- Сам компьютер разыгрывает?!
- Программа в режиме гипотез. Компьютерные псевдонимы, в которых мы живем. И ты увидел, как меня казнят.
- Мог увидеть и собственные похороны?!
- Если задать программу.
- Ускорение реальности?
- Нет, пока игры.
- ... Ника! - нетерпеливый голос Вермы.
- Иду! - и к Мустафе: - Я должна помочь, у нас сегодня гости.
- С кем это ты там?
- Мустафа к нам приехал. - Потащила его в дом.
- Гости вот-вот явятся, а мы еще не готовы!.. - Упрек?
- Вы тут веселитесь, а там...
- Потому и веселимся, что свершилось!!
- Что?
- Стану я разглашать государственную тайну!
- Праздник - это тайна?!
- Для кого - тайна, для кого - нет.
Чей-то день рожденья!
- И кто гости?
- Вдовы с молодыми мужьями.
- Из тех? Может, и они из будущего?
- Вот именно!
- Так сколько же им?
- Мужьям?
- Нет вдовам, хотя, - тут только сообразил, - какие они вдовы, если замужем?
- Ох, дотошен, спасу нет!
- Если им тогда, - размышляет вслух, - было восемнадцать, даже семнадцать, плюс почти шестьдесят, то... выходит далеко за семьдесят?!
- Я же сказала: с пластическими операциями! - и шепчет на ухо: - Шучу, не вдовы, а мои воспитательницы с усатыми мужьями! - и пальцем грозит, напоминая, как крутила их с Никой, и ноги их барахтались, да еще руку к столу припечатала: - Уж мои годы, надеюсь, считать не станешь!
Вот и гости - три женщины: первая крупная, как сама Верма, широкоскула и зубы с прорезями, за нею худая и невысокая, и еще - самая, очевидно, старая, за толстыми стеклами очков сверкнули лучики.
- А где ваши мужья? - спросила Верма.
- Уж говори кавалеры! - Это та, которая шагнула в прихожую первая. Они у меня собрались, забыла? Стареешь, матушка!
Ну да: здесь - девишник, там - мальчишник, и женщины разом посмотрели на Мустафу, как на чудище какое:
- Ээ, да тут мужчина!..
- Никин гость.
Мустафе вдруг стало не по себе - как она пожирающе, ну да, все женщины тебя жаждут, даже старухи! на него глянула, лицо будто маска - гладкое, ни морщинки, а глаза живые - из узких щелей.
- Он со мной! - поспешила Ника.
- Не бойся, не тронем, нам свои во как надоели! Детка, - обратилась к Мустафе, - иди-ка сюда, помоги снять пальто.
Пока Мустафа вешал ее легкое пальтишко, третья переобулась, надев туфли на высоких каблуках:
- А мой ревнивый, - Нике, - если узнает, что с нами был мужчина, мне домой лучше не возвращаться.
- Как тебя зовут, детка?.. Пока вызубришь... Ты вот что, достань из моего кармана спички, - вытащила из сумки пачку папирос, - дай прикурить.
Скрюченные ее пальцы дрожали, всунула в рот папиросу, зажав густо накрашенными губами, закурила и тут же закашлялась, часто-часто задышала, а потом:
- Ты вот что, детка, слушайся старуху эН - здесь тоже N! - и никогда не ошибешься, а если что не так - кори судьбу... Проводи-ка меня к столу, взяла его под руку. - Подай пепельницу... Не надо, здесь есть, - положила папиросу на край блюдца, успев изжевать, виднелся малиновый след помады. Быстро гаснет, - достала новую папиросу. - Дай прикурить... И оставь спички здесь, вот сюда положи... Да, детка, тебе придется нас покинуть. Тебя проводят к нашим мужчинам.
- Я провожу! - сказала Ника.
- Нет, пусть сама хозяйка, заодно посмотрит, как развлекаются. А ты, к Нике, - так уж быть, тоже пойди, этой бабе, - ткнула папиросой в сторону скуластой, - своего мужика не доверяй, слопает. Так, мол, и так, скажешь им, вот вам от всех нас подарочек к празднику, жених с мудреным именем.
- А что за праздник все-таки? - не унимался Мустафа.
- Как, разве не знаете? - удивилась худая (и молодая). - Только и слышишь, как народ о нем толкует!
- Детка, узнаешь в свое время.
Кто-то ему (кто о чем!):
А новый файл открыть не желаете?!
