- Кассета больше стоит.
- Ой ли? Небось кругленькую сумму седок из "мерса" отвалил?
- Хочешь узнать - сколько? Переходи ко мне! А что? Люди нужны. Толковые. Двадцать пять в год для начала положу, а?
- Заманчиво, конечно... - протянул Ямпольский. - Да жаль бросать-то! Закончим это дело, тогда поговорим. Если не передумаешь, конечно.
- Я-то не передумаю. А вот вы с Елизаровым с огнем играете, это точно!
- Поглядим, поглядим...
- Смотри, Витька! Обожжетесь вы сильно, чует мое сердце...
...Пассажир белого "мерседеса", сидящий справа от Чернецова, нажал кнопку на подлокотнике, и поднялось звуконепроницаемое стекло, отделяющее салон от водителя.
- Я рад вас видеть, капитан. Живым и, надеюсь, здоровым?
Чернецов промолчал.
- Несмотря на ваш утомленный и безразличный вид, я полагаю, вас все же интересует ваша дальнейшая судьба?
- Безусловно.
- Прекрасно. Интерес к жизни составляет смысл ее самой. Так вот. Сейчас мы приедем в Москву, и у вас будет четыре часа на отдых. Затем вы получите инструкции и документы и отправитесь в Варшаву.
Поездом. Оттуда вас доставят в Париж. На подготовку всех мероприятий, включая пресс-конференцию, уйдет примерно неделя. А потом - вы свободный и независимый человек.
- Сколько я получу?
- Около четырехсот тысяч долларов. И какойнибудь не слишком дорогой паспорт, скажем, венесуэльский.
- Не много. За одиннадцать-то лет! А если я откажусь выступать?
- Других вариантов предложить не могу. Четыреста тысяч - это четыреста тысяч, подумайте!
- А что мне делать потом?
- Можете вступить во французский иностранный легион или стать международным шулером - меня это не интересует. Единственное, что я вам категорически не рекомендую, так это возвращаться обратно в Россию сядете еще лет на пятнадцать.
- А если я захочу предложить свои услуги еще раз?
- Кому?
- Вам.
- Боюсь, это вам не удастся.
- Почему?
- Потому что меня не существует. И вам, кстати, это известно лучше, чем кому-либо другому.
IV. ПРИМИТЕ МОИ ПОЗДРАВЛЕНИЯ...
Белый халат оказался маловат, и Степанов не стал натягивать его на мундир, просто набросил на плечи.
- Прошу за мной, - сказал дежурный врач и неторопливо зашагал вдоль длинного коридора с высокими сводчатыми потолками.
В этом отделении госпиталя Бурденко раненых оставалось уже немного чеченская война миновала свой пик. Тех, кого удалось подлатать, старались размещать в подмосковных санаториях и пансионатах. Многие не избежали голубоватого здания без окон на набережной Яузы - от госпитального морга траурные кортежи отъезжали регулярно, и спецроте городской комендатуры скучать этим летом не пришлось, много сотен холостых патронов сгорело в траурных залпах. Но кое-кто еще не определился между пансионатом и моргом. Валентин Кислицин как раз относился к группе колеблющихся.
Присев на пустующую койку, Степанов взглянул на закованного в гипсовый корсет друга и с трудом подавил тяжелый вздох.
- Здорово, Миша! - прошептал Кислицин, скосив на капитана глаза, головы он не мог повернуть. - Что, поздравить пришел?
Степанов кивнул. Слова поздравления прозвучали бы нелепо в такой ситуации, и он молча пожал холодную неподвижную руку Валентина, бессильно лежавшую поверх серого казенного одеяла.
- Быстро делаю карьеру, - так же шепотом произнес Кислицин. - Алферов вчера приезжал...
Он улыбнулся и подмигнул Степанову. Лицевыми мышцами он еще мог управлять.
- Я знаю, - сказал Степанов. - Я вместе с ним хотел, да опоздал.
- Не страшно, - опять улыбнулся Кислицин. - Я не тороплюсь теперь... Хочешь взглянуть? В тумбочке лежит.
Степанов выдвинул ящик. Орден "За личное мужество" лежал поверх новеньких погон со звездами подполковника.
- Поздравляю! - все же счел возможным сказать Степанов и задвинул ящик. - Третий у тебя?
