Учительница потом вызвала меня к себе в кабинет и спросила:

— Дорогая, ты лучшая ученица в этом колледже. Я ожидала от тебя большего, чем три строчки. Я же просила — историю всей жизни на пять страниц. С тобой все в порядке?

Я ответила:

— Да, со мной всё хорошо. И я написала всё, что могла. — Учительница не понимала, что я говорю, и тогда я сказала: — Пока у меня нет жизни, я не смогу написать ее историю.

В тот день, когда я решилась подойти к тебе, я почувствовала, что наконец-то начала строить свою жизнь. Но в тот же день всё стало рассыпаться прямо на моих глазах. Вечером отец привел к нам в дом своего приятеля, и меня представили ему как его будущую жену. Не буду рассказывать, что было дальше, — это долгая история. С тех пор, как я написала тебе последнее послание, я борюсь с отцом и не соглашаюсь на свадьбу. Я неделями отказывалась есть, я вела себя дурно, я говорила такие вещи, которые воспитанной женщине говорить не пристало, — и всё ради того, чтобы мой предполагаемый жених и его семья испугались и передумали. Я заявила им, что у меня большие планы на будущее, что я хочу поступить в университет, чтобы потом найти работу и самостоятельно зарабатывать на жизнь. Отец в ярости, но я надеюсь, что эту битву я выиграла. Клянусь тебе, что ни один мужчина не прикоснется ко мне, только ты один! Я поклялась в этом уже давно, а я не из тех людей, которые легко нарушают свое слово. И я хочу быть рядом с тобой. Теперь я дошла до точки, откуда нет возврата. Следующий шаг мы должны сделать вместе. Я готова принять последствия нашей любви.

А ты?

ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ

ПОСЛЕДСТВИЯ ЛЮБВИ

1

Хабиби, надень традиционное саудовское платье. Мы встретимся в главном торговом центре Джидды у фонтана на первом этаже, а оттуда мы выйдем как муж и жена и направимся к твоему секретному месту. Надеюсь, ты знаешь, как подобает вести себя супружеским парам. Нам нельзя допустить ошибку. Всего один маленький промах, и всё. Давай, я тебе напомню: всегда иди на метр или два впереди, даже не думай о том, чтобы прикоснуться ко мне, будь спокоен, уверен и перебирай в руках четки. Я надену розовые туфли. Прости за почерк, у меня руки дрожат.

Я сошел с автобуса на конечной остановке, всего в пяти минутах от торгового центра.

День клонился к вечеру, с моря подул легкий бриз. Впереди виднелось здание торгового центра, внушительное, обвешанное гирляндами мигающих лампочек. Улицу запрудили автомобили, движения почти не было. Переходя дорогу, я проскользнул между двумя «мерседесами», но на другой полосе машины тронулись с места, и на меня стал надвигаться черный джип. Я инстинктивно бросился назад и чуть не сбил с ног прохожего.

— Ничего, ничего, сынок, — пробормотал мужчина, поправляя гутру. Со второй попытки мне удалось пересечь проезжую часть.

Я миновал Площадь Наказаний. Хотя я не хотел смотреть, мой взгляд непроизвольно отыскал белые плиты, на которых проходили казни. Я вспомнил то, что когда-то услышал от Маджида, одноклассника-саудовца.

Однажды перед первым уроком мальчик прошептал, что хочет поведать нам историю про Абу Фейсала и невинного человека. В обеденный перерыв мы все, включая Фейсала, столпились вокруг Маджида. Мальчик предупредил Фейсала, что будет говорить неприятные вещи про его отца. Фейсал сказал, что это ничего, и Маджид начал рассказ.

В прошлую пятницу его брат с друзьями наблюдали за тем, как обезглавили их соседа-пакистанца — обезглавили за убийство, которого он не совершал. Когда Абу Фейсал отрубил пакистанцу голову и охранники забрали у него меч, мальчики увидели, как капли крови, капающие с кончика меча, составили на белых плитах фразу «Я невиновен». И все, в том числе и брат Маджида с друзьями, закричали: «Смотрите, он невиновен! Аллаху акбар! Аллаху акбар!». С тех пор мальчишки со всей округи переименовали эту площадь в Площадь Невиновных.

