— Все, что ли, похищенное нашел?

— Ну как же все, Николай Иваныч? Только то, что Долгих брал. Остальное у его дружка, искать придется.

— Так Долгих его назвал, дружка?

— Назвал, сказал, где искать. Завтра поеду.

— Вот уж точно — нехарактерный случай. А скажи, Дима, чего это ты от меня все прятался? На той неделе? Неужто совесть мучила?

Выйдя из управления, Кравцов невольно зажмурился. Весна носилась в воздухе, слепила ярким светом, ласкала теплым ветерком. Но ему весь этот весенний мир с веселыми ручьями, неумытыми палисадниками, с облупившимися за зиму домами казался неряшливой декорацией. Смотреть на него не хотелось. Не было в душе ни гнева, ни ярости, только боль и горечь от сознания собственного бессилия и полной безысходности.

Этот разговор в отделе кадров областного УВД, похоже, доконал его.

Инспектор-куратор, молоденький лейтенант, вызвавший Кравцова из его глубинки, даже не предложил сесть. Пренебрежительно полистал личное дело, будто там сплошной негатив, а не перечень поощрений. Правда, есть в последней аттестации и такие формулировки: «излишне прямолинеен», «проявляет высокомерие...», «конфликтный». Только появилась эта аттестация всего месяц назад. Вник бы ты, лейтенант, что к чему... Не захотел. Сказал скучно:

— Ну что же, взысканий нет, а жалоб и сигналов — вон их сколько! До каких же пор я должен вас спасать, товарищ майор? Последнее время руководство только вами и занимается. А вам все неймется. Ваши коллеги тоже большие дела раскручивают, однако жалоб нет. Во всяком случае, не в таком количестве.

Кравцов, стоя навытяжку перед мальчишкой, пытался объяснить:

— Но вы-то к нам приезжали, знаете обстановку. Не во мне же дело. И другой действовал бы точно так же. Мы ведь с вами для этого и поставлены...

Инспектор поморщился — откуда было знать Кравцову, что после возвращения лейтенанта из той поездки в район начальство впаяло ему: не справился с миссией миротворца! Не знал Кравцов и последнего наказа шефа: «Слишком много шума. Осади Кравцова!»

Кравцов видел лишь бело-голубые глаза молодого инспектора, уже научившегося глядеть вроде бы сквозь тебя, и слышал его ровный, без модуляций голос, выражавший полнейшее неудовольствие:

— Вам уже было сказано, товарищ майор, что методы вашей работы носят авантюрный характер. Вы что, не согласны?

— Не согласен! Вы ведь хотите, чтобы я отступился? Этого хотите? Так скажите прямо: кончайте ловить жулье, товарищ майор! Это жулье вам не по чину! И делу конец. По крайней мере, прямо и честно.

Лейтенант встал. Лицо его порозовело, но он сдержался, не вспылил:

— У всякого терпения есть предел. Вы свободны, товарищ майор. Я вас предупредил последний раз.

...И теперь, шагая по весенней хляби к гостинице, Кравцов думал: неужто это — конец? Его просто принуждают капитулировать! Да, крепко ты за меня взялся, товарищ Снетков. Обещал в бараний рог согнуть — вот и гнешь...

А все началось с письма. Оно было местное, написано торопливо, печатными буквами, на мятом листке бумаги и без подписи: «Пусть начальник БХСС Кравцов поторопится в совхоз «Гуляевский». 15 октября в 4 часа будут выдавать деньги шабашникам. А их бригадиры станут отнимать. Будет драка».

Пятнадцатого письмо и пришло. Кравцов взглянул на часы: половина первого. Долгонько письмо шло, а еще дольше его, видно, носили в дамской сумочке или в кармане пальто, вон какой затертый конверт. Видно, все не решались отправлять. «Будет драка» приписано другими чернилами.

Все эти нехитрые умозаключения заняли у Кравцова ровно столько времени, чтобы два раза прочесть письмо, осмотреть внимательно и снова вложить в конверт. Связался с дежурной частью:

— Оперативной группе, оперуполномоченному Новикову приготовиться к выезду в район!

Тут же доложил начальнику райотдела:

— Товарищ подполковник, срочно еду в «Гуляевский», Есть сигнал — надо удостовериться.

