– А никакого секрета нет. Просто надо считать… банально считать, что почем и почему… и норму времени и расценки… и платить, конечно, по труду.
О, господи, пожалуй, у Чернова я был бы неплохим начальником цеха. Интересно, сколько он ему платит?
– Ну, так что? – вернулся к прежней теме Виктор Анатольевич.
– Договорились. Еду искать площадку для щебенчатого карьера в Увельском районе.
В конце той же недели, точнее – в субботу, встретил нужного мне человека в общественной бане поселка. Симпатичный и статный Валерий Иванович Сапрыкин, главный геолог народного предприятия «ЧРУ» (Челябинское Рудоуправление) с тазом в руке подошел и крепко хлопнул меня по плечу.
– Привет, Анатолий!
Всполоснув лицо от пены, сердито открыл глаза, но тотчас же и просиял:
– Вот ты-то мне и нужен, приятель.
– Какие проблемы? – он уселся рядом со мной на двуместную лавку.
– Помнишь, у нашего ДРСУч был карьер возле Кабанки? – там щебенку они добывали.
– Не щебенку, а бутовый камень, – поправил Валерий Иванович.
– В чем разница?
– Щебенка – материал строительный, а бутовый камень только на забутовку дороги или площадки годится. В горной породе разница…
Сапрыкин был замечательным человеком – и поговорить, и выпить. Работу свою хорошо знал и исполнял – за то уважали. А я любил его потому, что Валерий Иванович одинаково был приветлив и в годы моей работы в райкоме партии, и потом – в период злобных гонений со стороны власть имущих. Еще в кабинете Чернова решил – мне обязательно надо поговорить с главным геологом ЧРУ. Он один может мне рассказать за весь район – что и где хранится в недрах его. Кроме того, я был уверен, что Валерий Иванович сам не лишен предпринимательского духа, хоть и работает всю жизнь на одном и том же предприятии. Для него, думаю я, свое дело – не шутка и не забава.
Как удачно мы пересеклись в совершенно раскрепощенной обстановке!
– Значит, бутовый камень… Ладно, пропустим.
– А ты что и где собираешься строить?
– Хочу щебенчатый карьер в Увельском районе открыть. Не подскажешь – где самое место?
– Кар – ер? Ни фига себе! Деньги немалые. Разбогател?
– Не моя тема.
– Зачем же впрягаешься?
– Попросили. Хороший мужик.
– Не Васильев? – подозрительно покосился Валерий Иванович.
– Нет. А что, подъезжал?
Сапрыкин промолчал, отчаянно скребя голову в пене шампуня.
Я заценил молчание как ответ и перенастроился.
– Слушай, Валерий Иванович, есть в Челябинске один деловар, который хочет вложить собственные средства в добывающую промышленность. Ты не поможешь ему? Я его хорошо знаю и давно с ним марьяжу. Но даже в этом случае голову за него в заклад не положу. Давай сделаем так – я вас сведу, а ты сам определишь, как на этом деле можно тебе заработать. Ты можешь, он хочет – поторгуйтесь. А я вас сведу и только…
И разговор перешел на возможности каждого из нас заработать на теме нового карьера. Мы еще поговорили о том же после бани в пивбаре за столиком – не скоро разошлись по домам. Но прежде пришли к выводу, что за один показ месторождения гранитного щебня Чернов и рубля не даст – а если пообещает, то наверняка забудет. Не стал я спорить и убеждать Валерия Ивановича за честность Генерального директора ООО «Сантехлит», просто сказал:
– Сделай это для меня, а я в долгу не останусь.
– Я это сделаю для России! – пафосно сказал Сапрыкин.
Передал наш диалог Чернову в Челябинске.
– Бесценный человек! – оценил Виктор Анатольевич. – Таких теперь мало.
Был ненастный день, дождь шел все утро и достал меня, когда я с Локомотивной шел в «Сантехлит». Хорошо было теперь сидеть продрогшему в теплом кабинете его Генерального директора, попивая чаек. Мы обговаривали условия встречи Чернова с главным геологом ЧРУ. Подробности её были следующие…
День выбран рабочий. Время послеобеденное. Место моего ожидания машины с Черновым – стоянка перед Администрацией района. Когда Виктор Анатольевич подъедет, я перейду дорогу, зайду в здание конторы ЧРУ, поднимусь на второй этаж в кабинет отдела Главного геолога и вызову Сапрыкина. Валерий Иванович удерет с работы. Мы едем к месту будущего карьера – это где-то за Красноселкой. Потом нас возвращают в поселок Увельский.