После этого рассказа я нашел Фейсала плачущим в углу. Он плакал, потому что его отец убил невинного человека, и не мог остановиться до тех пор, пока не закончился перерыв.

Следующим уроком была арабская литература, и Фейсал сел за парту с заплаканным лицом. Ему повезло, так как учитель арабской литературы был самым добрым человеком в школе. Узнав, почему мальчик плакал, он не стал кричать, а сказал только: «Хорошо, что ты, Фейсал, не похож на своего отца».

Проталкиваясь сквозь вечернюю толпу, я вошел в торговый центр. Внутри всё сияло и сверкало, витрины ювелирных лавок горели золотом. Стоял непрерывный гул голосов, но всё же внутри центра было посвободнее, чем на улице.

Я отыскал фонтан и сел около него.

Ко мне приблизилась женщина. Я тут же подскочил, но снова сел, потому что понял: она идет не ко мне, а просто следует за мужчиной в тобе. Мимо прошли два юноши, они держались за руки, громко смеялись и жевали резинку. Выглядели они довольными и самоуверенными.

Через некоторое время проходящие мимо мужчины и женщины слились в единый поток. Слева от меня остановилась одна женщина, справа другая. «Которая из них Фьора?» — недоумевал я.

В торговом центре было множество зеркал, и в них несметное количество черных абай удваивалось, утраивалось, удесятерялось, и все они перемещались, сменялись одна другой, сливались и расходились.

Наконец рядом со мной села какая-то женщина. У меня на лбу выступил пот. Я не мог двинуться, мои пальцы пристали к четкам. Я хотел повернуть к ней голову, но не решался. Разве не она должна была сделать первый шаг? Или все-таки я? Я не помнил, о чем мы договорились. И вдруг из магазина напротив выскочил мужчина и набросился на меня с руганью и оскорблениями:

— Что ты за человек? Как ты посмел сидеть рядом с моей женой? Неужели у тебя нет ни капли стыда? Или тебя не научили вставать, когда рядом с тобой садится женщина? Шевелись, да поможет тебе Аллах встать на путь истинный.

Я пулей перебежал к витрине ювелирного магазинчика. Оттуда я обвел взглядом фонтан: других свободных мест вокруг него не оставалось. Снедаемый тревогой, я бесцельно разглядывал золотые ожерелья в витрине и, к своему ужасу, заметил в стекле отражение двух религиозных полицейских. Они шли бок о бок, заложив руки за спину, засунув дубинки под мышки, и, как роботы, поворачивали головы из стороны в стороны.

Когда я набрался смелости и снова оглянулся на фонтан, то увидел, что там освободилось несколько мест. Я поторопился занять одно из них, выполняя распоряжение Фьоры. И вот появились розовые туфли! Это Фьора. Она шла так спокойно, так медленно, что расстояние между нами, так мне казалось, не сокращалось, а увеличивалось с каждым ее шагом. Мои глаза вобрали всю ее, от туфель до самой головы. Впервые у меня возникло ощущение, что она — моя девушка, а я — ее парень.

— О Аллах, — прошептал я, когда она села рядом со мной.

Обернуться и посмотреть на нее я не мог. Приходилось смотреть прямо перед собой, но, конечно, я ничего не видел.

— Насер?

Нет, подумал я, это мне померещилось.

— Насер?

Я прожил в этой стране десять лет и не мог вспомнить, когда в последний раз женщина произносила мое имя. Ее голос был тих и нежен и выговаривал каждый звук отчетливо и мелодично.

— Хабиби, прошу тебя, сохраняй спокойствие. Это я. Сосредоточься.

Я молчал.

— Насер, хабиби, перестань дрожать. Я уже здесь. Я там, где хочу быть, где ты меня ждешь. Рядом с тобой.

Она вздохнула — я услышал это. Потом она выдохнула. Я почувствовал, как ее дыхание коснулось моего лица, и поспешил вдохнуть как можно глубже и задержал воздух в своих легких, пропитываясь им.

— Насер, вытри лицо, а то ты так вспотел, что можешь привлечь внимание, и тогда всё закончится, не успев начаться.

На моих коленях оказалась салфетка.

— Хабиби, умоляю тебя, поторопись, ведь я хочу быть с тобой навсегда, а не на несколько секунд. Вытри со лба пот, о Аллах.