- Угу. Две "красные звездочки" и этот. И подполковника - досрочно. Хорошо заработал, верно, Миша?...
- Да... Работенка была горячая...
...Общежитие, в котором размещалась группа офицеров антитеррористического Центра ФСБ, оказалось полностью блокировано боевиками часов через восемь после начала штурма Грозного. Еще через пару часов стало ясно, что в здании не продержаться - колонна бронетехники 205-й бригады была почти полностью сожжена и прорвать блокаду не смогла. С наступлением темноты осажденные решили пробиваться к зданию УФСБ. Разделились на две группы, первой командовал Кислицин, Степанов - второй. Группа Степанова, более малочисленная, смогла покинуть здание незаметно для "чехов", а вот Кислицину не повезло. Его людей, сосредоточившихся возле пролома в бетонной стене, заметили изза вспышки светительной ракеты и стали расстреливать почти в упор - метров с тридцати. Раненный в самом начале боя, Кислицин остался на месте и минут двадцать прикрывал огнем РПК отход своих людей - в результате группа понесла минимальные в такой ситуации потери - только два человека были убиты. Степанов вернулся к общежитию перед рассветом, один, и обнаружил едва живого Кислицина, у которого было четыре огнестрельных ранения и одно колотое, очевидно, боевики добивали его и бросили, посчитав убитым. Позже выяснилось, что одна пуля задела позвоночник...
- Кстати, знаешь, кто нас так удачно сделал в ту ночь? - спросил Степанов.
- Кто?
- Ахмед Нурали. Вспоминаешь?
- А... Понятно теперь. Я все думал, откуда они такие грамотные. Ливия, кажется?
- Точно. Ливия, восемьдесят пятый год, лагерь под Триполи.
- Твоя школа!
- И моя, и твоя. Советская школа.
- Ну что ж. Хорошо мы их учили...
- Вот и научили.
- Откуда знаешь?
- Данные радиоперехвата. Они не стесняются теперь, все идет открытым текстом. Имена, страны...
- Он как, Нурали-то? За идею или за деньги?
- Одно другому не мешает. И денег, и идей у них хватает.
- Орденов зато нет.
- Орденов нет.
- Слушай, Мишка! Ты выпить принес? Наверняка ведь принес!
- А можно тебе?
- Давай, пока экскулапа нет. Вон стаканчик пластмассовый, ты уж поднеси боевому товарищу!
Степанов наполнил до краев водкой стаканчик, остро пахнувший каким-то лекарством, поднес к губам Кислицина и влил горькую в рот новоиспеченного подполковника. Тот шумно глотнул и сморщился.
- Закусишь?
- Ага. Дай виноградинку. И сам глотни.
- Ну, за тебя, Валька! За то, чтоб стал здоров! - Степанов крутанул бутылку и плеснул в глотку теплую противную водку.
- Спасибо... Да только вряд ли. Нейрохирургическая операция нужна. Сложная. Здесь не делают.
- А где делают?
- Говорят, в Германиии... Дорого!
- Сколько?
- Тысяч двадцать пять, может, тридцать.
- В марках или долларах?
- Да какая, на х.., разница? Все равно нет ни того, ни другого. В долларах. Я уж думал. Даже если комнату свою продам, все одно - и на половину не наскребу.
- Алферов в курсе?
- В курсе. Да что толку-то? Таких, как я - тысячи сейчас, а денег на зарплату здоровым не хватает...
- А точно, что операцию можно сделать?
- Говорят... Здесь работала группа Красного Креста, был там один парень из Германии, у него папаша - известный нейрохирург. Частная клиника под Бонном. Там можно было бы попытаться.
- Я достану деньги.
- Не шути, Миша. - Голос Кислицина предательски дрогнул. - Не нужно так шутить.
- Сказал - достану. Ты меня знаешь.
- Банк, что ли, ломанешь?
- Попроще есть способ. Лежи, поправляйся. И жди. Все будет хорошо. Отправим тебя к немцам!
Степанов пожал неподвижную руку Валентина и быстро вышел из палаты. Оставаться здесь больше не было никаких сил.
Мотор "шестерки" запустился только с пятого раза и, пока не прогрелся, заметно "троил". Переключая передачи, Степанов увидел в зеркальце заднего обзора, как за машиной тянется шлейф сизого дыма.