9.
Заботлив или занудничает?
Он уже есть.
Разве?
Ну да: новые серии
файла serial.
Дом возник за поворотом - выделялся необычным цветом, растворяясь в скорых сумерках, цвет сумерек, какой он? - сирень, переходящая в голубое. Глухо залаяла собака. Мустафа вздрогнул.
- Боитесь?
- Если честно, да. Еще в детстве... - Не дала ему договорить:
- Собака у нас ученая, степень имеет. - Шутит? И огромная черная собака не спеша приблизилась к хозяйке. - Титан, это наш гость, - сказала ему, показав на Мустафу. Титан, навострив уши, недоверчиво покосился на него, а потом лениво отвернулся. - Теперь не тронет.
Ника пожала ему локоть, и женщины удалились.
Стол, накрытый белой в сизых пятнах скатертью, местами вроде изжеванной, был пуст - отужинали, успев убрать посуду и освободив стол к чаепитию? или вот-вот приступят?.. А еще удивило, что в комнате всего лишь хозяин, где же остальные?
Хозяин (он ли?) похож на святого из какого-то заграничного фильма: белые-белые волосы густо облепили голову, и борода седая, лицо розовое, светящееся изнутри, благообразное, и голубые глаза цвета небесной сини бог (с маленькой буквы), и пред ним предстал весь погрязший в смертных грехах раб Божий Мустафа. Боги уже есть, вряд ли стоит умножать их ряды. Не боги, а божки! Мудрец - не мудрец, но в роли вершителя судеб - точно, и когда они вошли,
святой,
так уж быть, имя ему есть, учитывая благообразность, - сидел у пустого стола на табуретке, глядел перед собой на дверь, точно озабоченный или сожалея, что уж очень на скорую руку сотворен мир, и в поспешности этой причина несовершенства людей. А как гость появился у порога, махнул жене рукой, мол, ясно, что за подарочек.
Внимание Мустафы было поглощено здоровенным псом, который настороженно, нет, устрашающе, глядел на него.
Я его боюсь, и он улавливает волны моего страха, надо внушить ему, что мне не страшно.
- Валяй!
- Ты добрая хорошая собака...
- Так уж и сразу!
- Имя у тебя что надо, Титан-Титанище, почти гений!
- Брось! Лестью меня не купишь!
- А чем же?
- Не на такого нарвался, чтоб можно было внушить!
- Собака ты умная...
- А ты - дурак, стоишь как пугало огородное!
Мустафа поискал глазами стул, чтобы сесть, но тут из соседней двери, Вот-вот, подвигайся! вышли еще двое, и Мустафа, благо Титан лег у выхода, - Ладно, послушаю ваши речи! начал гадать, кто чей муж.
Относительно молодой, почти ровесник Мустафы, - без пиджака, в жилете, галстук в крупную горошину, и сразу бросалась в глаза его огромная лысая башка да бородка-треугольник с проседью, - очевидно, муж той, что худа и костлява;
у другого - все, как у седого, только черным цветом: густая курчавая шевелюра, вздыбленная и вразброс, борода жесткая, лохматая, нечесанная, мускулы (?) под мочками оттопыренных ушей и мощные выпуклости над бровями, излучающие какую-то энергию, - вот кто, а не башковитый, муж той, что в туфельках на высоких каблуках, - каждую ночь ее иссушает своей страстью, а башковитый... он, без сомнения, муж эН: о такой не скажешь, что старуха.
Все кого-то напоминали, или под кого-то играли: черный... как его? ну, чер-чер, с рогами-копытами который,
черт,
и если б кто вздумал рисовать - лучшая натура, чуть-чуть подкрутить еще макушки, вздыбленные клоки, и будут рога крученые, ну, а этот - с резкими движениями, туловище вправо-влево, живчик такой, и кожа на лысой башке то собирается в гармошку и оттого краснеет, а то разглаживается, приобретая червонный блеск - всеми чтимая (во времена оные)
башка.
- Может, - Мустафа им, - представимся друг другу?
- Не надо называть имен, - заметил башка, - это чрезвычайно обременительно. Да, да, - мол, не сердитесь, - наши имена нам во как надоели!.. Я, ты, он... какая прелесть! - вздохнул, и тут Мустафа заметил, что у башки глаза разные и смотрит как-то по-особенному: один цепляет всего тебя, другой - мимо. Определенно сглазит. И, потирая руки:
