— Ох, и попадет тебе, Олег Ягуарьевич, — покачал головой старик. — Гляди, сядешь!
— Посадка будет мягкой, в заданном районе! — засмеялся начальник. — Не дрейфь, старик! Завтра тебе боевые патроны выдадим!
— Да я… да за это… — Степаныч стал тереть правый глаз, выбитый стропами парашюта командного отсека.
Над космодромом имени Артура Хейли вставала луна, похожая на медную пуговицу от дефицитного в наших универмагах импортного блайзера.
Переулками Альфы Центавра
(Юрий Нагибин)
Я с моим другом инженером Матвеевым давно хотел смотаться на Альфу Центавра, побродить по ее старинным улочкам, похожим на тупики Пречистенки и Стромынки, поговорить с тамошними аборигенами. Но выкроить время не удавалось: то очередной сценарий про очередного великого композитора буксовал в недрах Госкино, то горела путевка в Северную Австралию, то Матвеев разбирал на части свою ракету и никак не удосуживался собрать ее вновь. И все-таки наступил счастливый миг отправления: взревели моторы, за стеклом иллюминаторов промелькнули переулки моего детства, такие родные, много раз описанные и переизданные, и черный космос обмотал наш корабль лоскутным одеялом своих галактик. Матвеев смело дергал рычаги управления, а я погрузился в извечные мысли свои о мире, о доме, о предназначении гения. «Что было у Пушкина с Фикельмон?» — эта мысль оказалась последней перед тем, как на меня навалилась тревожная дрема.
Альфа Центавра встретила нас теплым дождиком, такой знакомой земной грязью и запахом садовых фиалок (откуда они в такой пропасти?). Мы скакали с Матвеевым с кочки на кочку, лавируя между лужами, и были не рады своему путешествию, как внезапно прилетел местный житель на летающей кастрюльке. Его доброе светло-зеленое лицо сияло гостеприимством.
— Вы никак с Земли, граждане? — первым заговорил абориген. — Ну, добро пожаловать. Может, ко мне? Разносолов не обещаю, а чайкю вам налью.
Он познакомил нас со своей семьей. Такая жё зеленая, как и он, жена — немного сутулая, с добрыми натруженными щупальцами; двое детей — сын и дочь, как два огурчика с грядки, даже в пупы рышках, — любопытные, смешливые. Все они сели рядком и затянули свои народные альфацентавринские припевки.
— А у миленочка маво шупальцы пригожия… — выводила жена — тоненько, на каких-то ультразвуках, и дети вторили ей фальцетом и дискантом. А мысли неотступно возвращались к Земле, к людям, к новой заявке на новую книгу невыдуманных историй, десять печатных листов, договор на которую был уже подписан.
Бомба для экипажа
(Юлиан Семенов)
США, Аризона, космодром имени Тома Сойера, 13 апреля, 16 часов 42 минуты
Каперс поднял глаза и заметил клинышек воробьев, летящих высоко в небе. Сразу вспомнилась жена, Майя, которую он видел всего один раз, много лет назад, в лондонской подземке. Тогда Каперсу предстояло внедриться в генеральный совет фирмы «Интеллектуал фрут корпорейшн», чтобы узнать секрет изготовления жевательной резинки. Перед этой операцией командование организовало его встречу с женой — днем, конспиративно, в гуще метро. Каперс ехал возле окна вагона, а жена стояла на платформе — такая домашняя, родная, в оренбургском пуховом платке и джинсах «Вранглер»…
— Не грусти, парень! — хлопнул его по плечу командир корабля. — Все будет о’кей! Скоро подъем.
Каперс опустил стекло гермошлема и надел перчатки. Ракета вздрогнула.
