— Вот она до чего, родимая, доводит, — философски изрекал Коля Паровоз. — Имел человек интеллигентную специальность, почет и уважение, а сейчас дошел до того, что продает свою очередь за пивом.

— Да, сейчас я торгую самой дешевой очередью, которая только есть в нашем прекрасном городе, — соглашался бывший медик. — А раньше — какие доходы имел я с этих очередей, это ж больно вспомнить!

Собственно, своей профессии Вадик и изменил, начав делать бизнес на очередях. Еще будучи действующим гинекологом, он записался на «Москвич». И вот когда подошла его очередь на машину, к нему обратился смуглый гражданин в такой большой кепке, что, казалось, в ее тени смогла бы укрыться от солнца вся восточная трибуна столичного стадиона «Динамо».

— Послушай, дорогой! — без всяких дипломатических экивоков предложил смуглолицый, — Ты отдаешь мне очередь на автомобиль, а я тебе десять процентов его стоимости и ящик мандаринов. Любишь мандарины, дорогой? Замечательный фрукт, честное слово!

Вадик быстро прикинул, сколько это будет — десять процентов, и моментально согласился. Тут же он снова записался на «Москвич», а заодно и на «Запорожец», и на «Волгу». Не теряя времени, гинеколог занял очереди за холодильником «ЗИЛ», стиральной машиной «Эврика», мебельным гарнитуром «Божена», цветным телевизором «Рубин-707», туркменским ковром, мотоциклом «Ява» с коляской и многими другими в то время дефицитными агрегатами бытового назначения.

Примерно через год очереди стали подходить одна за другой, к Вадику потекли его десять процентов, и он сказал тогда жене Соне:

— Если можно не работать, так лучше не работать.

— Вадик, я ничего плохого не могу сказать за твой ум. Делай, как понимаешь, — бархатным басом ответила Соня, женщина упоительных кондиций.

Однако недолго было безоблачным небо над головой бывшего гинеколога. Дождливым осенним вечером в квартиру гражданина Сидорина позвонил участковый уполномоченный старший лейтенант милиции Муслим Кукуев. Он вежливо напомнил, что кто не работает, тот не ест, процитировал почти полностью Указ о борьбе с тунеядством, от предложенного Соней коньяка «Наполеон» отказался и при этом смерил хозяйку стальным взглядом, за которым, правда, последовало загадочное «ого!». Через три дня блюститель порядка пожаловал снова с теми же цитатами, потом заходил еще и еще и наконец стал наносить визиты ежедневно. Тогда Вадик не выдержал и, преодолевая природную робость, спросил напрямик:

— Чем обязан таким вниманием?

— Согласно приказу, — козырнул старший лейтенант милиции, — делаем упор на профилактику правонарушений по месту жительства.

Такой ответ тунеядствующего гинеколога вполне успокоил, тем более что участковый давно уже перестал донимать Вадика разговорами о трудоустройстве, а все больше вертелся на кухне, помогая Соне фаршировать щуку или делать голубцы, которыми она не без основания гордилась.

Но как-то морозным зимним вечером из-за сильных резей в желудке Вадик вынужден был перенести банкет по случаю перепродажи очередной очереди на «Волгу» и поэтому пришел домой намного раньше, чем обещал жене. Увы, читатель, не только в тривиальных анекдотах, но и в жизни случается такое. Надо ли говорить, что Вадик застал у себя дома старшего лейтенанта милиции Муслима Кукуева за исполнением обязанностей отнюдь не служебного характера.

Сначала он хотел застрелить соблазнителя, потом решил заколоть неверную кинжалом, но ни огнестрельного, ни холодного оружия в доме не было. В доме были только фарфор и хрусталь да кое-какие изделия из благородных металлов, которые никак не могли послужить орудиями убийства. Не сумев отомстить за поруганную честь и не найдя в себе сил расстаться с изменницей, потому что продолжал ее безумно любить, Вадик запил. Но беда не приходит одна. Вступил в строй волжский автогигант, и юркие «Жигули» стали стремительно заполнять брешь автомобильного дефицита. С холодильником «ЗИЛ» начал успешно конкурировать холодильник «Минск», а с «Рубином» — «Радуга» и «Изумруд». Стиральные машины выпускались уже в таком количестве, что покупатели даже получили право выбора. Оставался еще неудовлетворенным спрос на ковры, но за систематическое пьянство и несвоевременную уплату взносов руководство фирмы «Восточные узоры» дисквалифицировало Вадика, отказав ему в доверии посещать магазин через черный ход. Бывший гинеколог опустился до того, что стал продавать очереди на французские бюстгальтеры и средство от пота «Одорекс» производства ГДР. Когда же бюстгальтеры вышли из моды, а Соня родила мальчишку хотя и с грустным носом, но со стальным взглядом, Вадик объявил, что теперь он не принесет домой ни копейки, и перешел на самообслуживание.

