— Тебя что-то беспокоит Лиана. — обратился я к девушке продолжающей стоять возле меня как пластмассовый солдатик.

— Я… я думала что вы больше не вернетесь. — замявшись, всё же сказала она, упорно при этом сохраняя серьезное и сосредоточенное выражения лица.

— С чего ты так решила? — удивился я.

— Я подумала, что вы недолюбливаете людей, и раз теперь у меня есть… душа. — с трудом выдала она последнее слово. — То вы будете избегать и меня.

— С чего ты решила, что я их недолюбливаю? — снова я удивился я неожиданным поворотам её мыслей.

— Вы их избегаете, и возле вас нет ни одного человека. — почти шепотом ответила она.

— Я сам человек к твоему сведению. — заметил я, смотря на девушку. — А избегаю я людей не потому что недолюбливаю их. Просто у меня есть вы.

Объяснение было очень коротким и не совсем полным, но отображало самую суть. Я продолжал еще некоторое время смотреть на девушку, которая не спешила отвечать, а о чем-то думала. Я же ждал, решившись уже разобраться в её мыслях.

— Спасибо. — искренне улыбнувшись, она слегка поклонилась, после чего с восхитительным настроением что просто вырывалось из её эмоций, она направилась на кухню доделывать обед.

Я только помахал головой на это, всё что касалось Создателя, а точнее меня, гомункулы воспринимали очень серьезно, особенно одушевленные. Небольшая похвала, даже не совсем похвала, просто замечание в их исключительности для меня, а они уже готовы чуть ли не отплясывать от радости. И если бы не внутренняя дисциплина, Лиана уже бы точно как обычная девчонка радостно бы прыгала тут от счастья. Одушевленных гомункулов всегда тяжелее понять. Я был полностью уверен в них, но не всегда их понимал. И кажется мне, что тут виноваты не они, а я. Эмоции хоть и вернулись, но до полноценных чувств еще далеко. В отличии от взросления души у гомункулов, ее лечение идет крайне медленно. Мне придется очень долго ждать.

Шел девяносто девятый год, до второго миллениума оставалось всего полгода. А до смерти мира, пятнадцать с половиной лет. Это одновременно много, и катастрофически мало, когда ты пытаешься как можно быстрее развить науку и вытянуть мир из тисков уготованной судьбы. В такие моменты, я был чрезвычайно рад тому, что у нас есть псионика. Благодаря ей, во многих вопросах касающихся технологического развития, можно было схитрить. Уменьшить зависимость от классических технологий, и в слабом месте использовать псионические возможности или артефакты, которые сейчас используются практически во всех собственных новейших экспериментальных технологических новинках. Псионика была удобным инструментом, но я не собирался полностью на нее надеяться, я хотел использовать оба направления. Они должны были выступать в симбиозе, дополняя друг друга, беря на себе наудачнейшие решения и возможности. Еще лучше, если бы они использовались параллельно, чтобы ни отключение электроники, ни пропажа псионики, не отключало всю систему. Но пока-что такое было невозможно, приходилось заменять некоторые системы чистой псионикой.