Информация к размышлению
ЭДВАРД X. КАПЕРС (из секретного досье ЦРУ): «Андрей Андреевич Иванов, резидент царской контрразведки с начала века. Позывные: Юозас, Альберт и Макуха. Связь с центром потерял в 1916 году и с тех пор действует автономно. Характер упрямый, нордический. На все предложения о сотрудничестве ответил отказом. В настоящее время внедрился в группу астронавтов с целью совершить околоземный полет…»
США, Аризона, космодром имени Тома Сойера, 13 апреля, 16 часов 42,5 минуты
Каперс знал, что астронавты во время перегрузок стонут «папа» на своем родном языке. Значит, он будет делать это по-русски. Неужели провал?
«Ну, это мы еще посмотрим, — подумал Каперс. — Во-первых, русский я уже практически забыл. Во-вторых, слово «папа» на всех европейских языках звучит примерно одинаково. И в-третьих, кто об этом сообщит ЦРУ? Весь экипаж мною завербован, они работают только на меня…» Каперс улыбнулся глазами. Он позволял себе немного расслабиться — изредка, потаенно, перед настоящим заданием…
Я ТЕБЯ УВАЖАЮ!
Комедия-шутка
в одном пол-литре без перерыва
Действующие лица:
ЛЮБА
СТАС, ее муж
ИГОРЯША, ее поклонник
Действие происходит в современной квартире: прихожая, кухня, комната. Люба, симпатичная молодая женщина, в домашнем халате и фартуке, раскрасневшаяся от горячей плиты, на кухне мешает ложкой в кастрюле.
Люба (поет вполголоса).
«…Не отрекаются, любя,
Ведь жизнь кончается не завтра.
Я перестану ждать тебя,
А ты придешь — совсем внезапно…
Не отрекаются, любя…»
(Смотрит на часы.) Половина третьего! Куда это он пропал? Не случилось бы чего… Каждое воскресенье одно и то же! (Звонок в дверь.) Та-ак… Звонит. Потерял ключи!.. Ну, я ему сейчас выдам! (Решительно идет в прихожую, распахивает входную дверь, кричит.) Совесть у тебя есть?!
В дверях виден большой букет цветов. Из-за него показывается испуганное лицо худощавого блондинчика в очках. Это Игоряша. Ему чуть за тридцать, он в строгом темном костюме, галстуке, белой рубашке.
Игоряша. Люба, это я. Вы не рады?
Люба. Игоряша? Вы?
Игоряша. Да, Люба. Я пришел. Потому что не смог…
Люба. Уходите. Уходите немедленно!
Игоряша. Вы… меня гоните? Это ваше последнее слово?
Люба. Да, да! Он с минуты на минуту должен быть… Я не хочу, слышите?
Игоряша. Вы не хотите… вы боитесь… вы не решаетесь вырваться из плена кухонных страстишек… (Медленно садится на табурет.) Я знал, я предвидел. У меня сердце ныло! Но мне казалось… Вот — купил цветов. (Отдает ей букет) Это вам.
Люба. Никогда! Заберите! Что подумает Стас?
Игоряша. О-о, вы заботитесь о Стасе!..
Люба. Конечно.
Игоряша. Об этом чудовище, монстре, изверге…
Люба. Не говорите так. Он отец моего ребенка.
Игоряша. Это не заслуга, это улика!
Люба. И вообще мои семейные дела вас не касаются. Игоряша. Ах, так?
Люба. Да, так.
Игоряша. Тогда прощайте. Мы больше никогда не увидимся. Вы сделали выбор… Сегодня ночью я отправляюсь…
Люба. Куда?
Игоряша. В дальний путь… Как это у Шекспира? «Сюда, сюда, угрюмый перевозчик! Пора разбить потрепанный корабль с разбега о береговые скалы!» Мой корабль отплывает нынче вечером.
Люба. Какой корабль? Вы что, едете в круиз?
Игоряша. Эх, Люба, Люба! «В круиз»! Еще скажите — по соцстраховской путевке!.. Нет, моя хорошая, чудная, удивительная женщина… Это путевка в дом отдыха. Вечного!