Как известно, летом, чтобы выпить пива, надо простоять не меньше часа. Поэтому трудно словами передать радость гражданина, вставшего в хвост очереди к пивному ларьку, когда к нему подходил Вадик и шепотом предлагал: «Могу уступить очередь — впереди три человека осталось, если, конечно, поставите кружку». — «Ну, какой разговор!» — с готовностью отвечал облагодетельствованный. Вадик брал его под руку, подводил к окошку, торжественно провозглашал: «Этот товарищ вместо меня!» — и тут же снова занимал очередь.

С наступлением холодов пиво переставало быть дефицитом, и Вадик перебирался в баню. Ежедневно без четверти одиннадцать он появлялся в предбаннике, деловито обходил ряды и объявлял: «Мужики! Могу сбегать. Беру десять процентов натурой». Собрав заказы, Вадик шел в ближайший магазин, где сердобольная продавщица Жанна обслуживала его вне очереди. Раздав бутылки заказчикам, Вадик в каждой компании выпивал честно заработанные пятьдесят граммов, закусывал, чем угостят, и отправлялся в очередную командировку. После третьей «пробежки» он неизменно начинал вспоминать нанесенные ему обиды и распалял себя до такой степени, что гардеробщица Галима вынуждена была оставлять свой пост и шла за Соней (Вадик жил рядом с банями в кооперативном доме высшей категории).

— Твой мужик опять фулиганит, — сокрушенно объявляла Галима.

Соня накидывала первую попавшуюся на глаза дубленку или норковую шубейку и отправлялась за своим непутевым супругом. Не стесняясь голых мужчин, она врывалась в предбанник и хватала Вадика за рукав.

— Позор нации! — кричала она, таща мужа к выходу, — Опять налакался!

— Не трогай меня! — ревел Вадик. — Я — диссидент! Я требую права на защиту брачных отношений! Долой прелюбодеев!

— Послушайте его, граждане алкаши! — насмешливо восклицала Соня. — И ему не стыдно признаться, что он таки не может самостоятельно обслужить родную супругу.

…Вторгаясь в сюжет этой истории, Вадик еще не накачался настолько, чтобы диссидентствовать, но уже был, как говорится, здорово тепленьким.

— Я упал на вас, — не извинившись, объяснил он мне, — не потому, что пьян, а потому, что хотел попросить закурить.

Я угостил тунеядствующего гинеколога сигаретой. Он уселся рядом со мной («валенок», занимавший это место, очевидно, дочитал «Мертвые души» и отбыл восвояси), закурил и, стряхивая пепел на пол, задумался о чем-то своем наболевшем.

Видя, что Вадик затих, я отложил монокль в сторону и обратился к изобретателю-новатору с небольшим панегириком, в котором отметил, что новый прибор позволит заметно активизировать духовную жизнь общества, и в заключение попросил дать его мне на пару дней, чтобы я мог посмотреть на службе кое-какие бумаги.

— Я сам хотел просить вас, любезный Иван Петрович, испытать аппарат в полевых условиях, — радушно ответствовал великий старик и понюхал воздух.

Пахло паленым. Я огляделся и обмер. Увы, и это гениальное изобретение Степана Богдановича постигла печальная участь прежних его работ. Монокль, который я положил рядом с собой, Вадик принял за пепельницу.

…Не знаю, как вас, а меня страшно бесит присущее многим современникам свойство характера совать окурки куда попало.

Пятигорск, ноябрь 1976

ПРИМЕЧАНИЯ

Вящий (устар.) — более сильный.

Нирвана — из контекста легко догадаться, что в мистическом учении буддистов так называется блаженное состояние, ложно понимаемое как освобождение от жизненных забот и стремлений.