А что у Шамиля? Там свои игры: черкесы гяуров с утеса в реку, коли и режь!
В семь рапорт, в восемь прием, в девять парад, в десять ученье со стрельбой, и за две тыщи верст, в час -пятьдесят, ямщики избиты в кровь, лошади надорваны, - летят осматривать вторую армию, опять марши, пыль, распеканье ямщиков; будущий наследник, что прусский каптенармус, играет в деревянных солдатиков и вешает по военному суду крыс, сделанных из картонной бумаги.
Ах, я дерзок?! Ах, обидно слышать? Ах, я ужаснейший киник?\ Ну да, дико раздается речь свободного человека в залах Зимнего дворца или аллеях Летнего сада!
А слышали, как наш константинопольский посол Бутенев упрашивал великого везира турецкого султана: запретить! задержать! не пущать эту лондонскую крамолу в страну! Но даже великий везир отверг эту дикую просьбу! Турция победила Россию при Николае в отношении гуманности, не выдав ему венгерских бунтарей - славных Кошута, Бема и других.
А он сам, лондонский вещатель?! Тоже мне оракул, этот ваш Искандер! Да, чист, ничего не скажешь: продал крестьян в Костромском своем имении в России, а деньги - миллионы! - себе в карман и сбежал за границу, проповедует теперь - чего ему терять-то? - ратует за освобождение крестьян!
Ну зачем так? Оно-то, имение, под секвестром!... Не знаете, что сие значит?! Запрет-с! Наложен актом государственной власти! В самодержавных интересах!
И взорвало однажды Александра. С Фатали они сопровождали Лорис-Меликова, диктатора сердца (?). Проезжая через Сунженскую станицу (с пленным Хаджи-Муратом), Александр встретил земляка, разжалованного солдата. А как отъехали, Лорис-Меликов вдруг:
- Были декабристы, теперь вот апрелисты! - Александр выпрямился, прислушался. - Безбожники проклятые! - разразился бранью Лорис-Меликов, имея в виду, очевидно, земляка. - Знаете, в пятницу на страстной неделе, и смотрит на Фатали, как будто собеседник истинный христианин, кощунствовали над плащаницею в доме Петрашевского!
- Неправда ведь! - взорвался Александр.
Лорис-Меликов вздрогнул:
- А чего вы-то?
Фатали понял: случилось непоправимое. Не из-за этого ли исчез Александр?
Но еще успеет походить во фрондерах. И на мутную Куру вдоволь наглядеться. И вчитаться с Фатали в строки, идущие издалека - из туманного Лондона.
А государь тем временем изволил прибыть в собор (не разобрать - какой; бумага отсырела то ли под Стамбулом, то ли под Туапсе. Лодка, что ли, дала течь? или бамбук, в который бумага была втиснута, с трещинкой? как из бутылки во время кораблекрушения). Собор едва мог вместить собравшихся для вожде (ленного?) лицезрения благочести (вейшего?) вшествия царя земного в дом царя небесного, (слова разъеты, не разберешь). Кратко, но сильно чувство (всеоб?)щей благодарности за щедроты о благе вверенного его скипетру народа сердце царево, с умилением предшествуемый при соответственном пении двумя хорами, приложившись... помазанника божия.
СОН И ЕГО РАЗГАДКА
- Александр, полетим, а?
- Как полетим?
- Пройдем через мост, потом по сухой выжженной траве, которая колется, мимо серых камней и жестких диких кустов выйдем к развалинам древней крепости Нарикала и далее - к горе Давида, а там - вот смотри: встанешь на пригорок, оттолкнешься слегка ногами, сильно руками взмахнешь и - взлетишь. Где-то в глубинах души, понимаешь, живет эта мысль в тебе, что уже не раз летал.
- Ты так рассказываешь, будто вчера еще был птицей!
- С чего же тогда это умение? Эта легкость, с которой взлетаешь?... Полетим, Александр! Смотри, а Кура не такая уж грозная... Скоро будут горы!... Снега-то как много!... Давай чуть пониже, дышать трудно... Вот они, мятежные аулы!... Мы можем нагрянуть сверху на крепость Шамиля, но где отыскать тот аул, где Шамиль? И горы, и минареты, и аулы, и ущелья - как одно: где Гуниб, а где Гергебиль?
- И всей войне конец?
