8

В те благословенные недели вторую половину дня я проводил у Фьоры, а ближе к ночи встречался у «Дворца наслаждений» с Хани, Фахдом, Яхьей и другими своими приятелями. Мне не хотелось, чтобы Джасим начал что-то подозревать, поэтому иногда я заглядывал и к нему тоже. Но он всё равно жаловался, что я изменился.

— Я сожалею, что приучил тебя к чтению, — говорил он с улыбкой. — Оно превратило тебя в затворника.

Поскольку в доме Фьоры телефона не было, мы с ней разработали особый ритуал для связи. В послеобеденное время я, одетый в паранджу, выходил на Аль-Нузлу и ждал появления розовых туфелек. В Саудовской Аравии студенты не учатся по четвергам и пятницам, поэтому в эти дни недели я покидал свою квартиру на два часа раньше.

Но где-то в середине декабря даже этот безопасный способ встречаться чуть не привел к катастрофе.

В тот день я, как обычно перед выходом в абайе, посмотрел в дверной «глазок» и убедился в том, что лестничная площадка пуста. Тогда я открыл дверь и бегом бросился вниз по лестнице, но прямо у парадной двери нос к носу столкнулся с Яхьей. Едва устояв на ногах, я прижался к стене.

— Простите, — произнес Яхья и поклонился.

Из-под черной вуали я проследил за тем, как он поднимается по ступенькам к моей квартире на втором этаже. Потом я услышал стук — это он постучался в мою дверь.

Я не двигался и наблюдал за Яхьей сквозь лестничные перила. Но вдруг он обернулся в мою сторону. Я молнией вылетел на улицу, весь мокрый от пота под плотной абайей.

В тот же вечер, придя к «Дворцу наслаждений», я застал Яхью в странном состоянии. На его лице блуждала мечтательная улыбка. Он не мог усидеть на месте, стал напевать что-то веселое. Хани подхватил мелодию, прихлопывая в ладони, а Фахд, одетый, как всегда, пестро, пустился в пляс: вращался вокруг себя, взмахивал руками и подпрыгивал.

Я присоединился к нему. Мы встали друг напротив друга, заложили левые руки за спину, а правыми стали размахивать перед собой в воздухе.

— Жаль, что у нас нет мечей, — засмеялся Фахд. — Тогда мы смогли бы исполнить танец с мечами.

Хрипловатым голосом Яхья самозабвенно выводил слова и прищелкивал пальцами в такт:

— Скоро я найду свою любовь, скоро я найду свою любовь.

Затем чувства переполнили его, и он, закинув голову, издал заливистый крик — так ему хотелось поделиться со всем миром своим неожиданным счастьем.

Напевшись и наплясавшись, Хани и Фахд стали гоняться друг за другом перед дворцом, а мы с Яхьей уселись на землю.

— Скоро я влюблюсь, — сказал он без предисловий.

— И кто же твой новый мальчик? — спросил я.

— Это не мальчик, а девушка, — последовал гордый ответ.

— Девушка?

— А почему ты так удивлен? — спросил Яхья.

— Так разве не ты смеялся надо мной каждый раз, когда я говорил тебе о своей мечте полюбить девушку в этой стране?

— Ну да, ну да… Но сегодня я понял, что чудеса случаются, — признался он.

Он рассказал мне о женщине, с которой столкнулся в тот день в подъезде моего дома. В тот миг, когда она коснулась его груди, поведал мне Яхья, его сердце родилось заново. С сияющей улыбкой он добавил, что девушка была так поражена его красотой, что не могла сойти с места и следила за ним. У нее дрожали руки, говорил Яхья, значит, она влюбилась с первого взгляда.

— Насер, клянусь тебе, даже сквозь вуаль я видел, как она улыбается мне.

Он схватил меня за руку и с торжественным видом заявил:

— Отныне я днями и ночами буду караулить ее у тебя на площадке. Она увидит меня, потом напишет мне записку, и дальше всё пойдет как нельзя лучше.

«Срочно придумай что-нибудь!» — в панике приказывал я себе. Нельзя же допустить, чтобы Яхья сидел у меня под дверью.

— Но Яхья, — воскликнул я, — в моем доме нет ни одной незамужней девушки.

