- Да, жуткое у вас воображение, Александр Григорьевич! - сказал Шелест. - Ну как, вы все высказали?
- Все как будто. Так, детали некоторые остались... Например, как с хронокамерой быть?
- А что с хрононамерой? - вдруг насторожился Шелест и почему-то обернулся к вычислительной машине.
- Ну, в этом - гипотетическом случае, - задумчиво сказал Линьков, - Б, конечно, должен предусмотреть, что нужно создать видимость неудачного путешествия в прошлое... иначе начнутся расспросы: что он там делал да почему.
- Ну и что? - осторожно спросил Шелест.
- Да ну, ерунда все это! - Линьков махнул рукой. - Все вместе - ерунда. Хоть и логично с виду, но, вероятно, я где-нибудь элементарную ошибку допустил...
- А с камерой как все-таки? - напомнил Шелест.
- Ну, мог он, скажем, отправить камеру обратно. Сам остался в прошлом, а камеру для виду отправил обратно, будто он тут же и вернулся, и не сумел спасти А... Это я к примеру. А вообще-то все это бред!
- Это, конечно, бред, - медленно сказал Шелест. - Но имеется тут один забавный фактик. Я вот посчитал сейчас на ЭВМ этот расход энергии... И получается, что вы правы: камера действительно вернулась назад не пустая, а с нагрузкой!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Я медленно, с трудом выпрямился, разогнул замлевшую спину, спустил ноги с подставки. Непонятная тяжесть по-прежнему сковывала меня, давила со всех сторон, и казалось, что стоит мне пошевельнуться, как весь мир со стеклянным звоном разлетится вдребезги - вместе со мной.
Но все же я двигался, преодолевая эту странную тяжесть, и мир не разлетался вдребезги - Этот мир, в который я попал. И вдруг я понял, что не знаю, куда попал, и не знаю, как это узнать. То есть, конечно, в прошлое, в этом у меня не было сомнений, - но вот куда именно?
Эта мысль как-то встряхнула меня, отогнала тяжесть и скованность. Я быстренько сообразил, что времени в запасе не так уж много и что нужно в темпе выбираться из камеры и браться за дело.
Я открыл дверь камеры, вышел, неуверенно ступая, - ноги замлели, в них будто иголки торчали, минимум по сотне в каждой, - аккуратно прикрыл за собой дверь - и остановился в проходе из технического отсека. Отсюда я видел столы, часть дивана... да практически видел всю лабораторию. Она была пуста и тиха. Я никак не решался выйти из прохода между пультом и хронокамерой - стоял да стоял, весь напрягшись, и прислушивался. Я осознавал, конечно, что любые мои телодвижения не окажут сколько-нибудь заметного влияния на судьбу человечества в целом, но все же двигаться побаивался. Человечество в целом как-нибудь выдержит любое мое вмешательство, а вот здесь, в институте, я могу заварить такую нашу, что и не расхлебаешь.
Но стоять и думать все же бывает полезно. Постоял я вот так, - и в голове у меня что-то сработало, словно защелка соскочила в механизме, освободились всякие колеснки и пружинки, и все вокруг сдвинулось, а вернее, вдвинулось в свои реальные очертания. И время стронулось с места, пошло в своем обычном темпе - мне даже показалось, что я слышу, как оно бодро и ритмично тикает где-то в районе моей левой верхней конечности. Я поглядел в данном направлении и обнаружил, что это тикают мои собственные часы фирмы "Восток", хорошие, надежные часы, и что на них сейчас - одна минута двенадцатого - а значит, уже шесть минут я вот так стою у камеры и бесплодно философствую:
"Ну, пошли!" - сказал я себе, решительно шагнул в лабораторию и огляделся.
Это - прошлое? Может быть, даже измененный мир? Поди догадайся! Все знакомо до мелочей, все привычно. Столы, табуреты, диван - Вот и белоснежный красавчик-пульт светит зеленым кошачьим глазом индикатора готовности, и стеклянная стена хронокамеры привычно-тускло мерцает среди электромагнитов, и, если б не громадная подставка в центре камеры, можно было бы подумать, что весь этот переход мне просто приснился.
Я встряхнулся, как собака, вылезшая из воды. Неужели я действительно прожил уже однажды это время, уже видел то, что здесь только еще будет... через час, завтра, послезавтра? Да нет, что это я? Того, что будет ЗДЕСЬ, в этом мире, я, конечно еще не прожил. Этот мир только возникает, новая мировая линия только-только начинает ответвляться от прежней, я стою у ее истоков, и от моих действий теперь зависит, насколько сильно она отклонится - Ах, чтоб тебе! Выходит, я в ответе за то, как сложится эта история? Я лично? Ничего себе...
Ну, пока отклонение мировой линии имеет чисто принципиальное значение, никак не практическое. В ближайшие часы мне, наверное, предстоит увидеть примерно то же, что было в ТОМ двадцатом мая, наблюдать тех же людей, те же события...
Да, кстати, а где же они, эти люди и эти события? Я вдруг понял, что налицо явное неблагополучие. Который здесь час? Только что пролетел самолетик аэроклуба... Занятия секции парашютизма начинаются в семь: допустим, что сейчас половина восьмого... ну, четверть восьмого... Тогда где же Аркадий?
Опять куда-то ушел? Что это ему на месте не сидится, да еще в такой вечер? И того, второго, тоже не видать... Время-то уж очень позднее! Ведь эксперты сказали, что снотворное было принято часов в шесть:
Может, я все-таки не в тот день попал? Эта вредная камера могла меня зашвырнуть и подальше и поближе - я ведь контрольную проверку не успел провести...
Вообще в камеру-то я полез, а не успел даже подумать, как смогу определиться во времени и как буду спасать Аркадия. А если б я вышел из камеры и сразу увидел, что Аркадий лежит на диване уже полумертвый? Что я стал бы тогда делать?
Ну, положим, тут и думать особенно нечего, я же не врач, вызвал бы "Скорую помощь", это элементарно. А может, и сейчас стоит вызвать, заблаговременно, покуда кандидат в самоубийцы где-то разгуливает? Да нет, как он может разгуливать, приняв снотворное, он же максимум через полчаса после приема уснет. И по идее - именно здесь, на диване. Значит, либо он таблеток еще не глотал, либо это вообще не тот день... Вот, елки-палки, что же делать? До чего дурацкое положение! Рвался я в прошлое, спешил изо всех сил, мучился, голову ломал - и все для того, чтобы бессмысленно стоять на пороге технического отсека и заниматься пустопорожними рассуждениями?