Подполковник Любавин, видно, усмехнулся — голос прозвучал весело:

— Что так срочно? Свинокомплекс украли?

— Драка будет, в четыре.

— Ого! Едешь, значит, на бой местных гладиаторовI Ну, двигай!

Едва Кравцов положил трубку, в кабинет ворвался шофер Белоев:

— Горим, товарищ майор! У меня карданный вал полетел, а все машины в разбеге!

— Да ведь ты только что гонял по поселку, — возмутился Кравцов.

— Так точно, гонял. А сейчас стою. — Вид у Белоева расстроенный.

— Ладно, иди чини!

Теперь надо искать у кого бы перехватить машину. И Кравцов снова взялся за телефон.

В совхоз «Гуляевский» они успели даже раньше четырех, и все-таки опоздали. Следы драки у конторы, где выдавали деньги, были налицо: сдернутая с петель входная дверь, опрокинутая скамья, какие-то втоптанные в грязь бумаги. И зрители, и участники драки еще не разошлись, еще галдят возбужденно...

Кравцов с хода бросил Никонову:

— Иди к ним, да со всеми разом не говори, по одному выслушай, ребята из опергруппы помогут. Давайте, парни!

Сам выскочил из газика (спасибо, пожарный начальник выручил!), побежал по ступенькам конторы и прямиком к кассиру.

— Здравствуйте! Я начальник БХСС Кравцов, вот удостоверение. Мне нужна ведомость, по которой сейчас выдавали деньги наемной бригаде строителей.

Кассир пожала полными плечами:

— А ее главный бухгалтер Сергеева забрала. Над душой стояла. Едва я закончила выдачу, сразу и взяла.

— Ну, ладно. Закройте пока вашу кассу. Надо побеседовать.

— О чем же?

— Да хоть о том, что было здесь час назад.

Кассир замотала головой: «Нет, нет!» Сняла очки, тщательно протирая их, вновь водрузила на нос. С вызовом глянула на Кравцова:

— Мне, молодой человек, еще внучат поднимать надо. Дочь-то у меня разведенка. Да и какой толк от наших разговоров? Разве в одних шабашниках дело? Тут, сынок, высокие шапки щи хлебают. С ними не потягаешься.

Кравцова даже оторопь взяла — вот так! Прямо и в лоб. Знаю, мол, да не скажу, и ты, майор, не встревай, большие шапки не тревожь! До чего милиция докатилась — с нею уже не считаются... Подавил вспыхнувшее раздражение: ладно, во всем потом разберемся, а сейчас что зря копья ломать? Сейчас главное — посмотреть ведомость...

Валентина Петровна Сергеева, главный бухгалтер, — женщина из волевых и жестких, в совхозе ей перечить и не могли, и боялись; она и с Праховым, директором, держит себя независимо, чему Кравцов еще и раньше удивлялся. Это сейчас Прахов располнел, стал медлительным, резкости с подчиненными поубавил, но еще лет пять-шесть назад был человеком крутым. Валентина Петровна чуть не в рот ему заглядывала. Оно, правда, тоже плохо, когда главбух бесхребетный. Но когда главбух вертит директором — еще хуже, а Валентина Петровна, по всему выходит, вертит...

Валентина Петровна — дородная, с ярко намалеванными губами, встретила Кравцова спокойно. Выслушав его, невозмутимо объявила, что по той ведомости выплачено наемной бригаде Каримова более шестидесяти тысяч рублей, потому и беречь ее будет пуще собственного глаза: при утрате ничем не оправдаешься, своих же денег, возместить в случае чего такую прорву, у нее нет. Потому в чужие руки без постановления прокурора...

Кравцов смотрел с любопытством:

— Вы что же, не знаете, что я начальник БХСС и что ознакомление с бухгалтерскими документами входит в мои служебные обязанности?

— Зачем мне вникать в ваши обязанности? У меня своих по горло...

Кравцов встал, молча глянул на ярко-алые губы толстухи. Только бы сдержаться, не вспылить. Он понял: что-то за этим кроется. Из одной лишь амбиции главбух так нагло держаться не станет...

Праховский кабинет — на втором этаже. Кира — секретарь-машинистка, миловидная, веснушчатая, вечно чем-то занятая: не пишет — так печатает, не печатает, так названивает... Теперь она притихла у окна, на вошедшего Кравцова не оглянулась.