— Откуда тебе известно? — спросил он. — А, я догадался: ты просто завидуешь мне!

— Да нет же, — не сдавался я. — Я живу в этом доме уже несколько лет и всех соседей знаю. У нас в подъезде только две женщины, и у обеих есть мужья. Ты же не хочешь заводить роман с замужней женщиной?

— Можно и с замужней, какая разница, — запальчиво воскликнул Яхья.

— Но ты только подумай о последствиях. Что случится, если религиозная полиция узнает…

— Ну и что? Ничего они мне не сделают.

— Тебя высекут на Площади Наказаний, а потом депортируют.

— Нет, меня не депортируют. Только высекут. У меня хорошие связи, так что всё будет в порядке.

Нужно было срочно придумывать новую стратегию поведения.

— Яхья, ведь ты всегда говорил, что настоящая любовь не должна быть эгоистичной.

— Ну да, я так считаю. А при чем здесь это?

— А вот при чем. Если эта женщина замужем и о вас узнают, то ее приговорят к смерти через забивание камнями. О Аллах, ее посадят в яму, из которой будет торчать только голова, свяжут руки и будут бросать ей в голову камни. То есть твоя возлюбленная не просто умрет, она умрет медленно и мучительно, после того, как каждая черточка ее лица будет обезображена. В этом городе полно кровожадных людей, которые караулят каждый день с камнями у Площади Наказаний в ожидании, когда можно будет казнить тех, кто посмел любить. Если подвергать женщину такому риску не эгоистично, то уж и не знаю, что тогда можно назвать эгоизмом. По-моему, ты должен забыть о ней, пока между вами еще ничего нет.

Не говоря ни слова, Яхья поднялся и умчался на своем мотоцикле.

Я понял, что сумел отговорить его от преследования девушки, которая, как ему показалось, проявила к нему симпатию, и что он не будет устраивать засаду перед моей дверью. В то же время до меня дошло, как далеко зашли мои отношения с Фьорой, и мне стало тревожно — мы с хабибати подвергали себя огромному риску. В Саудовской Аравии мужчины и женщины живут в обособленных мирах, а мы с Фьорой сумели соединиться прямо под носом у ее родителей, слепого имама и религиозной полиции. Лежа на кровати, в объятиях друг друга, обнаженные, мы слышали, как через уличные громкоговорители слепой имам проклинает девушек, которые кидают к ногам юношей записки. «Они попадут прямо в ад», — завывал он.

Но меня больше заботило наказание не на небесах, а на земле, которое грозило нам. Вдруг нас поймают? Что с ней будет? Что будет со мной? Что сделают с нами на Площади Наказаний? Как поведет себя ее отец, узнав, что Фьора влюблена и опозорила его семью?

Однако религиозная полиция была не единственной опасностью, о которой нам с Фьорой нужно было думать. Отец собирался выдать ее замуж.

Фьора сказала, что мать обычно была покладистой женой и подчинялась всем желаниям супруга, но когда дело дошло до будущего дочери, всё изменилось. Она спорила, кричала на мужа, говорила, что никогда не допустит, чтобы Фьору выдали замуж против воли.

— Посмотрим, — отвечал на это отец Фьоры. — Дочь скоро станет слишком старой. Если она так и будет отвергать одно предложение за другим, то через год или два ни один мужчина не захочет жениться на ней. И тогда она до самой смерти будет жить на моем иждивении, в моем доме. И я сделаю всё, чтобы такого не случилось.

9

Прошло почти три месяца с тех пор, как я бросил работу на автомойке. Я пересчитал оставшиеся у меня деньги. Получалось, что я смогу протянуть еще месяца два, примерно до начала февраля.

В то утро я пил чай в кафе Джасима. Он пребывал в хорошем настроении.

— Это потому, — объяснил он с широкой улыбкой, — что когда ко мне в кафе заходит новый клиент и видит моего нового официанта, он обязательно хочет вернуться. Он не может прожить и дня без того, чтобы не взглянуть на мальчика еще и еще раз.

С тех пор как я перестал у него работать, Джасим сменил уже с десяток официантов, мальчиков всевозможного вида и возраста. Его последней находкой был палестинец, который приехал в Джидду с матерью и сестрой из ливанского лагеря беженцев.