В момент нашего появления одни части цепи Модак поднимаются из океана благодаря воздействию тектонических сил, которые со временем создадут Альпы, в то время как другие части уходят под воду. Посреди этой тектонической активности лежит остров Хацег – место, окруженное подводными вулканами, которые периодически прорываются на поверхность и засыпают землю пеплом. К моменту нашего визита Хацег существует уже миллионы лет, что позволило развиться уникальной флоре и фауне. Его площадь – около 80 000 квадратных километров (то есть он размером примерно с современный остров Гаити в Карибском море), расположение – примерно в 27 градусах к северу от экватора и в 200–300 километрах от ближайшего соседа – острова Бомас[17]. Сегодня Хацег является частью области Трансильвания в Румынии, и найденные здесь окаменелости являются самыми многочисленными и разнообразными ископаемыми мелового периода во всей Европе.

Давайте откроем дверь нашей машины времени и ступим на Хацег, землю драконов. Мы прибыли в конце чудесной осени. Солнце светит ободряюще, но на этих широтах оно стоит в небе довольно низко. Воздух по-тропически теплый, и мелкий белый песок яркого пляжа хрустит под нашими ногами. Растительность поблизости – какая-то смесь невысоких цветущих кустарников, однако есть и рощи пальм и папоротников, а над ними возвышаются деревья гинкго – их золотая осенняя листва готовится опасть при первых шквалах подступающей мягкой зимы ⁴. Большие и прорезанные речные долины, начинающиеся на дальних нагорьях, говорят нам, что количество осадков здесь сильно зависит от сезона.

На сухом горном хребте видны лесные гиганты, похожие на ливанские кедры, – они относятся к вымершему роду Cunninghamites из семейства кипарисовых. Ближе к нам – водоем, обрамленный папоротниками, украшенный кувшинками и окруженный деревьями, поразительно похожими на знакомый лондонский платан. Кувшинки и платаны – древние растения, и в Европе осталось на удивление много таких «растительных динозавров»⁵.

Наши глаза перемещаются с суши на лазурное море: прибрежная полоса усыпана чем-то похожим на блестящие покрышки грузовиков с рифлеными протекторами. Они сияют странной красотой под тропическим солнцем. Где-то далеко в океане шторм убил стаю аммонитов – созданий, напоминающих наутилусов, с раковинами диаметром до метра, – и волны, ветры и течения вынесли эти раковины на берег Хацега.

Шагая дальше по сверкающему песку, мы ощущаем смрад. Впереди огромная обросшая ракушками глыба, оставшаяся на берегу после прилива. Это плезиозавр. Четыре плавника, которые когда-то двигали тушу, теперь неподвижно распростерлись на песке. Из бочкообразного тела торчит необычайно длинная шея, на конце которой сидит крошечная голова, все еще покачивающаяся на волнах.

Из леса выбираются три вампироподобных фигуры, словно закутанные в кожаные плащи, каждая с жирафа высотой. Зловещая, невероятно мускулистая троица окружает тушу, и самая крупная из тварей без труда обезглавливает плезиозавра своим трехметровым клювом. Падальщики вертятся вокруг животного, яростно отрывая куски плоти. Отрезвленные жутким зрелищем, мы возвращаемся обратно в безопасную машину времени.

Увиденное подсказывает, каким странным местом является Хацег. Вампироподобные твари – это хацегоптериксы (Hatzegopteryx), разновидность гигантских птерозавров. Именно они, а не какие-то зубастые динозавры, были высшими хищниками на острове. Если бы мы отважились двинуться вглубь острова, мы могли бы столкнуться с их обычной добычей – многочисленными карликовыми динозаврами. Хацег был вдвойне странным местом: странным для нас, потому что существовал в эпоху, когда Землей правили ящеры, но странным и для того времени – как и весь остальной Европейский архипелаг, он был изолированной сушей с крайне необычной экологией и фауной.

