Не знал еще Евгений, что его

Тот червячок завистливый источит.

Что он отдаст последнее зерно.

Чтобы заснуть хотя бы, не терзаясь…

И, приглушая вспыхнувшую зависть

К соседу, он в сердцах закрыл окно.

Пусть истину откроет Ваня Заяц,

Коль вытащил он истины зерно!

* * *

А тот, другой, по школьной кличке Заяц,

Пришел домой и, разбудив жену,

С ней объяснялся до утра, пытаясь

Все рассказать: про странную луну.

С которой будто бы старик свалился.

Про зерна, что могущества полны…

И не понять нельзя его жены,

Сказавшей хмуро: «Спи, коли напился!»

— Да я не пьян! Меня же черт попутал!

Вот посмотри: они, зерно к зерну!

Но кто из нас, домой вернувшись утром.

Смог сказкой успокоить бы жену?

Жене, как видно, не до шуток было.

Такая ложь — удар из-за угла.

Вдруг показалось ей, что разлюбила.

По крайней мере видеть не могла.

И до чего же хрупкое творенье

Любовь людей. Как будто из стекла.

Булыжником ударит подозренье

И — вдребезги! И словно не была.

Предчувствие возможного крушенья

Вмиг отрезвило. Что уж тут скрывать!

Не до того — вымаливать прощенье —

Молиться в пору, к господу взывать,

Иль к знахарке кидаться за советом.

Искать ли Джуну у Кавказских гор,

Иль на Костянский сразу — в «Литгазету

На откровенный, личный разговор…

Его жена — милейшее созданье,

С характером, что сложен из пород

Таких, что можно угадать заране,

Как далеко тут трещина пойдет.

И он увидел; трещина огромна

И глубока — не разглядишь и дна…

И сразу вспомнил о волшебных зернах,

О тайной силе каждого зерна…

Необъяснимое, и вправду, чудо —

Любовь людей. Не знаешь никогда,

Когда придет к тебе она, откуда.

Когда покинет и уйдет куда?

. . . . . . . . . .

О как прекрасно было пробужденье, —

По лучшим создавалось образцам!

Не занимать тебе воображенья.

Читатель мой, ты все домыслишь сам.

Когда себя представишь в роли этой:

Ведь мой герой, растроганный до слез.

На счет любви, поэтами воспетой.

То волшебство восторженно отнес,

К достоинствам своей жены прибавив

Терпенья вызревающий кристалл…

Не будем спорить.

Тот, кто любит, вправе

Наращивать всемерно пьедестал

И возвышать любимую всемерно.

Пусть камень бросит тот, кто не любил!

Он счастлив был, и потому, наверно,

Он не зерно —

Жену благодарил.

Пусть вечно длится звездное мгновенье

Для тех, кто хочет бескорыстно жить,

Кто все богатства мира без сомненья

К ногам любимой может положить!

А дальше?

Дальше — жизнь путем привычным

Вновь потекла как бы сама собой!

Свой долг общественный с сугубо личным

Вновь совместил, как раньше, мой герой.

Он жил, как все, — о деле беспокоясь

И о семье: забот невпроворот.

Спешил домой с работы, как на поезд,

И на работу — как на самолет.

Не роль играл, а жил. Не мог иначе,

И потому, наверно, потому

Умел он слезы отличать от плача,

И люди шли за помощью к нему.

И вот однажды услыхал случайный

Застенный, приглушенный разговор —

Сотрудница своей делилась тайной,

Беду не ставя никому в укор:

«…Всем хороша, фигура — загляденье

И умница, и только вот лицо…

И дочь не дочь, а словно наважденье.

Смотреть боюсь — вдруг разревусь, и все.

А тут еще отец ударил спьяну…

Неужто мне так мучиться вовек?»

«Ты к Аверьянову сходи, к Ивану.

Он, говорят, душевный человек…»

И вот пришла.

И смотрит, как на бога,

Как будто он один и только он

Ей может выдать, не сходя с порога.

Какой-то чудодейственный талон.

«Я знаю, да», — сказал он и смущенно

Закашлялся — проговорился вдруг!