Уже новый царь, сгинул тиран, но изменится ли что? Как часто Фатали и Александр мечтали (Хасай уже не заговаривает на эти темы: постоянно в свите наместника), надеясь на чудо: вот она, власть, берите и правьте! Читает, глазам своим не верит, а ведь он это читал, и не раз: шах добровольно уступил трон простолюдину! Фатали использует исторический сюжет, чтоб сказать правду о своем времени! Он напишет о далеких временах - о шахе-деспоте, и царь-тиран (только ли он?) увидит в нем себя! И их с Александром мечта и долгие разговоры (во сне и наяву): как мудро и справедливо править государством.
Давно не подходил к конторке - вот они, белые листы в папке, открыл ее... вот и перо, его бессменный товарищ.
Неужто впереди зажегся факел надежды и в долгожданную гавань - ведь случится же когда-нибудь! - вошел фрегат фортуны, миновав рифы фарисейства я фальши, - о эти нескончаемые эФ, которыми усеяно необъятное поле из края в край!...
Весна пятьдесят шестого года, жаркое тифлисское солнце пьянит, в ушах шум - кричат дети, щебечут птицы, журчат, слепя глаза, воды Куры.
Часть вторая,
ИЛИ ВСПЫШКА НАДЕЖДЫ
Аи да молодец этот Искандер, еще один Александр, надо б вспомнить о всех, если позволят! - и о затравленном светом и убитом на дуэли, зарезанном фанатиками, сраженном пулей горской, измученном лихорадкой, которая нещадно косит, холерой, от которой нет спасения, изгнанном и объявленном сумасшедшим, а то и исчезнувшем при загадочных обстоятельствах, и начать ряд с царственных особ, и прежде всего Александра Македонского, чьи орды проходили через родное село Фатали - Хамнэ, и государя императора, с чьим именем столько надежд, а потом и лирики, и генералы, и перебежчики в чужой стан, и новые католики, изменившие мусульманству, и христиане, ставшие магометанами, но некогда Фатали, как-нибудь в другой раз составит схему (еще чего!), тем более что новые и новые возникают на пути, и даже грек, почему-то болеющий за интересы халифата, но такого Александра еще не было, - древний шахский писарь Искандер-бек Мунши, создавший "Историю украшателя мира Шах-Аббаса" и протянувший Фатали из дали веков, сам того, может, и не желая, свою щедрую руку, а в ней - луч, озаряющий тьму (и быстро гаснущий).
УКРАШАТЕЛЬ МИРА
Пока нет названия сочинению Фатали, - он искал и нашел емкий исторический сюжет, чтоб сказать о своем времени, лишь ясен жанр - это проза, а не драма: рассказ или повесть, а может, если хватит сил, и роман, и Фатали уже не терпится сесть после служебной круговерти за стол, чтоб светом угасающей свечи зажечь утро.
Надо начинать с того времени, как Шах-Аббас уверовал в свое бессмертие. Возможно ли, чтоб ему - умереть?! Ему, чье имя у всех на устах. Теперь бы, кажется, и царствовать: недовольные изгнаны или сосланы, противники истреблены, а сильные роды - поголовно.
Здесь, на этой земле, блистали могущественные государства Ассирия, Вавилония, Финикия, Мидия!... Сразу после коронации Шах-Аббас посетил гробницу Кира с ее великолепной пирамидой, построенной уступами из глыб белого мрамора. Сколько народов было покорено! И он, думалось Шах-Аббасу, вернет стране былое величие. Да, страны платили серебром и золотом. Египет обеспечивал хлебом, Киликия и Мидия доставляли лошадей, мулов, рогатый скот, Армения - жеребят, Эфиопия - черное дерево и слоновую кость. Вот они, следы былого величия, неужто рухнет и его держава? - развалины Персеполя; остатки стен из полированного камня, мраморные колонны, одиноко устремленные к небу, или поваленные, как поверженные воины. Изваяния сказочных животных. Шах-Аббас притронулся к чудищу, похожему на льва, камень был теплым. Вот и широкая мраморная лестница, ведущая в подземные залы.
