Вторично я встретился с ним в маленьком городе штата Алабама, где он работал преподавателем в школе. Он по-прежнему охотно вступил в разговор со мной и начал рассказывать обо всем каким-то резким, дрожащим от напряжения голосом, хотя раньше я этой дрожи не замечал в нем. Факты, а отсюда и чувство глубокой горечи переполняли его. Ему, как и многим другим неграм с высшим образованием, страстно хотелось получить право голоса. Он досконально изучил всю технику лишения негров избирательных прав в Алабаме и систему политического надувательства в этом штате Америки. Он саркастически высмеивал тех негров, которые просили его растолковать им такие «конституционные» вопросы, как, например: что означает выражение «non compos mentis» (не в здравом уме)? И как его можно использовать в юридической защите? Однако он прекрасно понимал, сколь глубоко укоренился в них тот символ, что красовался в верхней части всех избирательных бюллетеней, используемых на выборах в Алабаме: петух с раскинувшимися над ним дугой словами «Белое верховенство», а под ним «За справедливость». Он заметил, что если господство белых символизируется белым петухом, то социальная значимость негров может символизироваться цыпленком, причем цыпленком полудохлым, вялым и апатичным, всегда дрожащим от страха. Он рассказал мне со смаком о той трагикомедии, временами переходящей в фарс, которая разыгралась, когда он пытался зарегистрироваться в качестве избирателя в окружной избирательной комиссии.

Зная все тонкости дела, он первым долгом купил в рассрочку в магазине у белого владельца радиоприемник и открыл у него счет расходов. То был первый счет, открытый им в этом городке, и он давал право владельцу магазина поручиться за парня, когда начнется регистрация избирателей. Две недели спустя он обратился в окружную избирательную комиссию с заявлением.

Чиновники, ведающие регистрацией, спросили его:

— У вас есть облагаемое налогом недвижимое имущество стоимостью в триста долларов?

Хаустон, естественно, ответил, что такого у него нет, и добавил, что, по его мнению, имущественный ценз является альтернативой образовательному цензу. Ему заявили, что он ошибается, — он должен иметь недвижимость на триста долларов или сорок акров земли. Казалось, вопрос исчерпан и можно уходить. Однако Хаустон был не таковский. Он выждал несколько минут и спросил, может ли он подать прошение в комиссию с просьбой зарегистрировать его. Ему сказали: «Пожалуйста!» — но предупредили, что это ничего не даст и комиссия вряд ли ему поможет — поскольку он не имеет собственности, то все шансы против него. Кроме того, сказали ему, нужны два коренных жителя этого города, которые поручились бы за его добрую репутацию.

Он назвал торговца, у которого купил радиоприемник, и владельца магазина готового платья, у которого купил несколько сорочек.

Когда пришло время, первый торговец заявил, что он рад бы пойти поручиться за него, но ему сейчас не на кого оставить магазин. Вот разве позднее, на следующий день. Хаустон поблагодарил его. Назавтра он позвонил ему, но в этот день торговец был сильно занят и никак не мог вырваться, однако пообещал найти время на следующий день. Хаустон опять поблагодарил его за отзывчивость и готовность помочь человеку. На третий день этот лавочник заявил, что он не знает точно, будет ли он свободен в ближайшие дни («ужас, сколько дел!»), но дал слово, что обязательно сходит с ним до того, как регистрация избирателей закончится. Дня два спустя лавочник сказал Хаустону, что он до невозможности устал и идти не сможет. Таким образом, регистрация избирателей закончилась без них, и Хаустон остался с носом. Через неделю парень зашел в магазин и уплатил сполна всю оставшуюся сумму за радиоприемник. Торговец заявил, что он весьма сожалеет о случившемся, у него просто не было никакой возможности пойти и сделать «сие небольшое одолжение», но он еще раз дает слово, что искренне будет рад сделать все, что нужно, когда регистрация избирателей начнется в ближайший месяц. Хаустон сказал, что позвонит ему через месяц.