История нашего знакомства с Хацегом и его обитателями почти так же удивительна, как и сама эта земля. В 1895 году, когда ирландский романист Брэм Стокер писал «Дракулу», реальный трансильванский дворянин Франц Нопча фон Фельшё-Сильваш, барон Сачал, сидел в своем замке, одержимый не кровью, а костями. Кости подарила его сестра Илона, которая нашла их, прогуливаясь по речному берегу в семейном поместье Нопча. Очевидно было, что они очень-очень старые. Сегодня семейный замок Нопча в Сачале лежит в руинах, но в 1895 году это был элегантный двухэтажный особняк, обставленный мебелью из ореха, располагавший большой библиотекой и огромным холлом, интерьер которого все еще можно разглядеть через разбитые окна. Хотя по высоким европейским стандартам поместье было скромным, оно давало достаточный доход, чтобы молодой Нопча удовлетворял свою страсть к старым костям.

Нопча станет одним из самых выдающихся палеонтологов в истории, но сегодня он практически забыт. Его интеллектуальный путь начался, когда он покинул свой замок, забрав с собой подаренные кости, и занялся учебой в Венском университете. Работая в основном в одиночку, он вскоре установил, что найденные его сестрой фрагменты принадлежали черепу небольшого примитивного утконосого динозавра ⁶. Очарованный аристократ приступил к работе всей своей жизни – воскрешению Хацега.

Будучи одиноким и эксцентричным эрудитом, Нопча яснее других видел многие вещи, однако писал, что страдает от «расшатанных нервов». В 1992 году доктор Юджин Гаффни, непревзойденный эксперт по ископаемым черепахам, писал о Нопче, что «в периоды просветления он направлял свой разум на изучение динозавров и других ископаемых рептилий», но эти мгновения блеска разделяли периоды тьмы и эксцентричности ⁷. Возможно, сегодня палеонтологу поставили бы диагноз «биполярное расстройство». Какой бы ни была его болезнь, она лишала его всякого чувства этикета. Фактически он слишком часто демонстрировал «колоссальный талант к грубости»⁸.

Яркий пример привела основательница палеоневрологии доктор Тилли Эдингер, которая занималась Нопчей в 1950-е годы. На первом курсе университета ученый опубликовал описание черепа динозавра, что было значительным достижением. Когда он встретил самого выдающегося палеонтолога того времени Луи Долло, тоже аристократа, юный дворянин похвалился: «Не чудо ли, что я, столь молодой, написал такой превосходный мемуар?»⁹ Позднее Долло выскажет двусмысленный комплимент, назвав Нопчу «кометой, несущейся по нашему палеонтологическому небу, распространяя всего лишь рассеянный свет»¹⁰.

Похоже, в Венском университете Нопча по большей части оставался без присмотра. Его изолированность от других людей доходила до того, что он изобрел клей для ремонта окаменелостей. Однако был один коллега, профессор Отенио Абель, который разделял его интерес к палеобиологии. Абель был фашистом, создавшим тайную группу из 18 профессоров, работавших над разрушением исследовательских карьер «коммунистов, социал-демократов и евреев». Он едва не погиб, когда его пытался застрелить один из сотрудников, профессор Шнайдер. Когда нацисты пришли к власти, Абель эмигрировал в Германию. Посетив Вену после аншлюса в 1939 году, он увидел нацистский флаг над университетом и заявил, что это счастливейший день в его жизни. Нопча общался с Абелем по-своему. Однажды прихворав, он позвал Абеля к себе на квартиру, требуя, чтобы один из ведущих палеонтологов Европы (который тем не менее был из простонародья) принес пару перчаток и плащ для любовника Нопчи ¹¹.

Пока Нопча изучал своих динозавров, у него появилась вторая страсть. Во время поездок по трансильванской провинции он повстречал и полюбил графа Драшковича. На два года старше Нопчи, Драшкович был искателем приключений в Албании – месте, которое спустя век после посещения Байрона оставалось экзотичным и мрачным, кланово-племенным. Заинтригованный рассказами любовника, Нопча совершил туда несколько поездок с частным финансированием, жил там среди местных, изучал их языки и традиции и даже участвовал в их спорах. Одна фотография показывает его в пышном наряде с оружием и отличительными племенными регалиями албанского воина. Даже будучи безумным романтиком, Нопча оставался также любознательным и дотошным документалистом, которого вскоре стали считать лучшим в Европе специалистом по албанской истории, языку и культуре.