- Увы, уже объявлен преемник, сын Шамиля, а сам он на три дня запрется в аульной мечети, скрылся с глаз людских, не ест, не пьет, а размышляет: как быть? как наказать предателей, предложивших - и через кого? через мать имама!... - мешочек золота к ее ногам бросили!., чтобы она уговорила его сдаться!
- Может, всю семью, а?
- Пари, дай отдых рукам!
- Что за толпа на площади? Хоронят кого?
- Не отвлекайся, нам еще лететь и лететь!
Часовой перед Зимним дворцом (штаны из лосиной кожи и высокие сапоги), увидев летящих людей, пал замертво - вот первая жертва, а ведь не хотели! Ударились о крышу, рухнули прямо в покои государя.
- Вставай, государь!
- А, Александр!... А это кто с тобой?
- А это мой переводчик, может, ты не поймешь меня, турок какой или туземец?! - и за ухо г. и.: мол, мы не сон, а явь! за брови потянул, в нос щелкнул: - Не больно??
- Что вы мне бумагу суете, на разберу ничего: буквы русские, а слова тарабарские какие-то.
- Не ту бумагу дал, это же перевод! - торопит Александр Фатали.
А Фатали изумленно смотрит на императора:
Как вы сказали? "Русскими буквами"?! Как же раньше я не сообразил? Именно русскими буквами!! Ведь какая идея! Ай да государь!
- Не отвлекайся, Фатали, переводи!
- Отречение от престола?! Вы шутите!
- А ну-ка, Фатали, всади ему клинок!
- Ладно, подпишу! Только дайте время подумать!
Военный министр ломится в дверь - плохи крымские дела! Шеф жандармов ломится: у него сигналы! зреет заговор! готовятся новые покушения!
- Или убьем и погибнем сами, или вели им - и министру и шефу - вон! Ты объявишь всем, я виноват перед отечеством и престолом! Я погубил тысячи жизней, провалил Крымскую кампанию, не сумел сговориться с Кавказом и поверг этот край в кровопролитную жестокую бойню! Вырубил леса! Залил кровью чистые горные реки! Лучших людей, говоривших правду и только правду, я сослал, выгнал из отчизны, объявил сумасшедшими! Эти суды без гласности! Страна погрязла в лихоимстве и казнокрадстве! Все руки переплелись, даючи и беручи взятки! Разорение и голод! Произвол!
И я добровольно покидаю трон! Распускаю продажных министров! Этих бессловесных манекенов - членов Государственного совета, умеющих лишь поддакивать да помалкивать! Сената! Синода! Эти комитеты, которым нет числа! Всю жандармерию и полицию!
- И Воронцова тоже! - подал голос Фатали.
- Да, да, Воронцова!
И Фатали добавляет:
- Со всем его семейством, сыном, невесткой (версальские духи!!), врачом, всей этой свитой!
Со всеми! - И оба слушают Фатали - сослуживец Александр и царь Николай. - Тайными и действительными статскими, коллежскими, надворными и титулярными советниками, камер-юнкерами! Этих Лелли (ее), - но он-то при чем? - думает Александр, и Фатали знает, что тот так думает, но не может остановиться, это копилось долго, хотя Лелли и милейший человек, прилежный управляющий Дипломатической канцелярии наместничества, - Жеребцовых! Шраммов! Значко-Яворских, Индутных-Спафариев! И этих бездельников...
- Может, хватит? - волнуется Александр. - Это потом!
- Нет, сейчас! - говорит Фатали и добавляет: - Да, да, бездельников из Комитета о предохранении края от чумной заразы! - А холера свирепствует вовсю!!
- Ну?! - говорит Александр, глядя на императора.
- Но наступит хаос! Страна рухнет! Масоны! Карбонарии (аж визг).
А потом они остались вдвоем: Александр и Фатали. Александра трясло: лихорадка! усилились пароксизмы.
- Ах, как некстати! - сокрушается Александр.
- Надо холодной водой обливаться, - ему Фатали. - Утром и вечером.
Только что вошло в моду лечение холодной водой. Но где здесь, в покоях, умывальник? А обольешься - сильная транспирация, никак не согреешься.
- Ладно, оставим!
- Ты будешь новым царем? - недоверчиво спрашивает Фатали.
- Нет, верховный глава не по моим силам. Мы при гласим другого Александра, лондонца! Я офицер, буду по делам военным, друг того Александра - по всем делам экономики, а ты, Фатали, - по делам Востока!