В этой школе его учили фехтованию, катанию на лошадях, ношению железной одежды и, конечно, рыцарский правилам чести. Иоф должен защищать родину, бороться с врагом до последнего и делать всё, чтобы не оскорбили честь родины и честь рыцаря.
Но Иоф был особенен в том, что он не соблюдал последнее правило. За это ему часто доставалось от старших, и он был посмешищем для своих одногруппников, и даже родители за это его стругали ремнём.
Иоф не видел смысла воевать с кем-то из-за обидных слов или жертвовать жизнью понапрасну. Иоф был выше всего этого, его волновало будущее, что с ним и ближним станет дальше.
Он не мог терпеть, когда кого-то обижают другого, не мог терпеть, когда поступок несправедлив. Ему было важно держать всё под контролем и говорить то, что душа требует.
Конечно, многие задали вопросом: а как мог жить Иоф в обществе благородных рыцарей? Или проще было бы ему найти друзей из других орденов?
Но Иоф способен стерпеть многое и что может быть страшнее невыполненной задачи? Иоф считал, что у каждого рыцаря есть своё признание, судьба каждому даёт свою роль и её самому не избежать.
Поэтому Иоф не отчаивался и переживал все события вплоть до своего 18-летия, того момента, когда у рыцарей проходит выпускной экзамен.
Экзамен рыцарей представляет собой сражение, когда два всадника пытаюсь сбить друг друга пикой, тот кто окажется сильнее, ловчее и выносливее одерживает победу.
Соперников распределяет глава группы. Понятно, чтобы рассмешить публику он, как самый сильный и ловкий, решил сражаться с самим Иофом.
Иофу дали младого, ещё не опытного жеребца, а глава сел на самого известного в округе "Чёрного Генри". Все состязатели одели свою экипировку и взяли в руку пику. Зрители прокричали уже "ура" и начался поединок.
Сначала оба соперника вели себя осторожно, но глава всё пытался резкими движениями напугать Иофа, чтобы он растерялся. Иоф не спешил нападать, он верил, что глава скоро поспешными движениями ошибётся. Молодой конь Иофа брыкался, но слушался своего хозяина.
Видя, что Иоф не пугается как многие начинающие рыцари, глава начал кружить Иофа, водить его в разные стороны. Иоф не расстрелял и маневрировал не хуже главы, но всё ближе и ближе приближался к барьеру.
Когда лошадь Иофа упёрлась в барьер, глава нанёс удар пикой. Вместо того, чтобы упасть, Иоф открыл широко свои красные глаза. Из его железной брони текла красная прекрасная кровь, но Иоф не чувствовал её.
Иоф начал наступать и морально задавливать врага. Лошадь главы чуть не запуталась в своих копытах. Сам Глава не понимал, что происходит, как Иоф смеет наступать, быв раненым? Действия главы стали несосредоточенными и Иоф воспользовался этим.
Глава ещё дважды ударил пикой по коню Иофа, но, вымотавшись, глава упустил скачкообразный удар сбоку и упал. Иоф действовал решительные чем его враг, и не обладая преимуществом в силе и ловкости смог одержать победу на дуэли. Все зрители были удивлены происходящему. На помощь рыцарям прибежал их учитель, он снял экипировку с Иофа и увидел глубокую рану под сердцем.
Как ты смог продолжить дуэль? Разве я тебя не учил, что рыцарь тогда честен, когда ранит соперника?
На что Иоф ответил: у меня будет честь только тогда, когда люди увидят во мне рыцаря, нельзя быть правым, когда ты не можешь продолжать бороться.
Тут учитель вытер его рану обрывком ткани, и дыхание Иофа прекратилось. Его глаза сомкнулись, нет больше Иофа в этом мире.
Учитель написал в своём дневнике: этот малый – настоящий железный рыцарь, у этого малого есть то железо, которое не оставит его равнодушным к происходящему и не позволит ему погибнуть бесчестно. Иоф видел честь только в том, что благородно и не убивает в человеке человека. Славствуй, Иоф!
Зеркало возврата
Зеркало возврата,
Зеркало возврата.
Повернуть бы всё сначала,
Да нет пути обратно!