За год прошедший с того времени как я создал подземные лаборатории, мы на удивление далеко продвинулись в науке, но не настолько сильно в технологиях. Основные достижения оставались на бумаге и в расчетах, в металле же было пока не так много технологий. В таком резком скачке теоретической науке были виноваты гомункулы-ученые. Я еще в прошлой жизни на Земле запомнил, что наиважнейшие научные открытия были на стыке наук. А потому мои гомункулы не были физиками, химиками, математиками, биологами и многим другим, они были учеными, имеющими обширные знания во всех науках. Учеными, которые могли стать академиками, в любых направлениях науки существующими на планете. Даже в довольно редких направлениях науки и техники как фотоника, синтетической биологии, бионики и многих других. И всё это было собрано в голове одного человек имеющего практически идеальную память, которая после тренировок с псионикой станет просто идеальной. Первое время гомункулы просто приходили в себя, принимая и осознавая все эти знания, структурируя их по полочкам. А вот после пошла целая лавина открытий, имея знания со всех наук, и дополняя друг друга, гомункулы смогли то, что не смогли сделать бы два или три академика по раздельности, используя знания отдельно друг от друга. Многие несоответствия, что до этого были в науке, которые конфликтовали друг с другом и не все из которых были заметны, стали понятны. Решались нерешаемые до этого момента математические формулы, доказывались теории, которые до этого из-за недостатка знаний не могли быть закончены, исправлялись уже существующие несовершенные теории, не учитывающие некоторых факторов. Первые месяцы ученые не то чтобы продвигали науку вперед, они скорее повернулись назад и доделали то, что было не закончено. Но даже такой поворот назад дал огромную пищу для размышлений моим гомункулам-инженерам, которые тоже являлись затычкой в любой бочке.

Когда все лаборатории разошлись на полную мощность, из меня буквально каждый день начали вытягивать все силы. Всем нужны были испытательные стенды, которые в обычных условиях пришлось бы строить не меньше полугода каждый, всем нужны были прототипы тех или иных деталей, самостоятельно которые пришлось бы делать не меньше нескольких месяцев. Уже через пару дней испытаний, многие запрашивали новые слегка исправленные прототипы или уже совсем новые. Одно хорошо, если уж прототип запрашивали, то это было считай готовое изделие, так-как теоретическая часть была выполнена полностью, с расчетами всего чего только можно и предусматриваем многих мелких деталей, которые гипотетически могли исказить или испортить работу прототипа.

Особое открытие было и в чистой псионике, камни миринов оказались намного более сложным материалом, чем могло показаться вначале. Мирины ведь достаточно недолго владели псионикой, они были отличными магами материи, но очень плохими псиониками. И если использовать сравнение, то камни миринов это практически перфокарты для компьютеров, почти магнитные дискеты даже можно сказать. Создав еще тогда, в первые месяцы работы комплекса "Пси", камни миринов разных форм, через несколько недель я получил первые результаты. Каждый камень, имеющий отличающиеся друг от друга форму имел разные характеристики. Если принять стандартный камень миринов имеющий форму октаэдра за основу, то каждый новый камень имеющий другую форму но то же количество карат, имел уже иные характеристики. Например, камень имеющий более вытянутую форму прямоугольника, мог содержать в себе больше информации чем стандартный камень, но при этом у него была меньше скорость обработки и выдачи информации. Эдакий слегка тормозящий жестки диск, но с большей памятью чем обычный. Хотя на фоне общей высокой скорости выдачи информации, это замедление работы было не так уж и заметно. Потому для тех же пси-планшетов такой камень был более удобен, чем стандартный. А например двадцати конечный звездообразный додекаэдр, больше похожий на рисованную объемную звездочку, имел очень большую скорость обработки информации, но при этом был с очень маленькой памятью. Каждая форма имела свои плюсы и минусы, и многие из таких камней можно было использовать в том или ином направлении. И это только обычное изменение формы, а если пойти в качественном улучшении и изменить саму внутреннюю структуру кристаллов. Тут уже было сложнее, ведь это были не обычные кристаллы, всякие алмазы и бриллианты не могли хранить в себе псионическую энергию, а камни миринов могли, и нужно было сохранить эту их возможность и даже улучшить её. Но пока-что использовали то что было, нашли даже форму, которая хорошо переносила радиационное излучение, которое как показали лабораторные испытания, негативно действовала на камни. Как бы создавая помехи во время их работы, а при очень мощном излучении даже стирая данные с камней. Форма конечно была очень странной, будто столкнувшиеся друг с другом капли воды внезапно застыли, оставив при этом небольшую корону с каждой из сторон. Но она работала, защищая данные камня от вредных излучений.