Пали династии, пали государства, пронесся через их земли Александр Македонский, а потом арабы, новое закабаление. Но персы отомстили им, заняв в споре суннитов и шиитов сторону шиитов, и Шах-Аббас сумел сплотить свой народ и другие порабощенные народы единой идеей - шиизм!... Он поощряет сограждан на воздание почестей убиенным вождям шиизма в месяц плача Махаррам, когда запрещены всяческие торжества, люди не ходят в бани, ибо баня - это праздник тела, не бреют головы и, соединившись вокруг зеленого знамени, устраивают шествия с факелами, бьют себя цепями по спине, и поют, вот и объяснил бы, что такое театр, и, затаив дыхание, слушают диалог между убийцей Шимром, или Шумиром, и "вождем веры" Гусейном (да не переведется род великомученика).
И так из года в год вот уже тысячу лет: плач по убиенному внуку пророка Мухаммеда - Гусейну.
Искусство проповеди возведено Шах-Аббасом в ранг великих занятий: сначала спокойно и тихо, потом, воспламеняясь все более, вести речь на волне экстаза, - изложение истории убийства имама должно быть полно огня, увлекательности, проповедник, представляя рыдающую сестру пророка, должен сам рыдать, и чтоб при этом выражения сильного гнева, страха, печали попеременно сменялись на его лице одушевлением, страстью, призывами к мести убийц - презренных суннитов!
И передается искусство проповеди из поколения в поколение. Фатали уже в детстве видел и понимал (но отчего? кто вселил в него эту греховность?!), как много значит умение зажечь людей: ни один актер не достигнет такой силы и вкрадчивости голоса, такого выражения мимики (но надо ж суметь написать для них такой текст! сумеешь ли, Фатали?) и увлекательности, которые б отразились на слушателях. И суметь словами, мимикой, голосом приобрести власть над толпой (а толпа в мечети - и есть народ).
И Фатали именно в мечети понял впервые мощь фанатизма, - и ложное учение силою речи может завладеть умами.
Но прежде Фатали это понял Шах-Аббас (а еще прежде... кто же еще прежде?!). И иные меры для сплочения народа, тоже возведенные Шах-Аббасом в ранг искусства, с опорой на кызылбашей (все в одинаковой чалме с дюжиной пурпуровых полосок в честь двенадцати шиитских имамов): образ жизни по Корану - пятикратная молитва; омовение (даже песком, если нет воды, ибо сыпуч и льется!); взнос в пользу бедных в общественную казну, пост в месяц Рамазан; паломничество в святые города, и прежде всего в Мекку; и вера: в единого и милосердного бога, в предопределение судьбы и поступков людей, в загробную жизнь (и воздания за добрые и злые дела), воскрешение мертвых и Страшный суд.
Строго соблюдается по стране обряд поста: нельзя, пока не станет различаться на заре белая нитка и черная нитка, есть, курить, вдыхать благовония, купаться, даже глотать слюну! Но зато ночью запретов нет, базары и улицы кишат людьми, вдыхай кальян, вкушай кебаб, услаждай слух музыкой, хохочи над фокусниками.
Но чу: пушечный выстрел! скоро рассвет!... И снова нетерпеливое ожидание заката.
И ему - умереть? Теперь, когда он окреп, расправившись прежде всего с теми, кто помог ему вырвать трон у собственного отца. Теперь, когда близка победа над заклятыми врагами - турками-суннитами. В день Страшного суда они станут ослами для иудеев, и повезут их в ад! Теперь, когда в поисках союзников он направил в Москву посольство с предложением царю Федору Иоанновичу, австрийскому императору Рудольфу, королям испанскому и французскому сплотиться в борьбе с турками!
Переговоры с послом шаха Ази-Хосровом вел везир Годунов, шурин царя. Он недоверчиво выслушал Ази-Хосрова и сказал, что по его сведениям персы ведут двойную игру: шах заключил договор с турками. Посол ответил, что султан - исконный и давний враг шаха. Предложение Ази-Хосрова, упомянувшего австрийского императора Рудольфа, Годунов воспринял как осведомленность Ази-Хосрова о тех переговорах, которые велись со времен Ивана Грозного, когда затевался общий поход христианских государств против Турции.
Шах располагал кое-какими письмами Ивана Грозного - его посланиями к венгерскому и литовскому королям: "Мы с божиею волею как наперед того за христианство против поганства стояли (но шаха передернуло, хотя имелись в виду турки: еще неизвестно, кто чист, а кто поган!), так и теперь стоим".