– Когда Бог дает крест, он дает и силу нести его, – с досадой прокомментировал Чернов только что поступивший звонок телефона, на который он отвечал. – Часто удивляешься, к чему так меняется наша жизнь…
– Наверное, к порядку. Новый президент внушает доверие.
– Президент новый, а челядь старая!
– Да уж… Но не от скуки ли ваша воркотня, Виктор Анатольевич?
– Разумеется от скуки. Такая скука, приятель, что не знаешь, куда сунуть руки.
– Как может скучать Генеральный директор такого предприятия, как ООО «Сантехлит»? Так много интересного теперь в стране – столько разору, хоть даром бери то, что стоило когда-то миллионы и миллиарды.
– Да все это я знаю: дело не в том, что и как произвести, а кому и как продать – вот в чем вопрос времени. Депрессия началась…
– Нет, но как хотите, шевеление все же присутствует – к примеру, «Злак» у нас процветает, и «Агроснаб», и санаторий «Урал», и ЧРУ на плаву…
– И все? А сколько закрылось, ты не считал? Порасхватали в приватизацию предприятия твои, ни на что не годные, партайгеноссе, разорили и бросили.
– Да, но а те, кто дружит с головой, сейчас в фаворе. Я вон смотрю: весь Челябинск пестрит новыми именами – Голованов, Никитин, Видгоф…
– Конечно, есть деловые люди. Но сколько времени даром упущено. А время – деньги, не забывай…
– Какое время? Мы живы-здоровы и, слава Богу. Будем работать – на жизнь заработаем. За Западом не угнаться? А зачем нам гоняться? Лично я не люблю тараканьих бегов. У них своя жизнь, у нас своя. Они по правилам живут, а мы по сердцу…
Сегодня Чернов не похож на себя – ни хуже, ни лучше, но не похож на обычного, делового. Но мне кажется теперь, что и весь окружающий мир изменился. Я как бы очнулся – смотрю и многое не узнаю из бывшего. Особенно в большом городе все быстро меняется. По моему убеждению, самая лучшая жизнь теперь была деревенская. Возвращаясь из своих вояжей, я был рад, что у меня есть свой дом и мама в нем. Он был не только местом жизни – то есть сосредоточием радостей, страданий, труда и отдыха – но и противоядием испорченности, которой захлестнула город западная культура. Жизнь свою в поселке нашем (в административном официозе звучит, как сельское поселение) принимал с удовольствием и осознанием своей пользы.
Чернов тоже считал себя сельским жителем. Но для меня деревня прежде всего – поприще для труда, для него же – место отдыха, где можно жить, ничего не делая. Кроме того, и отношение к людям у нас разнилось. Виктор Анатольевич считал, что знает и любит простой русский народ. Он умел беседовать с мужиками, не притворяясь и не ломаясь перед ними. Для меня простой русский народ – не обобщенное понятие, а конкретные люди – соседи, участники труда, когда я их нанимал для такелажных работ, и когда они меня подводили, выпросив аванс и напившись. Короче, я не млел в восхищенье от силы, кротости, справедливости этих людей, а чаще негодовал от их беспечности, неряшливости, пьянства, лжи…
На вопрос: люблю ли я русский народ, даже не знаю, что ответить. Ну, может быть так – для беззаветной любви я слишком хорошо его знаю. А можно и так – я люблю самого себя, но я же русский человек, значит, я люблю русский народ. Ну, а как добрый человек, я вообще люблю всех людей на планете.
Стало быть вопрос этот не уместен – люблю ли я русский народ? Как же я его могу не любить, если я и есть русский народ. Мне нечем себя противопоставить ему.
Знаю ли я людей лучше Чернова? Постоянно наблюдая и узнавая всякого рода новых соотечественников, пытаюсь понять их и объяснить – как живут, чем живут, что от них можно ждать? Порой, замечая в них новые черты или поступки, изменял об уже известных мне прежнее суждение и составлял новое.