

Мама помогла мне встать, обтерла меня полотенцем, словно маленькую девочку, в то время как я морщилась от боли и тихонько стонала.

– Я буду молиться, чтобы высшие силы покарали его за то, что он поднял на тебя руку, – шептала мама, снова роняя слезы. Я вытерла их дрожащей рукой и из последних сил произнесла:

– Не плачь, пожалуйста, мамочка. Уверена, Аллах все видит, и когда-нибудь восторжествует справедливость. Не бери грех на душу, я сама виновата. Можно было согласиться с ним, ведь не потащил бы он меня замуж, в конце концов, сегодня же! А потом надо было сбежать. Но я растерялась и проявила упертость там, где не надо.

– Моя родная, моя единственная…– говорила мама. – Отдохни, Мадиночка, тебе надо прийти в себя, ты на ногах не стоишь, я сейчас принесу лекарства, дам обезболивающее и постараюсь вытащить осколки из ран.

Мама поступила ровно так, как сказала. Правда, ей не удалось вытащить все осколки, при движении чувствовалось, что в ранах есть остатки, которые причиняли боль, но я предпочла промолчать, чтобы не расстраивать маму еще больше. Некоторые из ран требовалось зашить, но мама не решилась на это, а я не настаивала: само заживет как-нибудь, лишь бы вырваться из-под гнета этого тирана. Когда маме удалось все обработать и остановить кровотечение, я обессиленно откинулась на подушки. Мне удалось даже вздремнуть, но проснулась от тихого шороха и резко села в кровати, несмотря на головокружение и ломоту в теле.

– Шшш, моя хорошая, это я. Я принесла тебе вещи и деньги, – прошептала в темноте мама. – Тебе пора собираться, пока отец спит. Придется пройти за домами, чтобы охрана тебя не видела. Оттуда беги, доченька, в сторону центра, там много людей даже ночью, никто не обратит на тебя внимания. Я тут положила вещи на первое время, но ни платков, ни туник не клала. Эти вещи также покупала наша помощница, оденешься, как обычная девушка, в спортивный костюм, потому что, когда будут искать, в первую очередь будут спрашивать о девушке в платке, а девушку в обычной одежде никто даже и не вспомнит.

Я смогла только кивнуть. Какая же мама умная женщина: она продумала все до мелочей.

Надо непременно найти выход, и вернуться за мамой. К счастью, неней не дожила до этих дней, и не видит, что творит ее сын. Она была единственным стоп-краном в его жизни: отец прислушивался к словам матери. Ведь к старшим же надо проявлять уважение. Но после ее смерти он как с цепи сорвался: стал чаще поднимать руку на мать, дошла очередь и до меня.

А сейчас мама – единственный близкий и родной для меня человек, мой свет в окошке, который не дает мне сойти с ума в этой ужасающей действительности. Только бы она не пострадала от рук этого тирана. В последнее время он напоминает бочку с порохом, готовый в любой момент взорваться. И слетает с катушек все чаще и чаще.