Месяц спустя, когда вновь началась регистрация избирателей, Хаустон позвонил владельцу магазина и уговорился с ним встретиться в два часа дня. Когда он приехал, ему сказали, что торговец только что отбыл по делам из города. Да, сэр, срочная поездка!

Тогда Хаустон обратился ко второму лавочнику, у которого он покупал сорочки и нижнее белье. Здесь дело подвигалось с такой же скоростью. Торговец заявил, что он не знает достаточно хорошо Хаустона, чтобы «судить о его репутации», но если ему позвонят из банка или почтовой конторы, то он с удовольствием поручится за него… Однако, когда бы управляющий почтовой конторой ни звонил, торговца не оказывалось на месте. Только управляющему банком, наконец, удалось поймать его, и они договорились о встрече в избирательной комиссии, членом которой был управляющий.

— Я понимаю, вы ходатайствуете за Ричарда Хаустона, который последние три года или около того работает в школе. — сказал управляющий, — но Хаустон не владеет ни собственностью стоимостью в триста долларов, ни сорока акрами земли.

— А-а-а, я-то ничего об этом не знал, — сказал торговец.

Хаустон снова повторил свое толкование статьи, что требуется одно из двух: или имущество или высшее образование.

— Что-о? Да кончи вы хоть Гарвардский университет, если у вас нет на триста долларов недвижимости, то вас нельзя внести в списки избирателей, — возразил торговец.

Хаустон извинился перед лавочником за то, что отнял время, на что тот сказал шутливо:

— Придется вам где-то купить сорок акров земли или же какой-нибудь дом за триста долларов. Что вы теперь собираетесь делать?

— Собираюсь зарегистрироваться в качестве избирателя, — ответил Хаустон. — В конституции США есть положение, согласно которому можно потребовать установления своих избирательных прав.

Хаустон был частично удовлетворен за свое долгое хождение тем удивлением, которое отразилось на лице торговца.

Вместе с двумя своими коллегами, также разбиравшимися в законах и конституции, Хаустон снова направился в окружную избирательную комиссию, чтобы окончательно прояснить вопрос об избирательных правах. Женщина-регистратор заявила, что уже кто-то до них интересовался этим вопросом и что «у нее есть книга с записями». Хаустон и его коллеги сказали ей, что имущественный ценз является альтернативой образовательному, что требуется одно из двух: или то, или другое.

— Ну, нет, — возразила та, — вам нужно обязательно иметь еще недвижимость.

— Когда была принята поправка к конституции, требующая наличия обоих цензов? — спросили ее.

Но этот вопрос остался без ответа.

С выражением торжества регистраторша прочла второй пункт статьи:

«…Владелец или муж женщины, являющейся владелицей… сорока акров земли или другого имущества, личного или недвижимого, облагаемого налогом на сумму триста и более долларов…»

Тогда ее попросили огласить первый ценз.

Женщина неохотно исполнила это требование. Другая регистраторша — белая проворчала:

— Пусть относительно вас избирательная комиссия вынесет свое решение, а мы вносим в списки избирателей только тех, кого мы хотим.

По первому пункту статьи требовалось умение «читать и записать любую статью Конституции Соединенных Штатов Америки на английском языке, постоянно заниматься каким-то законным промыслом или трудом в течение двенадцати месяцев, предшествующих моменту обращения с просьбой о регистрации в качестве избирателя и т. д.». В качестве союзного слова, связывающего первый пункт статьи конституции со вторым, стоял союз «или».

На вопрос Хаустона, что сей союз означает, регистраторша ответила, что он означает «кроме того». Она обосновывала свое толкование указанием генерального прокурора. На просьбу Хаустона и его товарищей показать им это разъяснение генерального прокурора им ответили отказом. Вместо этого всех троих возмутителей спокойствия направили в суд, где судья, будучи спрошенным, что означает в этой статье конституции союз «или», решительно заявил, что этот союз — союз соединительный.