«Они заботятся таким образом о нас или о себе?» – задумалась Пинки.

Она чувствовала странные мурашки, покрывающие ее спину, и совсем не была уверена, что это обычный страх. И, даже руководствуясь советом Лукаса, она не могла не заметить, что здесь, среди своих, ӧссеане не беспокоятся об очках.

Едва они сели за столик, к ним направилась официантка с подносом.

– Это просто чистая вода. По традиции она должна быть на столе перед каждым приемом пищи, – тихо информировал ее Лукас.

Когда ӧссеанка подошла к ним, он поднял глаза и обменялся с ней парой непонятных фраз. Пинки тем временем схватила стакан и жадно его осушила. Ӧссеанка мгновенно долила воду, поставила перед ней целый кувшин и ушла.

– Она сказала, что на южных островах уже начался сбор урожая, потому первое суррӧ появится на Земле где-то через три недели, – произнес Лукас с едва сдерживаемым смехом. – Так что сегодня у нас репетиция ужина, а потом мы вернемся без подготовки – что скажешь?

– Прекрасно, – выдавила Пинки.

«Никогда больше, – думала она. – Никогда, никогда». Всем сердцем она искренне жалела, что ей пришла в голову безумная идея прийти именно сюда. Она выпила второй стакан воды и старалась не думать о том, что ее наливали сами ӧссеане. «Пусть этот трупный иссиня-серый цвет, какая разница! Это ведь нормально. Инопланетяне – такие же люди, как мы. Вполне такие же люди, как мы».

Наконец она осмелилась поднять глаза примерно на шестьдесят градусов. Она надеялась, что улыбка Лукаса ее ободрит, но вместо этого встретила его задумчивый взгляд.

– Что именно тебя интересует в Ӧссе, Пинкертинка? – спросил он.

Она закусила губу. Вопрос застал ее врасплох.

– Я… только… ничего особенного… – выдавила Пинки. – Правда.

Лукас в нетерпении тряхнул головой.

– Ты хотела о чем-то со мной поговорить, не отпирайся! И это как-то связано с Ӧссе. С кем-то другим я бы и дальше болтал о еде и позволил бы ему самому искать подходящий момент, но мы с тобой так давно друг друга знаем, что я могу спросить начистоту, правда же? Боже, Пинки. Я ведь хочу тебе помочь. Совсем не хочется применять на тебе тактические маневры. Я всегда ценил твою искренность.

Эта речь испугала ее до смерти. Она была благодарна, что он угадал, что подначивает ее, и в глубине души надеялась, что он беспощадно выдавит из нее правду – но вместо этого он выказал свое доверие и таким образом возложил на ее плечи невыносимо тяжелый камень свободы выбора. Что она могла ответить? Только молчать, молчать, молчать… Она не могла представить, как можно отважиться именно его, еще верящего в ее искренность, лишить иллюзий.

А вот возможность хранить эту тайну вечно она прекрасно могла себе представить.

– Это не так уж важно… – поспешно бросила она. – Но, когда мы говорили о винном ресторане, я просто… просто вдруг вспомнила об одном ӧссенском чае.

Она замолкла. Этот компромисс был лишь наполовину правдой: он не был слишком близок к тому, что ее обременяло, так что она могла не бояться, и в то же время не слишком далек, поэтому у нее оставалась надежда.

– Все время думаю, что где-то на него наткнусь. Он был такой… такой… Ни с чем не сравнимый.

Лукас выжидающе смотрел на нее.

– Боюсь, при своем недостатке воображения я не узнаю его по такому смутному описанию.

– Однажды я пила его у вас дома… – призналась она.

И сразу начала краснеть, за что в душе себя корила. «Ну что ж, – рассудила она стоически. – Раз правда не может быть полной, пусть будет хотя бы щепотка хваленой искренности».

– Я пришла к тебе, уже не помню зачем, но тебя не было. И твой отец пригласил меня выпить чаю.

В глазах Лукаса что-то зашевелилось. А через мгновение полностью окаменело.

– Да? – переспросил он. – Давненько это было, должно быть. Какое же впечатление это на тебя произвело, раз ты до сих пор помнишь!

Был ли в его голосе налет язвительности, или ей только показалось?

– Я не ищу специально, совсем нет, – защищалась она. – Понятия не имею, почему я вдруг об этом вспомнила! Просто иногда чувствую этот вкус во рту, когда вижу где-то ӧссенский чай. Иногда я даже покупаю его, но тот самый все никак не найду. Жаль, что я не спросила у профессора, как он называется.

Лицо Лукаса было непроницаемым.

– Ты уже давно могла спросить меня.

– Но я думала, что ты разозлишься! – отчаянно выпалила Пинки. – И была права!

Он тихо засмеялся.

– Я не злюсь, Пинки, – сказал он. – Совсем.

Лукас облокотился на деревянный поручень, который весьма удобно обрамлял все сидячие места, и положил голову на руку.

– Я даже помню, когда это было: лето, жара, потому что потом я… – Она замялась.

– В общем, перед каникулами, – заключил он.

Пинки понимала, что каникулы никак не относятся к тому, о чем он вспомнил, но также она понимала, что ничего больше он не скажет.

Они погрузились в молчание. Пинки чувствовала на себе его проницательный, испытующий взгляд. А пока она ждала, когда он элегантным маневром переведет разговор на другое, старалась решить, чувствует ли она от упущенной возможности передать письмо угрызения совести или облегчение. Но он ее удивил.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.