Ещё вовсе юный голосок Сонечки прозвучал вдоль стен комнатушки в Виноградном. Виноградное, известное ещё с 18 века как самое долго строящиеся общежитие, стояло вторым по счёту после общежития "Шоколадное" и вмещало в себя 30 первокурсников, 5 второкурсников и 2-ух профессоров. Особенностью общежития было то, что на самом здании пролегали лозы винограда и в жаркую летнюю пору можно было искусить данный фрукт и утолить жажду, которую могли только и вытерпеть одни тараканы.
Комнатушка, в которой жила Сонечка, могла вместить в себя буквально два шкафа, при этом лампа, которая всегда стояла на видном месте, на самом деле не давала света, а только создавала впечатление, что в комнате светло. Комнаты в общежитии обделывались по старым русским традициям, и их жители даже не представляли сколько загадок таит в себе данное строение. Даже если взять часы с кукушкой, которые висели над кроватью Сонечки, то вместо кукушки в них жил соловей, а часы называли "часы с кукушкой". Если подниматься по лестнице общежития, то каждая тринадцатая ступенька сделана из тёмного дерева, хотя все остальные из светлого. Из всех дверей в общежитии скрипела только одна, новая металлическая, которая стояла на входе в общежитие.
Из Шоколадного два раза в неделю приходил в гости к Сонечке Кунчатов, дяденька лет 45, в очках, профессор Винодельного отделения. С собой приносил всегда пару шоколадных конфет и толстую книгу-словарь по истории. Когда он приближался к комнате Сони, Соня уже была готова, чтобы незаметно вылезти из-под кровати или из шкафа и напугать дяденьку-профессора.
–Соня, брось ты это зеркало, оно совсем не волшебное, а обычное, как и другие в нашем общежитии. Лучше взялась бы за алгебру, да корни поучила – сказал Кунчатов и протянул Сонечке черно-белую книжку по алгебре.
–А я говорю, что волшебное. Просто ты в этом зеркале не отражаешься, поэтому оно тебе и не нравится. – Соня отвернулась, так и не взяв алгебры.
–Ах, так! Мы ещё посмотрим. Твой папа – лауреат двух Нобелевских премий, мама защитила три Дипломных работы на высшем уровне, и ты их хочешь опозорить? – выкрикнул Кунчатов.
Но это никак не изменило 15-летнюю Соню, её глаза цвета сварочной искры так же смотрели куда-то в даль, её малиново-красные губы оставались сомкнутыми и её худой стан оставался развёрнут против взгляда самого Кунчатова.
Соня не могла поверить, что такой дяденька как Кунчатов не может верить в чудо. Она то видела в нём злого волшебника в красном сюртуке, то седого сказочника в красно-чёрном одеянии. Соня всегда жившая в свободе своих мыслей и возможностей, не могла понять, что такого нет, для неё каждый звук, каждое слово – это быль, даже если она сама его произнесла.
Кунчатов всегда терпел детские выходки Сони, но этот раз стал для него последним. Кунчатов взял алгебру и стал собираться домой. Соня это видела, но первые две секундочки решила не показывать это, а потом, видя, что уже поздно, она побежала к Курчатову и схватила его за ногу и заревела.
–Господин Кунчатув, господин Кунчатов, не уходите, пожалуйста – проревела Соня. – я больше так не буду, я больше так не буду… Простите
Но господин Курчатов не спешил останавливаться, он положил свой словарь в рюкзак и, двигаясь с трудом, стал приближаться к выходу. Соня держала Кунчатова крепко-крепко, но через 5-6 шагов её ручки совсем ослабли, и она упала. Кунчатов быстрой походкой устремился вниз по лестнице общежития.
Когда Соня проснулась, на полу возле неё лежали осколки того маленького зеркальца, с которым она играла ранее. Она аккуратно обошла их и нашла на столе конверт. На конверте было написано: "Тамаре Игоревне". Соне стало очень интересно, что в письме. Она его разорвала и начала читать.
"Здравствуйте, Тамара Игоревна. Вас беспокоит профессор Кунчатов. По причине своей болезни не могу посещать Соню две недели. Оплату за занятия жду послезавтра. Авось увидимся!"