Итак, с раннего утра — как сейчас помню, дело было в субботу, 26 июля, — по славному райцентру поползли слухи, будто в городе объявился волк. Правда, видеть его никто не видел, но вот волчий вой явственно слышали не менее полутора десятков горожан, по разным причинам бодрствовавших в полуночное время. Не знаю, как у вас, а в Обрадовске принято верить слухам. Наверное, потому, что какими бы несуразными они подчас ни казались, тем не менее оправдывались абсолютно всегда. Да вот взять хотя бы, к примеру, недавний слух о снижении цен на бельевые прищепки. Им и так грош цена, однако вдруг ни с того ни с сего по всем очередям прокатился доверительный шепот: «Вы прищепки-то не покупайте, с первого марта подешевеют на сорок процентов». И действительно ведь подешевели. Ну не на сорок процентов, а на двенадцать, и не все виды, а только деревянные, уже снятые с производства, но, по сути, народная информация оказалась вполне достоверной.

Еще пример. Уж совсем чепуховыми, абсурдными даже казались многим разговоры о том, что решено срыть шестой обрадовский холм, самый высокий из семи, а потому, очевидно, и прозванный Великой горкой.

— Чего люди мелют? — укоризненно вздыхали эти многие. — Знамо, язык без костей. Кому такая глупость может в голову взбрести, чтобы просто так, за здорово живешь срыть целый холм? Никаких полезных ископаемых в нем не содержится, а ценность он представляет как раз в своем натуральном виде — и историческую, ибо именно здесь обосновались поначалу первобытные наши предки, и архитектурную — как основной градообразующий ландшафтный элемент. Нет, что-то вы загнули, батенька!

— Поживем — увидим! — лукаво улыбался «батенька». — Я, знаете, сам ушам своим не поверил, когда такое услышал. Но информацию получил из очень надежного источника. Племяш мой намедни чинил сливной бачок на третьем этаже горисполкома, там, где самые компетентные лица обретаются, и они при нем, не таясь, обсуждали, как половчее нашу Великую горку сровнять с землей. Какому-то шибко большому начальнику она не глянулась.

А и точно. Проплывал по долгу службы мимо нашего города один Достаточно Ответственный Товарищ. (Кстати, почему ответственных товарищей называют ответственными, если их не принято привлекать к ответственности?) Ну, естественно, помощник или, может, специально выделенный экскурсовод давал ему пояснения, какие такие достопримечательности находятся на берегах Обрадовки. Можно предположить, что про Об-радовск доложил он примерно следующее: «Районный центр Обрадовск, основанный по преданию легендарным Чурилой Пленковичем, привольно раскинулся на семи холмах…»

— А ну-ка, мы их сейчас пересчитаем, — шутки ради сказал Достаточно Ответственный товарищ и начал загибать пальцы. Насчиталось только шесть. Укоризненно посмотрел Достаточно Ответственный товарищ на экскурсовода: как же, мол, так, молодой человек, вы людей в заблуждение вводите?

Сконфузился экскурсовод, вытащил из портфельчика путеводитель, открыл нужную страницу — там про семь холмов написано.

— Может, — говорит, — когда вы пальцы загибали, один пальчик у вас нечаянно отогнулся?

— Ну, уж раз дело пошло на принцип, — осерчал Достаточно Ответственный товарищ, — давай, капитан, задний ход, мы их снова пересчитаем. И прошу всех присутствующих принять участие в установлении реального количества холмов этого — как его? — Обрадовска.

Дали задний ход, потом медленно поплыли в прежнем направлении. Столпились все на палубе, зорко оглядывают панораму города, холмы считают. Раз… два… три… На шести остановились, ни у кого семи не набралось.

— Чему вас только в университетах учат! — насмешливо глянул на вконец стушевавшегося экскурсовода Достаточно Ответственный товарищ.

Видно, обидная эта реплика задела за живое экскурсовода, припомнил он, чему его в университетах учили, и хлопнул себя по лбу:

— Извините, товарищ Ответственный товарищ, действительно запамятовал: если глядеть на Обрадовск с середины реки, то видится только шесть холмов, потому как седьмой, низкорослый, располагается аккурат позади предыдущего, шестого.

Внимательно выслушал это сообщение Достаточно Ответственный товарищ, задумался глубоко и наставительно изрек:

— Не дело это. Реальность всегда должна находиться в строгом соответствии с документами. Раз холмов обозначено семь, то седьмой обязательно должен быть виден. А если его какой другой загораживает, кто обрадовцам мешает срыть этот другой? Правильно я говорю?

Тут, конечно, раздались одобрительные аплодисменты.

Через некоторое время казус с обрадовскими холмами обнародован был на межобластном симпозиуме по борьбе с приписками, ну и, сами понимаете, судьба Великой горки оказалась предрешена…

И чтобы уж окончательно покончить с этой, по правде говоря, мелковатой, не имеющей большого общественного звучания темой о слухах, расскажу в заключение такой эпизод.

О снятии с поста того же Василия Даниловича Гамова куда как задолго стали поговаривать. Ни одного вроде даже облачка, не то что тучки, на его служебном небосклоне тогда не просматривалось. Тем не менее сбылся прогноз, поначалу никак не укладывавшийся в голове. Рухнул Василий Данилович, что называется в одночасье.

Как всегда свежевыбритый, благоухающий заграничным лосьоном «Spartacus», бодрым пружинистым шагом вышел он ровно в восемь тридцать из своего подъезда и протянул руку, чтобы открыть дверцу персональной «Волги». (Надо отметить, наш бывший мэр отличался демократизмом в общении с нижестоящими и категорически запретил своему шоферу оказывать эту немудрящую услугу, чем, кстати, весьма обидел доброго малого.) Так вот, протянул он руку да так и застыл с протянутой рукой: машины не было. Недоуменно повел Василий Данилович очами по сторонам, но и там она не обнаружилась. Тугие розовые щеки товарища Гамова вспыхнули багровым румянцем от справедливого негодования. Еще бы, нарушался главный принцип, им исповедуемый.

— Первопричина наблюдающейся разболтанности районного хозяйственного механизма, — любил повторять он назидательно и с трибуны и в ходе доверительных бесед, — кроется именно в низкой исполнительской дисциплине и отсутствии пунктуальности при осуществлении элементарных служебных функций. Какими бы прекрасными производительными силами мы ни располагали, но если человеческий фактор позволяет себе опаздывать к станку или отвлекаться в процессе производственной деятельности на совершение известных злоупотреблений, вряд ли в такой ситуации можно рассчитывать на то, что сегодня будет лучше, чем вчера, а завтра — лучше, чем сегодня…

Уже пять минут простоял недвижно Василий Данилович на крыльце, а машины все не было. Перебрав все оттенки первой части спектра от розового до кумачового его пышущее гневом лицо готово уже было приняться испускать инфракрасное излучение, но тут за углом дома послышался лихой посвист метлы, затем показалась она сама, а через мгновение и ловко управляющая ею дворничиха Екатерина Петровна, которую мэр в силу присущего ему демократизма по-простецки звал тетей Машей.

Производя своим примитивным орудием труда поистине реактивные движения, дворничиха стремительно приближалась к крыльцу. «Умеют же красиво работать наши современницы!» — несмотря на душивший его гнев, невольно отметил про себя товарищ Гамов, и взор его потеплел. Но тут жесткая метла шваркнула по его начищенным до блеска ботинкам, и тетя Маша неожиданно грубым голосом гаркнула:

— Чаво расстоялись тут? Аль не видите — мету?!

— Я… я… — только и успел пробормотать ошарашенный мэр, как тетя Маша перебила его язвительно:

— Чай, не слепая, вижу, что вы. Кто же еще пеньком стоять будет, не пошевелится, когда чистоту для вас же, охламонов, наводят?

— Ну, знаете! — начал приходить в себя Василий Данилович. — Вы что это, тетя Маша, себе позволяете? Уж не в алкогольном ли вы опьянении?

— Трезва я, касатик, трезва, — ехидно пропела дворничиха. — А вот вы, видать, с утра накачались. Ишь одеколонищем как разит! Людей не узнаете. Какая я вам тетя Маша, когда я уж шестьдесят шестой годок Екатерина Петровна. Работающая, между прочим, ветеран-ка труда, почти что мать-героиня. А вот с вами, голубок, еще надо разобраться…